Люди вольные и невольные

Школы при исправительных колониях никогда не пустуют. На то есть вполне объяснимая причина: по закону среднее общее образование лица до 30 лет, осуждённые к лишению свободы, получают в обязательном порядке, для остальных же это дело желания. И у большинства заключённых оно действительно имеется. Возможно, в этом виновата серость казённых стен и приевшийся распорядок дня, а может, стремление получить плюсик в дело за прилежную учёбу и шанс выйти по УДО. Сами учителя, люди с воли, говорят, что в этом есть и их заслуга – в умении заинтересовать и увлечь тех, кого здесь называют «спецконтингентом».

Мы отправились в женскую колонию № 9, куда для участия в конкурсе «Учитель года» съехались педагоги со всей области. Всех их помимо своей профессиональной деятельности объединяет и место работы – они обучают заключённых при исправительных учреждениях, порой проводя уроки с теми, кто осуждён за тяжкие преступления. Корреспондент Сиб.фм поговорила с учителями, узнав о чувстве страха перед заполненным классом и умении быть тонким психологом, а также с самими заключёнными – о том, легко ли стремиться к знаниям из-за решётки.

«Это не западло»

Общеобразовательная школа при колонии чем-то напоминает сельскую: один этаж, крохотные, но аккуратные классы, деревянные полы, в углу – стеллаж с поделками и рисунками учеников. Сегодня здесь праздничное оживление, и небольшая школа почти трещит по швам: на «Учителя года» приехали 14 педагогов и четыре члена комиссии. В отличие от учителей, члены комиссии отношения к колониям не имеют и работают, как здесь говорят, в вольных учреждениях.

Проходим мимо учительской, где педагоги с администрацией школы эмоционально обсуждают кого-то из осуждённых учеников. Сразу за учительской – кабинет директора школы и классные кабинеты. В одном из них проходит внеклассное занятие для одиннадцатиклассниц, посвящённое волонтёрству.

Класс – это около 15 девушек приблизительно одного возраста. Им всем чуть за двадцать, они в одинаковой тёмно-зелёной форме, все немного стесняются внимания комиссии и неохотно дают ответы на вопросы учителя. Выделяется, пожалуй, только одна ученица – аккуратно убранные волосы, красная помада и постоянно поднятая рука после каждого вопроса учителя.

– Волонтёр – человек нужный, специалисты утверждают: за волонтёрским движением будущее, – она неторопливо и с выражением зачитывает текст с экрана проектора. Учитель Татьяна Мерцеловна удовлетворённо кивает.

От темы волонтёрства Татьяна Мерцеловна плавно переходит к теме доброты и небезразличия – «Быть добрым в словах – это начало, быть добрым в делах – это сила». Просит рассказать о том, кому ученицы чаще всего помогают, какие добрые поступки успели совершить, находясь в колонии, и, наконец, даёт задание: написать о том, что девушки сделают, когда выйдут на свободу. Одна из учениц не выдерживает и начинает плакать, зачитывая ответ:

– Конечно, я хочу увидеться с мамой и ребёнком, хочу их обнять...

Ну вы меня до слёз доводите такими вопросами.

Татьяна Мерцеловна поглаживает плачущую девушку по плечу и предлагает всем посмотреть короткий социальный ролик о волонтёрском движении.

Как нам позже расскажут, плачущая девушка сидит в ИК-9 по нетипичной для этого места «тяжёлой статье». Ей дали 12 лет за организацию убийства. «Сожитель над ней измывался, она решила попросить своего друга, чтобы он с ним поговорил, ну тот и поговорил так, что сели и он, и эта девушка. Правда, её другу дали меньший срок, но это стандартная вещь для такой статьи», – объясняют в колонии.

Обучение осуждённых, отбывающих срок по таким статьям, для Татьяны Мерцеловны не редкость – она работает в мужской исправительной колонии № 14 в Тогучинском районе. Это колония строгого режима, туда попадают те, кто осуждён за тяжкие преступления впервые.

– Мне очень понравилось работать с девчонками. Они как-то ближе всё воспринимают, – делится впечатлениями после открытого урока она. – Ребятам, с которыми я работаю, нужно ещё растолковать, развеять эту их неправильную мысль, конкретно объяснить, в чём они неправы. Если с ними заниматься, обращать на них внимание, найти в них что-то такое, что им близко, то и душа у них теплеет.

У Татьяны Мерцеловны 64 ученика, но в прошлом году было больше – 119 человек. Она ведёт у них внеклассные часы и раз в месяц предлагает им самим выбрать тему для урока: «Просто смотрю, что им близко, наблюдаю за направлением их мысли, а потом начинаю ломать её на доброту». «Сломать» получается не всех, но примеры для гордости за три года работы в колонии уже имеются. Например, один из её учеников смог после окончания 11 класса поступить в институт дистанционно:

– Я ему так и сказала: тебе учиться надо, у тебя будущее впереди. Вот это им и нужно – дать поверить в себя.

Работа в колонии строгого режима её не пугает – за плечами 24 года работы в исправительной системе, затем уход на пенсию в звании подполковника и возвращение в систему. Так произошло потому, что, по признанию Татьяны Мерцеловны, она человек эмоциональный и общительный. Решила попробовать себя в качестве педагога в колонии – понравилось, о своём решении не жалеет.

– Конечно, вначале все они как ёжики. Я в таком случае заключённым говорю: не знаю, как у вас там главный называется, но я с ним разговаривала, и он мне сказал, что мы – школа, не относимся к системе, мы вольные люди, и здесь можно и в конкурсах участвовать, и на уроки ходить.

Это, выражаясь их языком, не западло.

Вот конкурс стихов на День матери у нас недавно был, и один ну никак не соглашался в нём участвовать. Я уже и так, и так, а он ни в какую. Удалось уговорить всё-таки, я ему сказала, чтобы он представлял, как этот стих маме рассказывает и как ей приятно будет. Вышел потом на сцену, запнулся, начал сначала, но всё-таки прочитал. И вот тогда, это видеть надо было, у него в глазах такая радость была, почти что детская – он мужик здоровый уже, 30 лет, а всё-таки смог какой-то барьер в себе преодолеть.

Повторюсь: вначале все осуждённые замкнутые.

Доброту не понимают совсем. Им кажется, что весь мир виноват в том, что они здесь оказались.

Нужно это ломать, но очень тонко. Учитель в колонии – он ведь психолог по большей части. Грубить им нельзя, выгонять из класса тоже. Такого раз выгонишь, он потом совсем на уроки ходить не будет. «Я ей что, пацан?», – вот так они обычно говорят. Ходишь к ним потом, уговариваешь в школу идти. Так что за годы работы поняла, что лучше, если такой человек не настроен на учёбу, заведён, может, даже агрессивен, подойти к нему и сказать: «Ты что-то сегодня нервничаешь, сходи, отдохни, а завтра придёшь, и мы с тобой поговорим». Да, нужно психологом быть. Они ведь обратной стороны жизни насмотрелись очень много. Таких только добротой можно взять.

Ученики с первой судимостью

В кабинете директора школы при колонии суеты ещё больше. На столах – конфеты, чай и бутерброды. Двери кабинета почти не закрываются – сюда постоянно кто-нибудь заходит.

Директор школы № 8 при ИК-9 – Андрей Борисович Малыгин – при виде журналистов заметно напрягается, говорит сухо, словно зачитывает пресс-релиз:

– Конкурс «Учитель года» проводится ежегодно, уже шестой год подряд. В прошлом году мероприятие было дистанционным, открытых уроков, как сейчас, не проводилось, в этом году местом проведения было выбрано наше общеобразовательное учреждение. В том году наш учитель математики и информатики Безуспарец Елена Николаевна стала победителем конкурса, в этом тоже у нас есть определённые надежды.

Затем расслабляется и даже показывает рисунок одной заключённой, который она ему подарила – на маленьком листочке акварелью набросан портрет директора.

– Дети у нас непростые, они все с судимостями. Их первая судимость, но тем не менее, – рассказывает Андрей Борисович. – Существует и другая проблема – это перерыв в обучении. Вот они окончили сколько-то классов, потом начали заниматься чем-то другим, их осудили, они попали сюда, и возникла необходимость или их личная потребность продолжить обучение. Это люди педагогически запущенные, плюс у некоторых есть отклонения в психике. Нужно всё это выравнивать и нивелировать, чтобы их в классы вообще посадить можно было.

В школе представлены все классы, начиная со второго и заканчивая одиннадцатым. В началке учатся в основном цыганки, женщины за 30. Это, по словам директора, связано с их национальными особенностями, традициями и бытом. В среднем, в школе обучается по 17 человек в каждом классе, но в старших классах этот показатель выше – 22-25 человек. Самой старшей ученице в школе – 53 года, она прошла в колонии весь путь ученика, начиная с первого класса, и в этом году заканчивает 11 класс.

– Уровень образованности среди населения с каждым годом повышается, преступность тоже стала грамотной. Соответственно, численность учеников в школе тоже падает. Но это только радует.

Радует его и то, что все выпускники школы прошли аттестацию и получили допуск к ЕГЭ. Некоторые сдают экзамен вполне успешно и даже поступают в вузы. Список с именами учениц и баллами за ЕГЭ висит в школьном коридоре, как напоминание о том, что нынешним ученицам есть куда стремиться.

Особый педагогический подход

Сергей Викторович, учитель вечерней школы при исправительной колонии № 3, во время разговора много улыбается. Серьёзный вид он принимает только когда речь заходит о безопасности и чувстве страха перед осуждёнными учениками.

Он учитель физики и астрономии, а раньше, по его словам, «в вольной школе» преподавал ещё робототехнику и информатику.

– Я работаю с людьми, которые совершили ошибочку в своей жизни, – начинает разговор он. – И вот... Работаем, исправляем, создаём условия для нравственного становления человека. Такая серьёзная вещь.

Исправлять получается не всегда, потому что я уверен, что есть люди, которые готовы к этим исправлениям внутренним, и есть те, кто ещё не готов.

В принципе, те, кто попали сюда, они понимают, что это случилось неспроста, что они не на правильном пути – вот с ними работать лучше всего. Они осознают, что нужно меняться.

Из необычных случаев припоминает ситуацию, когда ему уже в колонии довелось поработать с учеником, которого он обучал и на свободе.

– Я был совершенно не удивлён, что встретил его в исправительном учреждении. Если учителя на воле не доработали, то доработаем мы. Вот и я с ним поработал, сейчас он уже освободился, встретил меня на воле и сердечно поблагодарил за то время, которое я посвятил ему. Это было очень приятно, ведь такое отношение порой даже в обычных школах не встретишь.

Ученики Сергея Викторовича из обычных школ часто принимали участие в городских и районных олимпиадах по робототехнике, и, по его словам, он вообще «занимался серьёзными вещами» – запускал проекты вроде создания школьного радио, открывал инженерные классы. В школу при колонии попал в связи с переездом, по рекомендации друга. Признаётся, что здесь его технические возможности как учителя стали заметно уже, зато открылось большое поле для педагогической деятельности.

– Я не могу, например, давать уроки по микроэлектронике, это может подвести сами понимаете к чему. Так что приходится выкручиваться, искать другие возможности и способы для обучения.

Чаще всего в колонию приходят люди, которые получили опыт в самых различных жизненных сферах. Поэтому образование им кажется второстепенной, ненужной вещью. Наша задача – заинтересовать их, а лучше сделать это, привязываясь к конкретным ситуациям. Вот мы часто говорим об автомобилях, механизмах – это то, что им знакомо. А во внеурочное время я устраиваю квесты, квизы...

Многие считают, что работа в исправительном учреждении на уровень ниже, чем обычного педагога. Это совсем не так. Эти ребята намного сложнее, намного социально опаснее обычных учеников. Нужен особый подход, нужно ловить их настроение. Сегодня ты поработал с ними хорошо, все ушли довольными, а завтра приходишь и чувствуешь какое-то напряжение в классе. Может быть, обход был ночью, может, кто-то из ребят в отряде поссорился или конфликт с близкими произошёл. Человек в такой ситуации работать не будет. Если ты какой-то урок запланировал, например, в игровой форме, то в таких условиях ты его уже не проведёшь. Надо быстро соображать, быть гибким, уметь ориентироваться в ситуации на ходу.

Напоследок мы успеваем поговорить с одной из учениц – той самой, которая проявляла особую активность на уроке Татьяны Мерцеловны. Лиза камеры не стесняется, разрешает её сфотографировать, говорит, что ей «скрывать нечего». Это, кстати, редкость для этих стен. Как нам объясняют, многие стесняются внимания прессы и прячут лица, так как на воле своим близким так и не сказали, что находятся в исправительном учреждении. Чаще всего говорят, что переехали или отправились за границу.

– Открытые уроки мне понравились, я вообще люблю пробовать что-то новое. Потому что здесь повседневность. Сейчас я учусь в 11 классе, так получилось, что на год я попала в СИЗО, а тут продолжила учёбу. Всем учёба даётся по-разному, видите, какой здесь контингент? Есть и те, кто, мягко говоря, считают, что учиться вообще не нужно, – она театрально понижает голос на полтона.

Лиза признаётся, что планы на будущее у неё огромные: вначале освободится по УДО, затем поступит на юридический факультет («адвокатом с судимостью быть можно, я узнавала»), через полтора года напишет ходатайство о раннем снятии судимости, а потом хочет уйти в армию.

– Моя судимость – это клеймо. Она связана с распространением наркотиков, а это – против людей. Я знаю, что куда я после освобождения ни поступлю, все будут смотреть на мою судимость. А мне бы не хотелось, чтобы люди думали, что я совершила что-то античеловечное. Так что я хочу служить в армии, чтобы доказать всем и себе, что я не плохой человек.

Я просто оступилась. Это было всего раз. Извините.

Продолжаю расспрашивать её об учёбе и учителях, но Лиза постоянно возвращается к теме «контингента».

– Учителя мне очень нравятся, порой заключённые, конечно, перегибают палку. Сами же понимаете, кто тут сидит. Люди своей головой не думают совершенно. А учителя стараются ко всем относиться лояльно. Они же знают, какие люди здесь... Я вообще не понимаю, почему половину везут сюда, а не в дурку.

Я вот просто раньше не знала, как живут заключённые и какие они там, а узнав, ужаснулась. Люди, которые раньше жили на трассе, теперь спят рядом с тобой. Поэтому учиться меня мотивирует желание получить образование и стать личностью. И не попасть сюда больше никогда.