В четверг, 14 октября, в Новосибирске простились с 35-летней Екатериной Тарасовой, погибшей в ДТП с участием телеведущей Ксении Собчак. В траурном зале — только родственники и друзья, ни одного журналиста. Друзья погибшей специально вбрасывали фейковую информацию в СМИ о месте и дате похорон, чтобы на церемонию не попали чужие.

Почему семья Екатерины считает виновника ДТП достойным человеком, как друзья помогают родным погибшей справиться с информационным адом и зачем они скрывают место, где похоронена Екатерина — в материале криминального журналиста Сиб.фм.

В конце августа 2021 года в этой семье произошло горе — умерла бабушка шестилетней Милы (имя изменено. — Прим. ред), бывшая свекровь Екатерины Тарасовой. Антон и Катя развелись несколько лет назад, но смогли остаться не то что друзьями, настоящей семьёй. Катя искренне поддерживала бывшего мужа в этой утрате и также сильно радовалась за него, когда 1 сентября новая избранница Антона подарила ему ещё одну дочь.

В октябре Екатерина поехала в Сочи вести тренинг для девушек, связанный с йогой, принятием себя и саморазвитием. В школе у Милы как раз начались каникулы, и девочку отвезли погостить к бабушке в Новосибирск.

Рано утром 10 октября Антону позвонил следователь, спокойным ровным голосом он сообщил, что 9 октября на трассе в сторону Адлера автомобиль Mercedes Maybach столкнулся с седаном Volkswagen, в котором ехала его бывшая жена. Антон несколько раз переспросил, в какую больницу ему ехать, куда. А потом осознал, о чём ему пытается сказать сотрудник — Екатерины больше нет. И теперь именно ему нужно будет сообщить об этом её семье.

«Мама очень стойкая, при моей дочке, при нашей дочке, она не показала даже вида, фактически, она сохранила стойкость, — рассказывает Антон. — Мама... Не передать словами, что она чувствует. Мне это не передать. Я очень хочу, чтобы мама сохранила эту стойкость. Потому что она нам нужна сейчас больше всех».

Хоронить девушку решили в Новосибирске, где живёт её мама. Всё равно для девочки кусок могильной плиты не станет частичкой мамы, даже наоборот — Антон пытается сделать всё, чтобы Мила запомнила Катерину живой. Эта могила больше нужна взрослым, но больше всех — Катиной маме, постаревшей за эти несколько дней лет на десять.

Антон забрал Милу домой в Москву. Объясняет, что уже устал говорить одни и те же прописные истины, мол, почему в стране люди настолько примитивные и недалёкие, что им приходится объяснять элементарные вещи — например, что ребёнок, оставшийся без матери, должен жить с отцом. Никакие самые любящие бабушки и дедушки не заменят ему родителей. У Милы с Антоном всегда были тёплые отношения, к тому же девочка в восторге от новорождённой сестрёнки — статус старшей сестры девочке определённо понравился. Но при этом Антон понимает, что мать Кате никто заменить не сможет.

Смерть человека — это всегда горе для близких. Все переживают его по-разному — одни замыкаются в себе, другие выговариваются знакомым и незнакомым людям, третьи уходят в религию или переключается на хобби или работу. Этап принятия смерти всегда тяжёл, это внутренний путь, который человек должен пройти сам.

Виктория (имя изменено по просьбе героини. — Прим. ред.) считает, что у Тарасовых украли эту возможность.

Мы встречаемся с Викторией в кафе за день до похорон Екатерины. Девушка утверждает, что она единственная настоящая подруга Кати, согласившаяся поговорить с журналистами. Остальные или вовсе её не знали, или видели пару раз, а теперь раздают интервью с журналистами. Чуть позже это подтвердит Антон, назвав девушек, ходивших на интервью к Малахову, дешёвыми актрисами.

Вика ещё до встречи заявила, что у беседы будут очень узкие рамки — никаких рассказов и воспоминаний о Кате, ничего, что бы касалось её дочери или семьи. То, какой была Тарасова, — это личное, и оно должно остаться глубоко внутри её близких. И журналисты сейчас пытаются вытащить всё это на стол, перемешать и «заставить своих читателей сожрать эти помои».

«Вы хотя бы единственная, кто написал со своей страницы, я хочу через вас попытаться донести просто одну мысль — люди должны понять, что те комментарии, которые они пишут, тот бред, что они собирают... Всё это читает семья, — объяснила девушка. — Людям и так тяжело, они потеряли близкого.

Раньше я же тоже, да как и все, читала вот эти новости, и ой, как интересно. А дай-ка я ещё посмотрю её страницу, а вот страница мужа, а напишу-ка я комментарии, что об этом обо всём я думаю. И Собчак тупая, пусть горит в аду, да и погибшая какая-то не такая, нос картошкой, поёт дерьмово... И пошли-пошли. Тут журналисты звонят, там хейтеры комментарии пишут и долбятся в личку. Если ад существует — то он выглядит так.

Но это ещё не самое странное. Некоторые Катины подружки умудрились подхватить звёздную болезнь. И выглядело это так — куча скорбящих постов в Instagram, комментарии в стиле «я знала Катю лично» или «не врите, машина ехала не справа, а слева — я лично читала материалы дела под каждой новостью об этом».

Почти сразу Вика поняла, что эти дамы таким образом просто требуют внимания к своей персоне — им писали как журналисты, так и простые люди, кто-то выражал соболезнования, кто требовал подробностей, а кто-то просто цеплялся к постам или фотографиям.

«Находились и те, кто звали на свидания или сразу признавались в любви до первой машины с Собчак по встречке, — злобно иронизирует девушка. — Мне кажется, я могу так говорить, потому что вот вы не поверите — никакая эта не шутка. Это просто трагедия в кубе — мы потеряли Катю, мы потеряли и этих девочек. Это... Я правду вам говорю, они как наркоманки стали, ещё хуже. Зациклились на этом внимании. А ведь это малая кроха, просто осколочек небольшой от разбитого зеркала. А теперь представьте, что при этом чувствовал Антон, а я знаю, он и комментарии читал. Видел, пытался закрыть, но... читал. А брат Катюши? А о матери Катиной кто-то вообще думал? Из тех людей, что писали всё это дерьмо, из тех, кто пытался поймать этот хайп на крови? И вот тогда я поняла — Катюши нет, её не вернуть. Как бы нам не хотелось, но это так. Но семья её жива, и вот её семью — её надо спасать».

«У нас случилось горе, была задействована громкая фамилия, — объясняет Антон. — И на нас обрушился огромный шквал жёлтой прессы. Абсолютное враньё. Все эти комментарии, которые даются в жёлтой прессе — мы этих людей даже не знаем. Но ладно, когда просто рандомные люди с улиц стоят и бред на камеру собирают. Представляете, как я себя чувствую, когда выдумки актрис, участвующих в телевизионных передачах, записаны рядом с моими словами?»

Антона уже успели сделать и наркоманом, и алкоголиком, саму Катю — объявить инфоцыганкой и мошенницей, на этом фоне меркли даже изначально бредовые идеи посадить за это ДТП саму Собчак. Но ведь нашлись и те, кто верил в эти выдумки.

«Представляете, там уже некая скандально известная юристка на весь Instagram верещала, почему Милу отдали отцу, который никогда не участвовал в жизни дочки, другая мадам вообще всем журналистам давала интервью, как она девочку хочет к себе забрать, — продолжает Виктория. — Но самый шик, это заявление о том, что Милу сейчас должна Собчак к себе забрать и воспитывать вместе со своим сыном Платоном. Люди, ау? Вы там совсем с ума посходили? Вот что они творят? Берут и лезут в чужую жизнь. У людей горе! А людям в личку пишут — отдайте свою дочку Собчак. Вот вы как думаете, вы бы, почитав такое, остались бы в стороне или попытались вытащить семью от этих уродов моральных? Если второе, то вы дерьмо, и как человек, а особенно — как друг».

Катя фактически жила на два города — Новосибирск и Подмосковье. Но оказалось, что в современных реалиях установить круг близких друзей несложно. Ещё проще оказалось договориться между собой, тем более многие и так интуитивно чувствовали и не общались с журналистами и до этого. Установка была чёткой — говорить о том, какая Катя была, может только её семья. Антон, который пусть и находится в статусе бывшего мужа, но общая дочь и доверительные тёплые отношения автоматом и каким-то общим импульсивным решением делают его частью этой семьи. Но и он уже устал от роли «глашатая».

«Мы благополучная, хорошая семья, и мы уже очень сильно устали, — объясняет он. — Мы не можем тратить своё время на одни и те же вопросы. Я больше не буду ни с кем разговаривать, я просто устал».

Брату и матери оказалось особенно тяжело жить в этом информационном аду, где каждая новость, каждое сообщение — про их умершую Катю. Что ни день, то очередная сенсация, уровня «в день трагедии погибшая в ДТП с Собчак была в красных трусах». И ниже — комментарии с «добрейшими» пожеланиями сгнить в семье, смешками о том, как она красиво летела и перемалывании Катиной профессии, разводе, воспитании дочки. Интернет-эксперты решили, что и мать-то она плохая, и деньги у людей на своих курсах едва ли не силой забирала, и вообще — «так ей и надо было».

Вика утверждает, что она сейчас намного преуменьшает степень токсичности комментариев. Про незнакомого-то человека читать такое противно, а если он родной?

«Поэтому у нас и была, можно сказать, почти невыполнимая задача, с одной стороны — когда кто-то был рядом с родными, мы старались отобрать чуть ли не силой телефон из рук, чтоб не читали, вообще не видели вот такое, — объясняет Виктория. — Да, не выполнено это на 100 процентов, но просто всё равно что-то да почитаешь, даже если ну вот прям не хочешь. Слишком много внимания было к этому ДТП, мне сейчас вообще кажется, что скоро подробности Катиной жизни на фонарных столбах вещать будут».

С другой стороны — новосибирские приятели Кати старались не допустить журналистов к семье погибшей. Вот тут всё оказалось проще — достаточно было не называть фамилию Кати и не говорить деталей, которые могут дать подсказку к тому, где искать их. То есть — вообще не говорить с прессой. Вика утверждает, что во всех публикациях интервью давали люди, которые вообще не знают Катю или видели её пару раз в жизни максимум. В беседе с журналистом Сиб.фм Вика следила за каждым словом — мы поговорили больше трёх часов, за это время девушка действительно не сказала ничего про Катю или её семью.

С Катей простились 14 октября в зале похоронного дома ИМИ. Никакой прессы, только родные и близкие друзья — из тех, кто не сольёт в сеть снимки с похорон ни за какие деньги. Скромный крест на обычном кладбище, с яркими букетами цветов — по просьбе родственников охранник кладбища отгоняет от него журналистов. Поговаривают, родня даже просила приехать на кладбище полицейских, чтобы уж точно обошлось без посторонних.

«Мы постарались сделать всё, чтобы ваших коллег хотя бы на похоронах не было. Зачем они там? Люди проживают своё горе, это настолько интимный процесс, можно хотя бы у гроба было обойтись без хайпа на крови?» — днём ранее рассказала журналисту Виктория.

Ранее сообщалось, что похороны Екатерины запланированы на 13 октября. Друзья погибшей специально назвали журналистам неверную дату похорон, чтобы избавить родственников не только от прессы, но и от хейтеров. Близкие Кати были уверены, что среди сотни тысяч комментаторов, писавших гадости в Сети, обязательно найдётся человек десять минимум, кто додумается прийти на похороны — кто просто посмотреть (смерть — это ведь так интересно), а кто и гадостей в лицо наговорить (а это, видимо, просто весело).

«Заранее договорились — кто-то просто игнорировал вопросы, кто-то называл неверную дату, особых ушлых и въедливых мы отправили по ложному адресу. Злая шутка? Разве? А это и не шутка. Пока они ехали на другой конец города, у них было время подумать, насколько это мерзко вот так залезать в чужую жизнь, ради хайпа, ради славы или денег, не знаю, что ещё может заставить другого человека лезть к людям, когда у них горе», — продолжает Вика.

Утром и в день «фальшивых похорон» близкие Кати получили целый ворох сообщений — они считают, что это писали журналисты, представляясь чужими людьми. Кто-то представлялся лучшей подругой, потерявшей все номера, любимой ученицей и учительницей-преподавательницей вокала у дочки, школьным другом или подругой...

«Фантазия у людей безгранична, — едко замечает Вика. — Там для эпичности только любовника и внебрачного сына не хватало приплести».

Ассистент Ксении Собчак Елена рассказала журналисту Сиб.фм, что связывалась с семьёй погибшей от лица Ксении Анатольевны.

«Мы не даём отчёт всем подряд, мы общаемся абсолютно с каждым родственником потерпевших. Я и Ксения с ними на связи, но мы не будем не перед кем отчитываться об этой помощи. Это наше личное приватное дело», — подчеркнула помощница телеведущей.

А вот Антон не скрывает — да, помощь предлагали, представители Собчак звонили брату Екатерины. Но от помощи семья отказалась. И дело не в их отношении к Ксении или каким-то принципам — просто им действительно не нужна никакая помощь, но только на данный момент.

«Сейчас этот хайп пройдёт, и мы с Милой рассчитываем на долгую и счастливую жизнь, — объясняет Антон. — Какие будут проблемы в нашей долгой и счастливой жизни, неизвестно никому. Что будет дальше, пока неизвестно. Сами видите, как-то слишком сурова судьба обходится с нашей семьёй. Нет такого в наших словах, что мы не собираемся ни от кого принимать никакую помощь никогда. Нам просто сейчас ничего не нужно. Сейчас нам нужен только покой, чтобы нам перестали звонить. Мы думаем о другом, мы думаем о ребёнке, мы заняты сейчас совершенно другими делами».

Антон строит отношения с дочкой прежде всего на честности. Поэтому в тот же день, как только он забрал ребёнка от бабушки, он составил с дочерью беседу — в семье решили, что сказать девочке страшное должен именно отец, как самый близкий.

«Это было невероятно сложно, я разговаривал с ней в формате диалога, — объясняет он. — Это не было монологом. Я задавал ей вопросы, она мне отвечала и в результате она 30 минут проплакала на мне. Мы с ней вместе проплакали. Мы с ней разговаривали, разговариваем и ещё долго будем разговаривать. Вы не думайте, что я один раз с ней поговорил и мы что-то решили.

Сейчас девочка уже ходит в школу — для Антона важно, чтобы Мила жила обычной жизнью. Он понимает, что потеря матери в раннем возрасте обязательно скажется на психике ребёнка, поэтому держит руку на пульсе, плюс девочку уже сейчас водят к психологу.

«Мила очень сильно похожа на маму, она такая же красивая, такая же жизнерадостная, — продолжает Антон. — И самое главное, у неё очень сильный характер. Я думаю, что только благодаря этому качеству она держится. По крайне мере, преподаватели в школе не заметили каких-то сильных психологических изменений».

Себя Антон сильным не считает, говорит, что вторая смерть близкого человека его сломила окончательно и если бы не дочки... Но кажется, что вся семья Тарасовых — это про внутреннюю силу. Достаточно послушать, как Антон говорит про виновника. Прощение — это всегда выбор сильных.

«Виновных в нашей стране определяет суд, — объясняет Антон. — Что, я должен винить водителя, который признал вину? Достойный человек, я думаю. Если он признал вину, — это достойный поступок. Гораздо хуже было бы, если бы он вину не признал, и её пришлось бы доказывать. Вы сейчас напишите всё это криво, и на меня опять польется грязь, но я считаю, что если человек совершил какую-то ошибку и он её полностью осознаёт и признаёт... Виноват ли он действительно и какое наказание он должен понести, пусть решит суд. Мне что теперь сделать, у нас нет матери ребёнка. У нас уже сломана жизнь, мне никакие сломанные жизни больше не нужны. В этом информационном аду мне тяжело сохранять здравый смысл, но я терплю и всё равно стараюсь его сохранить. Как нормальный человек, я не могу никак его осуждать».

Чаще родственники начинают ненавидеть всех, кто косвенно или прямо имеет отношение к гибели близкого — и их сложно винить в этом, их можно только понять и принять весь ужас происходящего.