Первые публичные дома в Новониколаевске возникали стихийно, да и цены на услуги не регламентировались ничем: сеанс любви стоил от нескольких копеек до пяти рублей в зависимости от уровня исполнения. Научный сотрудник Музея Новосибирска Константин Голодяев погрузился в историю пикантного вопроса, итогом изучения которого стал исторический фельетон в двух частях.

Часть 1. Царская

Намедни меня спросили, а была ли в Ново-Николаевске проституция. Чудак-человек, на хуторе живёт что ли? Ну, а куда ж она, родимая, денется! Она же ВЕЧНА! Поэтому начал бы я, пожалуй, c XVIII века, как русские приехали. Именно тогда, в 1759 году, на территории будущей Новосибирской области рассматривалось первое известное нам дело о блуде.

В судную контору Умревинского острога поступил извет на блудное воровство (сексуальные отношения вне брака). Ну, вроде бы измена да измена, дело житейское. Но в XVIII веке это было делом государственным. Их разбирали очень серьёзно. Блуднице формально грозила смертная казнь, хотя в 1744-м императрица Елизавета Петровна собственноручно повелела о приостановке экзекуций колодникам, т.е. неисполнении приговоров о смертной казни.

«В допросе своём она (блудница – К. Г.) сказала, что де напред сего прошлого 757 году она, Чивозерова, блудным своим воровством совокупилась Умревинского острога с разначинцом Иваном Васильевым сыном Чахловым добропорядочно. С которым она, Чивозерова, блудным своим воровством прижила младенца, коим она разрешилась сего 759 году прошедшаго апреля месяца. А которого числа, того не упомню коей у меня находился в живе только один час тогда вскоре и умре не молитвен не крещён. А с помянутым Чахловым она, Чивозерова и поныне еще по-прежнему ж в блудном де воровстве находится».

Какая резолюция была определена по данному допросу, неизвестно, но, вероятно, что и вечная ссылка.

Далее о делах амурных в Сибири упомянул наш великий гуманист Антон Павлович Чехов, выступавший за спасение проституток. В долгом пути на Сахалин проезжал он через Каинск, Колывань, Томск. Не понравились ему сибирские девушки, не «жрицы любви» они вовсе – вот то ли дело японские. Обидел Антон Павлович сибирячек, написал, что женщины у нас «на ощупь жёсткие» и книг не читающие, да и Томск в придачу обругал, ну мы и запомнили – поставили потерявшемуся писателю памятник и написали: «Антон Павлович в Томске глазами пьяного мужика, лежащего в канаве и не читавшего «Каштанку».

Вот, например, трактир с биллиардом и кабинетами дорогого пивного Крюгера нашего, Роберта Ивановича.

Потом постоялые дворы и гостиницы. Здесь уж, как говорится, – сам бог велел. Нет, сам-то я ни-ни. Ну, разве что кухарке помочь дрова порубить или ключнице постель застелить...

Увеселительная история сформировалась у гостиницы «Метрополь», здание которой ещё 20 лет назад стояло в начале улицы Гудимовской (ныне Коммунистической). Часто её путают с фешенебельным отелем «Метрополитэнъ», что и сейчас находится на Дворцовой (ныне Революции), но это две большие разницы. Городская мифология приписывает «Метрополю» не только славу «весёлого дома», но и таинственный подземный ход под улицей в соседний двор, дабы сановитым клиентам было сподручнее проникать в райский уголок незамеченными.

А вот «Метрополитэнъ» вошёл в историю города другим случаем. В 1918 году в этой гостинице снимала номер супруга руководителя белого движения в Сибири Гришина-Алмазова – Мария Александровна (в девичестве Захарова). Красавица неимоверная. Но женщина была безупречная, в прошлом популярная актриса... Она ещё потом в одном поезде на Восток ехала с последней подругой Колчака, Анной Васильевной Тимирёвой, тоже художницей. И тоже от расстрела красными спаслась.

Нет, она тоже ни-ни, но так получилось, что сам Алексей Николаевич Гришин-Алмазов в тот вечер были в Томске, а в номер к его супруге заглянули... не один, а сразу несколько мужчин. Непозволительное количество, да ещё и военных. А ведь в городе красные, ничего нельзя! Что же скажут соседи!

Вот и не верь потом, что женщины правят миром. Я-то и до сих пор не верю, но вот после этого, так сказать, совещания эти вот мужчины пошли во Дворец труда, где своё совещание проводили большевики и свергли-таки в городе советскую власть. В этот день в Сибири началась Гражданская война.

Но вернёмся в начало XX века. Также легендарный след оставили публичные дома по улице Инской. Например, домашний притон Елизаветы Абрамовны Левиной. У неё в усадьбе было несколько домов и два ватерклозета (деревянный и каменный). Находящаяся сегодня на его месте гостиница «Набережная», наверное, могла бы удивиться количеству постояльцев мадам Левиной. Упоминаются в полицейских документах по Инской и такие достопочтимые фамилии, как Урбах, Эдельман, Терентьевы, чей дом ныне является памятником архитектуры.

Первые притоны возникали хаотично, без какого-либо участия городских властей. Но с легализацией занятия качество услуг хоть и ненамного, но улучшилось. Девиц поставили на учёт, завели смотровые книжки. Вот, например, жёлтая книжка, найденная в доме содержательницы интегрального музея-квартиры мадам Близнюк. Наша настоящая сибирская «жрица» Матрона Малькова. И совсем не «жёсткая». В книжке правила поведения прописаны, есть еженедельные подписи врача.

Регламентирован был и порядок публичных домов. Заведению запрещалось иметь вывеску (а вот интересно, что бы они там повесили), оно должно было находиться на «достаточно большом» расстоянии от церквей, школ, училищ. Окна обязательно завешивались занавесками, а вечером закрывались ставнями или плотным шторами. Дело интимное, но я бы ещё тройной стеклопакет потребовал – на улице дети гуляют. Внутри дома запрещалось иметь портреты царственных особ, но разрешалось играть на пианино. Минимальный возраст занятий проституцией был повышен до 21 года, регламентируется посещение бани, и, заметьте, дамочки, запрещается использование косметики! Но в достатке было всевозможных резиновых изделий с «резервуарами», «шпорами», твёрдых, надувных и прочих.

Выстроилась даже иерархия и заведений, и жриц: высшая (аристократическая) у нас по понятным причинам практически отсутствовала, а вот мещанская и панельная процветали.

Соответственно, варьировалась и плата за «любовь». В провинциальных борделях среднего класса обслуживание стоило до рубля за сеанс и до 5 рублей с полноценным выездом на дом, а в притонах цена сводилась к уровню 20–50 копеек, причём часто это был конвейер.

Но молодых генералов в Ново-Николаевске до определённого момента не было, поэтому их зарплата пропадала зря. Ну, а купить тогда за рубль (один сеанс) можно было кило с четвертью осетрины (это рыба такая), или 36 яиц, или 33 килограмма картошки, или 5 килограммов пшеничной муки. Но, конечно, цифры эти достаточно условны, поскольку от времени и региона значительно плавали.

Всё вроде приходило в цивилизованный вид, но тут случился обвал рынка – самая скандальная дореволюционная история новониколаевской проституции, которая была связана с городским полицмейстером Бернгардом Петровичем Висманом. Вместо семи официально разрешённых домов терпимости он «допустил» существование ста тринадцати, содержатели которых платили полиции мзду от 5 до 300 рублей в месяц, и бонусом поставляли девиц в трактир Чиндорина в саду «Альгамбра», совладельцем которого был сам Висман. Нынче на месте этого весёлого трактира детский сад. «Алёнушка» называется. Красиво.

В 1910 году полицмейстера отправили в отставку, более трёх лет шло следствие, а в апреле 1914-го в городе состоялось выездное заседание Омской судебной палаты. Б. П. Висмана и семерых его сослуживцев обвинили в вымогательстве, изнасиловании, незаконных штрафах, взяточничестве и прочих безобразиях и приговорили к восьми месяцам арестантских рот каждого. На трудовые работы то бишь.

Но с уходом Висмана положение в отрасли лучше не стало. Томская газета «Сибирская правда» возопила: «...в настоящее время под надзором состоят не больше 40–50 проституток – обитательниц оставшихся не закрытыми публичных домов; остальная же чуть не в десять раз большая часть, вышедшая из закрытых, незаконно существовавших при полицмейстере Висмане публичных домов, теперь ушла из-под надзора и распространяет венерическую заразу совершенно беспрепятственно».

Самым образцовым и элитным в дореволюционным Ново-Николаевске слыл публичный дом в меблированных комнатах на улице Тобизеновской (ныне Горького). В 1917 году по всей стране принимают решения о закрытии домов терпимости. Позже в «весёлом доме» на Тобизеновской размещается прокуратура. Сегодня на этом месте установлен памятник сибирским городам с соболями, которые символично высунули длинные язычки и подняли хвосты. Соболей уж который год хотят оторвать от их публичного места, вывезти куда-нибудь в глушь, но... не тут-то было.

Фото с сайтов kolyan.net и Новосибирск в фотозагадках

Продолжение следует...