30.09.2021 07:50

«Ребёнка нету, ребёнок уже в морге»: исповедь матери, потерявшей дочку в детской онкологии Краснообска не из-за рака

Фотографии предоставлены Умидой Абдуллаевой

Умида Абдуллаева уверена, что её девятилетняя онкобольная дочь умерла из-за инфекции в краснообской больнице под Новосибирском.

15 сентября в Новосибирске умерла девятилетняя Эвелина Гурьянова. Девочка была пациенткой онкогематологического отделения в Краснообске. У ребёнка был рак, в октябре она должна была ехать на операцию в Москву. Её мама Умида Абдуллаева уверена, что всё дело в инфекции, которую ребёнок подхватил в краснообской больнице. Ещё через несколько дней погиб мальчик, лечившийся в этой же больнице – у него были похожие симптомы. Руководитель объединения онкобольных детей «Самое Светлое Самое Родное» Анна Титова считает, что за последний год четыре ребёнка из краснообской больницы умерли от инфекции, ещё четверо детей находятся в крайне тяжёлом состоянии – их пытаются спасти в больницах Новосибирска и Москвы. Журналист Сиб.фм поговорила с мамой девятилетней Эвелины Умидой Абдуллаевой и узнала, почему женщина намерена добиваться уголовного наказания для врачей.

«Каждый раз, когда я начинаю об этом рассказывать, это вспоминать, меня это разрушает. Я рассыпаюсь по кусочкам и собираюсь заново только из-за моих детей. Только из-за детей я ничего с собой не сделала и продолжаю вставать по утрам.

Страшная болезнь

28 июля я обнаружила ребёнка в непонятном состоянии. Температура, недомогание, живот опух. Она как раз отдыхала у бабушки на Алтае. Я бросила всё и поехала туда за ней. Пока я ехала, уже время шесть часов, и дочь попала в реанимацию. Оказалось, что у неё злокачественная опухоль в печени — гепатобластома. Я сразу взяла себя в руки и приготовилась к борьбе за ребёнка. Так как я в Новосибирске живу, я взяла её, написала отказ и на своём автомобиле повезла в город.

Пока ехала, я звонила участковым, знакомым. Из одной больницы в другую, потом я её так и не видела. Прооперировали очень рано. Больше недели ребёнок был один. Я каждый день к ней ездила, считала дни. Оперировали нас в областной больнице, а для дальнейшего лечения направили в профилактический центр в Краснообск для онкобольных детей.

Туда к ней приехал её отец, недельку папа полежал, после этого я там легла. И мы так с отцом чередовались. У нас же ещё двое деток, как раз их готовить нужно было к первому сентября. Плюс мы оба военнослужащие, приходилось отпрашиваться. Но всё равно вдвоём было легче, хотя мне хотелось ежеминутно возле Эвелины находиться.

Всё было хорошо, мы по плану шли, и опухоль с каждым днём уменьшалась. Я каждый день спрашивала у медиков как у нас дела, я же не медик и не разбираюсь в этом. Для нас вообще вся эта ситуация – как с неба что-то упало на голову и непонятно ничего.

Мы лежали в Краснообске, но нас должны были ещё оперировать, в Москве. Выбрали клинику Рогачёва, там нам прописали процедуры и назначили день операции, 1 октября.

Мы и деньги собрали, и нянечку нашли, чтобы дети одни не остались на время поездки в Москву. Всё нормально, всё хорошо.

Война за право остаться в больнице

И вот наш лечащий врач отправляет нас на очередное обследование в больницу на Красный проспект. Скорая была в отпуске, поэтому мне предложили на своей машине отвезти. А пока поехать домой на пару дней.

Какое домой? Мне пришлось решать через заведующего, через главного врача, но я домой не поехала с ребёнком. Иммунная система слабая, дочь могла подхватить инфекцию. Знала бы я, что она эту инфекцию в больнице подхватит... А тогда я так испугалась. Нас выписывают, а я стою, кричу, что никуда не уйду, мы будем в коридоре вот тут прям ночевать. Да, на меня смотрели как на ненормальную, что меня домой выписывают, а я не хочу. Но понимаете, ребёнок важнее дома, важнее комфорта.

Первый блок успешно прошли, второй блок – нас снова отправляют на обследование, впереди у нас поездка в Москву. И опять перед очередной поездкой в больнице отправляют домой. Но я же вижу по состоянию ребёнка, что она лежачая, она не может вообще ничего. Говорю лечащему врачу: «Иван Борисович, что-то не так». Но он настаивал, чтобы домой поехали. Я уже не стала ни с кем ругаться, и так все говорили, что это я истеричка, что мамашки всегда нагоняют панику почём зря и мешают лечить нормально...

У нас понос, рвота, а меня уверяют, что всё под контролем. Поехали домой, ещё в машине ей стало плохо. Я вызываю скорую, там нам говорят, что нам надо ехать в больницу в Краснообск, я умоляю отвезти меня на Красный проспект. Только утром, всех обзвонив, я добилась своего, и мы поехали в новосибирскую больницу. А там нам звонит Иван Борисович: «Что у вас случилось»? Объясняю, что нам стало плохо. «Вас сейчас реанимационная бригада привезёт сюда и отсюда вы поедете домой». Начал кричать, что из-за нас его могут уволить.

В итоге мы снова поехали в Краснообск. Врач нас домой отправлял, я стояла на своём... Наш лечащий врач ушёл домой, пришёл дежурный врач – все говорили, он неопытный, молодой. А на самом деле этот молодой врач сказал, что у нас идёт инфекция. Иван Борисович, как оказалось, это знал, но молчал. Не знаю почему, ещё так насильно отправлял домой – избавиться от нас хотел?

Четыре адских дня в реанимации

В итоге мы попадаем в реанимацию. Первый день она ещё кушала, разговаривала, бывало даже спорила со мной – я получала от этих споров удовольствие, потому что ребёнок активный.

На второй день ей стало тяжело дышать, я чувствовала, что теряю ребёнка. Ей три-четыре раза только меняли антибиотики как будто подбирали, как подопытному кролику. Я думала, что врачи помогают. Что мы в реанимации, не где-то там в домашних условиях. Я была вполне спокойна, что доктор нам поможет.

Но на третий день... Ребёнок под себя писает и какает, вот такое состояние. Ей всё хуже и хуже, живот растёт, ножки опухают. Я умоляла их... Но бесполезно. На моих глазах с соседней палаты девочку в областную больницу увезли, хотя ей было лучше, а мою дочку оставили тут.

Четвёртый день я уже всё, я сама не могу есть. Дочка начала с кем-то разговаривать, с неба на неё падают какие-то мармеладки, белки на окне, роботы ходят, какой-то маленький мальчик с ней разговаривает. Это было очень страшно наблюдать. Я как мать четыре дня наблюдала, как ей хуже и хуже, врагу не пожелаешь.

Ночью вызвали санитарную авиацию. Приехал главный реаниматолог с областной больницы. Я его так хорошо запомнила, потому что я за ним бегала, я его умоляла забрать моего ребёнка. Ребёнку очищать нужно кровь было. По анализам, я уже погуглила все анализы её, смотрю – у ребёнка сепсис в крови... Но он не забрал, якобы показаний нет.

На следующий день я звонила всем, кому можно, уже даже не знаю куда, просто всем. Министерство здравоохранения, я эту женщину в глаза не видела, но говорила с ней... После этого нас забрали в областную больницу. Пока нас забрали, ребёнок был уже совсем плохим. А когда мы приехали, нас встретил опять тот врач с санитарной авиации, Тимофей Борисович. Он заявил про упущенное время. Какое упущенное время, если я только вчера умоляла, когда её ещё можно было спасти? Да, я понимаю, у неё очень сложное заболевание, но ведь можно было что-то сделать.

Областная больница

В областной больнице мы оказались 14 сентября. Дочь положили в реанимацию, подключили почки. Но кровь уже не чистилась из-за инфекции в организме, сепсиса. Мне опять стали говорить о том, что это всё из-за упущенного времени. Представляете? Но время уже было упущено. Кровь не могли очистить — по всему организму была инфекция, сепсис. И кома.

Я всё это рассказываю, мне так тяжело... Когда мы приехали в областную, у меня забрали ребёнка и всё, я её больше не видела. Можно было звонить только утром и вечером. Но я... но я не могла. Думаю, каждая мама меня поймёт. Я звонила каждый час, приходила туда, меня выгоняли, я умоляла, чтобы пустили...

Я-то себя успокаивала – если что-то с ребёнком не так, они бы меня пустили к ней. Хотя бы дали шанс попрощаться. И вот 15 сентября в три часа дня они меня пустили к ребёнку. А я тогда всё, я умерла в этот момент. Я зашла, она у меня лежала, были подключены аппараты. Она еле дышала, ручки были горячие, а ножки были холодные, опухли. Знаете, страшно смотреть. Я врачей умоляла, сделайте что-нибудь, пожалуйста... Меня домой отправили.

Я приехала домой довольная: ура, я же увидела свою дочечку. Вы знаете, она, когда я её коснулась, у нас какой-то контакт произошёл. Я же её мать. Может, сказать хотела: «Наконец-то ты пришла», я почувствовала, что она меня сильно ждала.

Ребёнок умер в 18:20

В 18:20 мне вдруг дышать тяжело стало. Я думаю: позвоню, спрошу, вдруг скажут, что она уже из комы вышла. Я набрала, на меня накричали, сказали, что пока со мной говорят, эти минуты, секунды, я отнимаю их от ребёнка, что вместо разговора со мной, они бы могли дочку мою спасать. И всё, я положила трубку и не дала никому больше звонить.

Дождались десяти часов. Я слышу, муж разговаривает. Доносится из трубки: «Сядьте». Вот они с бабушкой сели, и головой кивают, кивают. Положили трубку, молчат. Мне ничего не хотят говорить. Я начинаю кричать.

Муж: «Не получилось у неё». Я не верю, звоню опять в больницу. Берет Тимофей Борисович, это тот же, с санитарной авиации. Говорит: «Не смогли спасти». Выяснилось, что ребёнок умер в 18:20, когда я им звонила. Когда я уже после десяти часов попросила её увидеть, мне ответили – прошло больше двух часов, поздно звоните, ребёнка нету, ребёнок уже в морге.

У меня ещё двое детей, только ради них пытаюсь жить, только они меня спасают. Эвелину вместе с ними хоронили, старшей 13 лет, она очень переживает. Каждый день Эвелину во сне видит.

Я тоже хочу заснуть, чтобы хоть разочек её во сне увидеть, но... Я поражаюсь врачами, которые берутся за детей, что дети умирают не от того. Да, у нас была онкология, но мы бы вылечились, мы через месяц должны были в Москву лететь. Дочка умерла не от онкологии, а от инфекции. И я буду бороться, я буду идти до конца, чтобы виновные в смерти моей дочери были наказаны.

Моя дочка так мучилась. У меня есть последние видео, где у неё уже галлюцинации. Это ужасно, самые последние минуты, самые страшные. Я не могу смотреть эти видео, хоть эта самая последняя память о дочери».

Как ранее писал Сиб.фм, 28 сентября Прокуратура Новосибирской области начала проверку детского онкогематологического отделения при Новосибирской клинической центральной районной больнице в посёлке Краснообск.

В пресс-службе областного Минздрава заявили, что тоже организовали внеплановую проверку медучреждения в связи с обращением одного из родителей пациентов.