23 октября в поселок Ложок потянулись верующие со всей Новосибирской области, чтобы «совершить память» двух сибирских священников, расстрелянных в сталинские времена и канонизированных в XXI веке. Литургию в поселковом храме и разговоры паломников слушал корреспондент Сиб.фм.
В поселке Ложок на протяжении 27 лет, с 1929-го по 1956 год, находился штрафной отдельный лагерный пункт (ОЛП) Сиблага. В лагере одновременно содержали до четырех тысяч человек.
Каждый месяц до 20% заключенных умирали от холода, переутомления и болезней, но на их место приходили всё новые и новые. Заключенные занимались производством извести, щебня и камня, строили дома на улицах Богдана Хмельницкого и Александра Невского в Новосибирске. Все работы выполнялись вручную, из инструментов зэкам доверяли только кайло, кирки и кувалды.
По воспоминаниям уголовника Анатолия Литвинкина, «бурили камень: 1600 ударов по буру – пройден один метр. Пять метров – норма в день. Бригада состояла из двух человек, необходимо было пройти десять метров».
Грязь в Ложке белёсая, как цемент: много известняков. У ступеней храма прихожане крестятся и чистят обувь, как могут, но в итоге на службе почти все стоят с грязными ботинками.
В храме, который находится в пяти минутах ходьбы от места, где располагался лагерь, пахнет советской столовой. Раньше в этом помещении был магазин, рассказывает матушка Варвара.
Сиблаг (ранее назывался СибУЛОН) – одно из 38 крупных подразделений ГУЛАГа
─ Священномученики Николай и Иннокентий погибли в лагере, который здесь был, их причислили к лику святых, иконы им большие нарисовали, красивые такие, — говорит матушка Варвара.
Она не знает, что священники Николай Ермолов и Иннокентий Кикин, которые служили в храмах в Ордынском районе и в 2002 году были причислены к лику святых, как великомученики, никогда не были заключенными Искитимского ОЛП. Их арестовали по обвинению в контрреволюционной деятельности летом 1937 года и 26 октября расстреляли в новосибирской тюрьме.
После войны привезли пленных: немцев, итальянцев, англичан
Паломники считают, что в ложковский лагерь ссылали «церковников» — верующих и священнослужителей.
Судя по воспоминаниям, это не совсем так. Анатолий Литвинкин утверждает, что было много и военнопленных, и «контриков» — по 58-й статье:
- Церковнослужителей не встречал. Убивали раньше... Уголовники избивали «контриков» (политических) и грабили. За что теперь мне очень стыдно.
Условия содержания заключённых в Ложке были хуже колымских, зэки здесь умирали в 1,5 раза чаще
Именно здесь отбывала срок Анна Ларина-Бухарина, жена большевика Николая Бухарина, обвинённого в создании «право-троцкистского блока» и расстрелянного в 1938-м. Ей было 23, когда её арестовали. В общей сложности на каторге и спецпоселении в Ложке она пробыла 14 лет, до этого – ещё пять лет в различных тюрьмах и лагерях. Сына, которого у неё отобрали годовалым, она увидела уже 19-летним.
Праздничная утренняя литургия длится долго, больше полутора часов. В ней участвуют священники со всей Новосибирской области, и маленький храм не может вместить всех верующих. На улице холодно, потому многие стремятся зайти ненадолго хотя бы в коридор, где стоит иконная лавка и стол.
За столом голосистая женщина продает «кирпичики» (открытки) на завершение строительства храма около источника.
─ Скоро храм-то построят? – спрашивает продавщицу «кирпичей» скептично настроенная паломница.
─ Ой, если такими темпами, как сейчас, мы его быстро, быстро построим, – бойко отвечает продавщица и постукивает пачкой открыток, чтобы сделать стопку аккуратной.
─ Все кирпичики приобрели, все? – обращается она к толпе.
Кто-то протягивает ей 100 рублей — через спины других, как плату за проезд, — и называет имя.
«Кирпичики» именные – на каждом будет написано «за здравие такого-то» или «за упокой». Стоят 100 рублей штука, по цене одного кирпича.
По такому же принципу когда-то в Новосибирске строили Дом Ленина. Тоже своего рода храм был.
Запах ладана перекрывает остальные, в храме становится сразу тепло и уютно. Наконец служба заканчивается, верующие прижимаются к стенкам длинного храма-магазина, пропуская вперед священнослужителей, и все выходят на улицу.
Паломники и священники набиваются в автобусы, впереди следует машина ГИБДД и минигрузовик KIA с передвижной маленькой колокольней.
Верующие держат иконки на груди. Внезапно строгая монахиня в белом платке с красным крестом запевает псалом, и автобус подхватывает. Мы движемся медленно по ложковскому бездорожью, в окнах мелькают опустевшие огороды, грядки с несобранной ещё капустой, в автобусе поют «Матерь Богородица, спаси нас!»
Отбывших срок, как правило, не освобождали, а делали вольнонаемниками: отбирали паспорт и оставляли жить и работать в Ложке
На опушке берёзового леса автомобильная процессия останавливается, все выходят и строятся в Крестный ход: впереди – высшие священные чины, следом – помладше, с хоругвями и большими крестами, затем – псаломщики, а за их спинами уже – матушки, монашенки, прихожане и все остальные.
На протяжении двух километров пешего пути псаломщики тянут нараспев: «Священномученники Николай и Иннокентий, молите Бога о нас!» Псаломщики поют хорошо, им фальшиво вторят верующие.
В толпе идут старики с клюками, мамаши с колясками и детьми постарше — те рвутся в лес побегать. Паломники несут иконы и церковную прессу, в которой на этот раз опубликованы жития новых святых. Школьники, прибывшие на Крестный ход организованной группой, болтают о своем.
- Молчать! Молиться! – одергивает их провожатый в одеянии священника.
Толпа поднимается на небольшой пригорок, откуда открывается вид на Святой ключ и недостроенный кирпичный храм рядом с ним. Священники выстраиваются у ключа, а верующие заполоняют собой всю площадку рядом с ручьем.
Здесь происходит короткая служба, после чего люди, несмотря на промозглый осенний холод, раздеваются и лезут в воду. Кто – прямо на улице, кто – в обустроенной купальне, в которой не теплее, но хотя бы нет ветра.
Те, кто побывал в ручье, кряхтят «благодать!», а те, кто не решился, им не верят, но завидуют.
Источник в Ложке считается святым. Паломничества сюда совершают даже иностранцы, а местные берут воду каждый день. Отец Игорь сокрушается: приходящие часто бросают здесь мусор и пластиковые бутылки, въезжают на машинах к источнику, являются нетрезвыми.
На пригорке – очередь за кашей и чаем. Служащие храма обсуждают прелести социальных сетей:
─ Я недавно зарегистрировался «Вконтакте», очень удобно, всякие приложения там есть!
─ Да, хороший инструмент, можно общаться с верующими. Но в приложениях есть игры, это грех, я использую только «Православный календарь».
─ Да, – спохватывается собеседник – я тоже только «Православный календарь». Ты погляди, какие кресты интересные, – меняет он неожиданно тему, – разборные.
Воду из источника Томский Институт курортологии и физиотерапии рекомендовал как годную к ежедневному употреблению
Очередь за кашей между тем двигается потихоньку, и вот нам становится видна полевая кухня. Старик в смешной панаме вздыхает:
─ Ох, какая старенькая, ох, какая ржавенькая!
─ Я?! Это я старенькая-ржавенькая? – с воплем поворачивается пожилая женщина впереди.
─ Ой-ой-ой, нет! – он искренне пугается, – кухня. Кухня старая. А вы — молодая.
Женщина успокаивается и получает свою тарелку с кашей. Старика в панамке несколько раз отпихивают те, кто помоложе и понаглее.
─ А супчика нет? – спрашивает он у тетки в переднике, которая раскладывает солдатским половником кашу с мясом.
─ Супа нет. Ишь ты, оголодал, бедняга! Только каша и чай.
Поев, старик идет по тропике в сторону Ложков, к улице Центральной, где стоит храм.
Прихожан в Ложке немного, в основном, тоже старики, но многие ездят из Искитима – батюшка Игорь Затолокин добрый, исповедует, причащает и даже разрешает сидеть во время службы.
Святость источника отец Игорь объясняет по-своему, но доступно и просто:
- Это нематериальный памятник всем безвинно пострадавшим. Эта вода освящена мучениями людей в страшном каторжном лагере.
Подпишитесь на нас в Telegram
