В рубрике «Читальный зал» Сиб.фм начинает публикацию глав книги Алексея Кретинина «Новониколаевск — Новосибирск: одна судьба на двоих». Сам автор называл эти истории из жизни города сборником городских анекдотов, в русской литературе этот жанр называли ещё «смехотворными повестями».
Банда «Чёрная кошка», орудовавшая в Москве в первые послевоенные годы, сегодня известна всем благодаря культовому фильму «Место встречи изменить нельзя». Действовавшая в Новониколаевске в
Хотя по жестокости, изощрённости и выдумке новониколаевские бандиты ни в чём не уступали будущей «Чёрной кошке».
Новониколаевским бандитам было проще «работать», чем их последователям — ни Жегловых, ни даже Шараповых в городе с марта 1917 года не было.
После февральской революции под «горячую руку» вместе с жандармерией разогнали и полицию. Новониколаевское сыскное отделение с 1915 года гордилось своими служебными собаками.
В Новосибирске установлен памятник служебной собаке по имени Джек, совершившей вместе с хозяином пять командировок в Чечню
Четыре доберман-пинчера, выдрессированные в опытном Петроградском питомнике Российского «Общества поощрения применения собак к полицейской и сторожевой службам» (единственном на всю империю) — таких не было даже в губернском Томске. Ликвидация полиции ударила и по ним. Настал позор: элитных сыскных собак два месяца пытались продать с торгов, через газетные объявления. Никто не брал — «сыскных» в городе откровенно боялись. В конце концов доберманов просто пристрелили. «Сыскари» — ни собаки, ни люди, — оказались не нужны.
Наступило раздолье для бандитов. Одной из первых шаек, появившихся в городе в это время, стала шайка Ожигина и Лесового.
Вор-рецидивист Ожигин, вместе со своим подельником Лесовым, ожидал в городской тюрьме окончания следствия и суда по делу о вооружённом грабеже. «Февральская революционная» амнистия освободила обоих — тем более что ни довести расследование до конца, ни суд провести оказалось просто некому.
Получив свободу и сразу прочувствовав полную безнаказанность в «смутное время», Ожигин создал, пожалуй, первую ОПГ в городе — «организованную преступную группу», в сегодняшних терминах. В неё подбирались из уголовной среды люди инициативные, по-своему смелые и, главное, — жестокие и безоговорочно подчинявшиеся главарю.
Когда властей в городе одновременно несколько — власти нет. И Ожигин организовал практически беспроигрышную схему «легального грабежа» под видом обысков. Сибирский писатель Борис Попов (современник событий) в своей повести «Кир из „Порт-Артура“» описал свои детские впечатления от разговоров взрослых того времени: «Среди ребят прошёл таинственный слух: где-то в одном из глубоких подвалов сгоревшего купеческого дома живут разбойники. По ночам они, подделываясь то под милицию, то под красногвардейцев, стучат в закрытые на тройные запоры двери самых богатых домов, пугают немедленной национализацией, делают обыски и без всяких актов и протоколов уносят то, что им понравится, к себе в подвал».
«Порт-Артуром» в Новониколаевске неофициально называли кварталы самозастройки на берегу Оби, в районе моста
Куда там «киношному» Фоксу с его фальшивым орденом! Сегодня Ожигин проводил «обыск» от Красной гвардии, завтра — от милиции, с изъятием вещей и ценностей, и всегда аккуратно выписывал повестки со своим автографом. Явитесь, дескать, завтра для дальнейших разбирательств. Граждане послушно приходили и только тогда узнавали, что был не обыск, а грабёж.
Но и крови Ожигин не боялся, лично участвуя «в деле» и с лёгкостью жертвуя очередным «адъютантом».
Посещение им Фёдоровских бань долго обсуждалось горожанами.
Вот что писали газеты: «Около 11 часов вечера в баню Фёдорова явились два субъекта и подали прислуге 500 рублей, чтобы из этих денег заплатить за номер. Когда она вернулась к ним с разменными деньгами, то неизвестные заявили, что десяти рублей не хватает. Для выяснения они направились к хозяйке, которая, согласившись с ними в возможности ошибки, предложила получить недостающую сумму.
Но стоило ей протянуть руку к кассе, как она услышала „Руки вверх! Давай все деньги!“ И увидела в руках одного субъекта револьвер.
Испуганная хозяйка стала умолять злоумышленников, чтобы они не убивали её, а взяли лучше деньги. Субъекты забрали 475 рублей и, наставив револьвер на неё, стали спускаться по лестнице. Услышав крики у кассы, две прислуги нижнего этажа направились наверх. Преступники, недолго думая, нанесли одной из них по голове три раны, второй — одну, и скрылись. Третья прислуга выпрыгнула из окна со второго этажа и переломала себе руку и ногу.
Хозяйка снеслась с милицией, которая тотчас же явилась на место происшествия.
Когда милиционеры шли по Воронцовской улице за Каменку, то на спуске встретили двух бегущих субъектов, которым скомандовали: „Руки вверх!“, и направились к ним. В то самое время, когда милиционеры произвели у субъектов обыск в карманах, последние произвели сверху в головы милиционеров несколько револьверных выстрелов. Милиционеры, обливаясь кровью, упали, а преступники бежали.
Находившийся недалеко от милиционеров начальник Центрального участка бросился бежать в свой участок, чтобы сообщить в Закаменку о случившемся и задержать преступников.
Преступники на Московской улице наткнулись на облаву Закаменского участка, ранив одного милиционера в ноги, пытались скрыться. Но им этого сделать не удалось. Одного из них милиция всё же задержала — того, который направлял револьвер в хозяйку бани Фёдорова. Преступник теперь находится в тюрьме, а один из раненых милиционеров умер».
Ожигин ушёл — как уходил после этого ещё не раз. Он с лёгкостью в случае опасности уводил свою «ОПГ» из города «на гастроли». Барнаул, Томск, Омск познакомились с его «красногвардейцами» и «милиционерами». Везде была та же неразбериха, что в родном Новониколаевске, и «работать» было просто.
Тем более что бороться с бандитами было некому и даже нечем. Начальник гормилиции Новониколаевска в сентябре 1918 года докладывал Городскому народному собранию: «Счастье наше, если удастся у какого-нибудь преступника забрать оружие. Мы сейчас начинаем пользоваться этими «вещественными доказательствами». Милиция, дескать, вооружена в лучшем случае негодными и старыми револьверами. И рассказал потрясающую историю о том, как вызванный по тревоге милиционер шесть раз из старого револьвера стрелял в бешеную собаку, которая в итоге «покинула опасное для неё место». А вот у бандитов с оружием проблем не было. Банк в Каинске (сегодня — Куйбышев) Ожигин взял без «маскарада» — со стрельбой и кровью.
Из города надо было уходить навсегда, и «под занавес» Ожигин придумал большой общегородской «шмон» — одновременное, в течение нескольких часов, ограбление оставшихся в городе зажиточных купцов и банков. После чего банда намеревалась уйти в Маньчжурию.
Первый начальник милиции в советском Новониколаевске был беспартийным и не поддерживал большевиков. Был растрелян
Оставшиеся «сыскари» получили информацию вовремя, но ни сил, ни средств для проведения оперативных мероприятий не существовало. Обратились к единственной в то время власти — военной. В результате «войсковой операции» (как это называется сейчас) Ожигин был тяжело ранен, Лесовой убит наповал.
Но кто же стал бы выражать благодарность «сыскным»! Их и тогда, как и сейчас, никто в городе не любил. Газеты писали: «Шайка обнаружена не милиционерами и не сыскным отделением, а чинами управления коменданта города». Публиковалось благодарственное письмо «семей, спасённых от злодейских рук»: «За эту энергичную помощь, благодаря которой были спасены целые семьи города, от имени этих последних приносится искренняя благодарность поручику Степанищеву, прапорщику Румянцеву и прапорщику Недбай, Берскому летучему отряду и конной милиции, причём в распоряжение комендантского управления передаётся пожертвование в сумме трёх тысяч рублей».
О двух умерших от ран милиционерах никто и не вспомнил.
Тяжелораненый Ожигин был подлечен в тюремной больнице, дождался в декабре 1918 года колчаковского переворота — и, практически здоровый, был расстрелян по указу Верховного правителя о беспощадной борьбе с бандитизмом.
После ареста тяжелораненого Ожигина и убийства при задержании второго бандитского руководителя — Лесового, шайка оказалась обезглавленной, но не уничтоженной. Бандиты решили разделиться на несколько самостоятельных групп и «работать» автономно. Но «под занавес» помочь бывшему главарю и отомстить за него.
Операцию разработал и провел Пименов, отвечавший в банде за «разведку и контрразведку» (он умудрялся получать информацию даже о планах сыскного отделения). 15 ноября 1918 года в полседьмого вечера на квартиру ювелира Завольского явились трое, вооруженные револьверами. Центр города — Ассинкритовская (ныне Чаплыгина), 65. Дом сохранился до сих пор как памятник истории — в нем когда-то была явка Обской группы РСДРП. Все происходило в двух шагах от управления милиции и сыскного, в двух кварталах от тюрьмы, где содержался раненый Ожигин, в нескольких сотнях метров от городской управы (нынешний Краеведческий музей). Пименов приказал выложить на стол драгоценности, однако «цацки» ювелира были только побочной целью дерзкого налета. Гораздо больше «визитеров» интересовал второй квартирант — товарищ (заместитель) прокурора Пересветов.
Прислуга, сообразив, что происходит нечто совсем уж неладное, умудрилась втихаря позвонить по телефону в милицию. Буквально через несколько минут (идти-то было недалеко, сыскное располагалось там же, на Ассинкритовской) явился дежурный наряд «сыскарей» во главе с помощником начальника отделения Александром Ситниковым.
80% Новониколаевской уездногородской милиции в 1921 году имели либо начальное образование, либо никакого
Вбежав в квартиру, Ситников увидел, как неизвестный (это был Пименов) целится из револьвера в товарища прокурора Пересветова. Пересветов закричал: «Вот помощник начальника сыскного!» Пименов обернулся, переложил револьвер из правой руки в левую, а правую протянул для рукопожатия со словами: «Здравствуйте, Ситников!»
«Сыскарь» обалдел. Он был назначен на должность всего несколько дней назад, и даже не все сотрудники отделения успели узнать его в лицо и по фамилии. «Разведка» Пименова работала по высшему классу.
Ошарашенный «сыскарь» всё же выбил револьвер из руки бандита, нагнулся, чтобы его поднять, но Пименов оказался проворнее. Он подхватил выбитое оружие, выхватил второй револьвер и с двух рук начал стрелять в Пересветова и Ситникова. Первая же пуля попала Пересветову в голову (он умер через несколько часов в больнице); Ситникова никто не собирался убивать — его деморализовали выстрелами, сбили с ног, и, убедившись, что «дело сделано», троица удалилась. Два подельника Пименова схватили извозчика и помчались в сторону Тобизеновской улицы (ныне Горького), отстреливаясь на ходу.
Увидев первые же стоящие сани, бандиты бросили извозчика, выкинули кучера из саней и спокойно ушли на свежей лошади от пешей погони в сторону вокзала, унося с собой и «побочный приз» — драгоценности ювелира Завольского. Пименов в одиночку побежал в сторону Александровской улицы (ныне — Серебренниковская).
Впоследствии газеты писали даже с неким уважением: «...Захватил на этой улице стоявшую у кафе лошадь одного офицера, проявил чрезвычайную дерзость, бросившись на ней не в направлении, противоположном преследовавшему его наряда милиции, а прямо на последний, стреляя из своего револьвера. После перестрелки ему удалось скрыться».
Павшую лошадь нашли с четырьмя пулевыми ранениями, седло было залито кровью. Из чего заключили, что бандит тоже ранен (Пименов получил две пули — в плечо и ногу).
Ни у кого не было сомнений, что это не просто «ограбление ювелира», а именно теракт против прокурора.
Наглость, дерзость, единственная жертва налёта (Пересветов), выброшенная за ненадобностью в доме бандитами боевая граната — расчёт был очень простым: в отсутствие прокурора уголовные дела не рассматривались, и сидевший в тюрьме Ожигин получал дополнительный временной «люфт». Да и новый прокурор держал бы в уме судьбу предыдущего. Пименов всё рассчитал верно — слушание уголовных дел было отменено на неопределённый срок, нового прокурора Томск не присылал.
Пименов не мог знать, что через трое суток после этого показательно-дерзкого налёта 18 ноября 1918 года адмирал Александр Колчак будет провозглашён Верховным правителем, поведёт жёсткую борьбу и с политическим, и с уголовным бандитизмом — и подлечившийся в тюрьме Ожигин будет расстрелян в декабре как бандит, безо всякого суда. Но «братки» для своего главаря сделали действительно всё, что могли.
В 1918 году в Новониколаевске действовал эсероменьшевистский совет, созданный ещё в период двоевластия. Милиция занимала нейтральную позицию
После чего прошедшие «школу Ожигина» бандиты рассеялись по Сибири — появились банды Янковского, Пименова, Орлова. Но это были уже другие «чёрные кошки» — каждая со своей историей.
После расстрела Ожигина Пименов со своими людьми ушёл из города. На какое-то время обосновался в Барнауле, где его шайка буквально поставила город «на уши» дерзкими грабежами. Грабили в основном «бывших» — зажиточных граждан «из прошлого». И по своей привычке Пименов опять знал всё — планы операций угрозыска попадали к нему чуть ли не раньше, чем к руководству «уголовки». После получения очередной информации о том, что его банду готовы разгромить, Пименов провёл очередную дерзкую операцию.
Аккуратно «слив» информацию угрозыску о том, где сегодня должен находиться костяк шайки, бандиты организовали свою засаду. И, когда появилась опергруппа угрозыска, их просто расстреляли в упор. Погибли начальник губрозыска Степанов, агент Сергеев, агент Бородин был тяжело ранен.
Из Барнаула Пименов ушёл и в тот раз. Объявился снова в 1921 году — его банда орудовала на территории Каменского и Колыванского уездов. Грабили в основном кооперативы. Пименов не учёл одного — «красные сыскари» очень не любили, когда убивали их товарищей.
Банду рассеяли, а самого Пименова обложили, как волка, на заимке под Каргатом. Сдаться отказался и был убит.
«Ожигинцами» была и банда Набокова (неоднократно судимого за грабежи и разбои, получившего в царское время каторгу). Это была, как бы сейчас сказали, «пехота ОПГ». Разбой в квартирах, кражи на улицах — они не брезговали ничем и не очень-то скрывались. Похоже, от большого ума.
Финалом банды в 1922 году стал вообще дикий случай. Заявившись на квартиру бывшей купчихи и просто расстреляв её, Набоков лично вышел на улицу и стал нанимать извозчиков — двух обычных, трёх ломовых (грузовых). И командовал выносом и погрузкой вещей из залитой кровью квартиры. Извозчики через соседей оповестили милицию.
Угрозыск прибыл, и завязался настоящий бой. Револьверы были и у тех и у этих. Купчихе, конечно, это было уже безразлично.
Но Набокова и двух его подельников застрелили на месте. «Ожигинская» «пехота» была вышиблена.
Оставалось последнее «наследство Ожигина» — шайка Орлова. Он остался в городе и сделал своей специализацией грабежи. Грабежи наглые и изобретательные. Врывались в дом, хозяев заталкивали в подпол, заваливали люк чем-то тяжёлым, выносили и вывозили всё, что душе заблагорассудится.
В ноябре 1922 года «орловцы» установили рекорд — 30 грабежей за месяц.
В Новониколаевске вещи было сбыть просто невозможно, и «орловцы» организовали «литерный» в Барнаул — наняли кучеров с санями, погрузили вещи. Груз взяла одна бригада «уголовки», к Орлову пришла вторая.
Началась стрельба — для трёх бандитов (в том числе и содержательницы воровской квартиры) этот день оказался последним. Орлов был задержан несколько позднее и расстрелян по приговору ревтрибунала.
Остатки «первой ОПГ города» были ликвидированы в начале
Подпишитесь на нас в Telegram
