В авторской колонке корреспондент Сиб.фм Михаил Пискунов вспоминает пятилетней давности митинг за честные выборы и размышляет о том, почему протест не смог изменить Россию.
Говорить о событиях пятилетней давности в нашем городе и по всей стране мне одновременно и легко, и трудно. Легко, поскольку я никогда ничего особенного от того движения (будучи его участником) не ждал, а значит, и не разочаровывался впоследствии. Трудно, так как почти все мои тогдашние оценки и ожидания сегодня кажутся мне ошибочными.
60,21% составила явка на выборах в Государственную думу в 2011 году
Столкновение с историей
В конце 2011 года я был учившимся на пятом курсе НГУ студентом-историком. Где-то вдалеке маячила смутная перспектива аспирантуры, а пока вместе с такими же студентами мы входили в университетскую левацкую группу, читали на самодельных семинарах Маркса и Ленина и мечтали когда-нибудь увидеть на своём веку наш «Красный май» — чтобы как во Франции 1968 года, но в России. Грядущие выборы и их гипотетические итоги с этими мечтаниями никак не пересекались.
Тем не менее в октябре мне удалось попасть в агитационную бригаду КПРФ, которая работала в сельских районах запада Новосибирской области. За месяц с парой товарищей мы объехали шесть районов и почти сто деревень. Это было моё первое полноценное знакомство с российской деревней, и оно оставило чувство глубокого пессимизма. Сибирская деревня (во всяком случае та, что между Омском и Новосибирском), как ей и положено, умирала.
Там было множество проблем, связанных с бесконечной постсоветской трансформацией, но не было ни воли, ни возможности их решать.
Местные жители просто выживали, подчиняясь новым хозяевам земли, а значит, и жизни. На нас, агитаторов за каких-то там депутатов, они смотрели скорее как на забавных городских чудиков.
Словом, в Новосибирск я вернулся разочарованным. И тут внезапно столкнулся с Историей — явлением, которое, как ни странно, редко встречается живущим среди пыльных документов профессиональным историкам.
49,32 % голосов набрала на выборах партия «Единая Россия», 19,19 % — КПРФ
Результаты выборов в Новосибирске не удивили. Заранее было понятно, что там, где у оппозиции есть какие-то структуры и наблюдатели, фальсификациям можно помешать и получить более менее честный результат. А результат был таким, что Единая Россия потерпела в городе унизительное поражение, набрав чуть ли не на 5 % меньше, чем та же КПРФ (30 % против 35 %). Это, конечно, приятно, но из таких мелочей История не рождается. Родилась она в Москве. В столице проживает 10 % населения страны, и по ряду причин эмпирическое правило с наблюдателями там не работает: результаты выборов безжалостно подгоняются под нужный ответ. Значительная часть попавших сразу после выборов в интернет скандальных роликов с фальсификациями была родом из Москвы.
Шестерни гражданской активности
Уже 5 декабря после оппозиционного митинга на Чистопрудном бульваре несколько тысяч разгневанных москвичей самовольно прошлись по улицам столицы до Лубянки. Там их массово задерживала полиция, но сам факт этого марша был воодушевляющим (учитывая, что отечественное законодательство о митингах делает эту форму протеста по большей части предсказуемой и рутинной). Разглядывая на стримах происходившее в Москве, я почему-то вспомнил заключительную сцену из фильма Бертолуччи «Мечтатели», где прежде аполитичные брат и сестра выходят из своей уютной хипповской квартиры для того, чтобы присоединиться к бунтующим массам. В общем, в декабрьском воздухе запахло грозой.
Москвичи подали пример, и по всей стране завертелись шестерни гражданской активности. Прежде всего в интернете.
Людей, недовольных прошедшими выборами, первоначально не объединяло ничего кроме присутствия в соцсетях. Собственно, у организаторов протестов вплоть до самого конца движения не было никакого политического капитала или структуры кроме страничек-приглашений на митинг «ВКонтакте». Появилась такая страничка и в Новосибирске. Первоначально она была создана студентами, не имевшими никакого политического или общественного опыта. Я помню, как, наблюдая за этой страничкой 5-6 декабря, почувствовал, что дело будет громче, нежели обычные в таких случаях крики профессиональных оппозиционеров.
Численность откликавшихся на приглашение людей прирастала тысячами людей буквально каждый час. Встреча появилась четвёртого декабря вечером или пятого утром — и к 11 декабря, на которое был назначен оппозиционный митинг у ГПНТБ, она достигла уже 17 тысяч человек. Безо всякого SMM, который тогда ещё только зарождался. В городе, где чисто оппозиционные мероприятия традиционно собирали несколько десятков активистов, внезапно нашлись тысячи активно недовольных граждан.
Мне кажется, именно здесь просто история стала Историей.
К этому моменту уже сформировался оргкомитет будущих протестов. Его отличительной особенностью была молодость (большинству меньше 25 лет) участников и отсутствие статусных фигур. Недовольные студенты — те, кто создал встречу «ВКонтакте», и те, кто проявил там активность — встретились в ныне закрывшемся кафе Co-mein напротив НГУ и решили готовить митинг. Они искали и находили помощников и товарищей среди таких же студентов, которые уже как-то засветились в организации политических событий.
146 % достигала сумма голосов, полученных партиями на выборах по Ростовской области при трансляции предварительных итогов телеканалом «Россия-24» — это число стало интернет-мемом
Так в оргкомитете появились Станислав Захаркин, прославившийся в сентябре 2011 года пикетами против закрытия артхаусного кинотеатра «Синема», и Светлана Шведова, организатор первых пикетов в защиту новосибирского художника Артёма Лоскутова. Постепенно стали появляться опытные активисты, — например, Алексей Денисюк, который в 2010 году был одним из лидеров бунтовавших против отмены транспортных льгот новосибирских пенсионеров — а за ними уже потянулись политики. Но это уже потом, после первых митингов, когда профессиональные претенденты в государственные мужи вдруг осознали, что перестают быть единственной альтернативой власти в городе. А пока вокруг оргкомитета бушевал энтузиазм.
Эйфория и упоение
Общественные науки традиционно раздираются двумя противоположными тезисами: 1) что существует свободная воля, люди сами принимают свои решения 2) и что существуют объективные общественные законы развития, которые заставляют людей действовать помимо их воли. Протестное движение 2011 года идеально вписывается в этот теоретический тупик. Его нельзя списать ни на какие теории заговора, это был личный выбор сотен тысяч людей. Но сам факт того, что такое количество людей в такой атомизированной стране, как наша, одновременно сделало одинаковый личный выбор, заставляет искать за ним проявление некоего общественного закона.
Я отлично помню, как в университете на переменах ко мне подходили знакомые и с горящими глазами спрашивали:
«Десятого на митинг идёшь?»
Люди, которые до этого никогда ни на один митинг не ходили. Один мой томский товарищ-левак заметил тогда удивлённо про своих соседей по квартире: «Обычно я их приглашал на митинги, а сегодня они меня». В интервью Станислав Захаркин говорил мне о том же необычном энтузиазме, с которым столкнулись тогда организаторы митинга 10 декабря:
«Тогда нам казалось, что нас много, что люди выходят по всей стране, а значит, к нам не могут не прислушаться.
В первые недели царила какая-то эйфория. Эйфория и самоупоение. Нам казалось, что ещё немного, и система дрогнет.
И мы получим... даже не знаю что.
Наверное, наконец-то честные суды, нормальную Думу и достойного президента.
...Общался я тогда за день с сотнями людей, сообщений приходило больше, чем я мог прочитать. Как сейчас помню, нам помогали десятки людей. Они сами звонили, писали и спрашивали, чем могут помочь. Нам предлагали даже больше, чем нам было нужно. Нам оплачивали все штрафы, которые на нас накладывал суд за нарушения на митингах».
Этот неподдельный массовый энтузиазм я и называю дыханием Истории. В те дни я как никогда убедился в силе метафоры Истории как потока. Массы людей хотели быть вместе на площадях и пытались нащупать для себя позитивное определение, которое бы не исключало никого из присутствовавших. На этом фоне прежние политические группы и секты, их конфликты и конкуренция между собой внезапно перестали иметь какой бы то ни было вес. Выбор был лишь или участвовать, или уйти с политической сцены, сидеть дома. До протестов мы, леваки, смеялись над местными либералами и откровенно не любили националистов (взаимно), но энтузиазм масс, словно поток, на какое-то время увлёк нас всех за собой и тащил просто силой инерции.
Хотели мы того или нет, нам приходилось договариваться (хотя бы на время ) и делать общее дело.
Это упоение собственной смелостью и энтузиазм в те дни передавались даже тем, кто не считал эти выступления оправданными, заставляя их преувеличивать масштаб происходящего и предчувствовать гражданскую войну. Накануне митинга 10 декабря один из наших преподавателей в университете посвятил добрую половину своей лекции возможностям провокаций на подобного рода массовых мероприятиях, а также рассказал городскую легенду о неуловимых снайперах, без историй о которых не обходился ни один постсоветский конфликт. Подобное напутствие заставило потом меня не раз с опаской поглядывать на окружавшие площадь Пименова высотки.
Плохая слышимость
10 декабря стоял крепкий мороз. Температура упала до минус двадцати — двадцати пяти градусов. Несмотря на это, народ пришёл. Всего пришли, по разным оценкам, от четырёх до шести тысяч человек. Для сравнения: ранее самая массовая Монстрация — майское неформальное и почти неполитическое мероприятие города — с трудом собрала две тысячи. Поскольку формально это был не митинг, а пикет, то звукоусиливающей аппаратуры первоначально не было. Потом уже, видя, как люди прибывают и прибывают, организаторы пошли на нарушение законодательства и использовали мегафоны. Впрочем, как водится, на таких мероприятиях речи ораторов — неизбежно одинаковые, посвящённые тому, что власть теперь будет вынуждена с нами считаться — не главное.
Главным было чувство единения,
которому немало способствовал мороз.
Благодаря ему, а также плохой слышимости люди стояли максимально близко друг к другу. Что удивительно, полиции в прямой видимости не было вовсе (потом выяснилось, что за ГПНТБ стояли автозаки, но никакого оцепления выставлено не было). Я на этом митинге постоянно крейсировал в толпе в составе одной из добровольных дружин, которая должна была искать возможных провокаторов. Провокаторов мы так и не нашли, зато обратили внимание на молодость собравшихся. Разумеется, там были люди среднего и старшего возрастов, но в основном собрались студенты и вчерашние студенты. И снова магия момента: очень странно было встречать там друзей и знакомых, про которых я никогда бы не подумал, что они пойдут на митинг.
Потом было ещё несколько митингов, уже лучше организованных, но волшебное чувство исторического момента прошло. Движение мучительно пыталось осознать себя, а внутри него усиливалась конкуренция между политиками. В такой конкуренции нет ничего удивительного, но в российском случае она примечательна тем, что конкурирующие политико-идеологические группы редко предлагают взирающим на них массам что-то осмысленное, какой-то сценарий, который можно было бы поддержать.
Чаще всего это субкультурная конкуренция в духе «эмо против готов». Так было в Москве, так в какой-то момент стало и в Новосибирске.
Более 320 тысяч сотрудников полиции и свыше 11,5 тысячи военнослужащих внутренних войск МВД обеспечивали безопасность в день выборов
В конце декабря я на короткий момент оказался в составе оргкомитета, который теперь состоял из пары-тройки десятков человек, но при этом постепенно терял инициативу и целеполагание.
Мне поручили заниматься налаживанием связей с другими городами и достаточно быстро стало ясно, что эта проблема оказалась общей для всех кроме Москвы, где массовость движения позволяла ему довольно долго продолжаться по инерции. В Новосибирске большинство основателей оргкомитета Движения за честные выборы отошли от него уже к февралю. Параллельно уменьшалось количество людей на протестных митингах. 6 марта 2012 года после очередных выборов президента состоялись одновременно две завершающих акции протеста, собравших по несколько сотен человек каждая.
Диалектика поражения
Пять лет спустя уже очевидно, что движение умерло, так как не смогло перекинуть мостик от себя, активного меньшинства, к тем десяткам миллионов россиян, что остались дома или и вовсе даже не слышали ничего о протестах. Мы были рады своей молодости и энтузиазму, но едва ли этого было достаточно, чтобы изменить систему. Кроме того, мы так и не смогли понять, кто мы такие и внятно предложить массам солидаризоваться с нами.
В Новосибирске, к счастью, так и не появилось людоедских высказываний, подобных созданной одним из столичных лидеров мнений формуле «люди с хорошими лицами» (вольно или невольно она означала, что у отсутствовавших на митингах людях лица «плохие»). Тем не менее, оказалось, чтобы изменить Россию, недостаточно быть просто активным или просто хорошим человеком.
В свою очередь поражение дало всем нам отличный урок диалектики общественного движения:
там, где ты не делаешь шаг вперёд, за тебя сделают два шага назад.
В целом я согласен со следующей оценкой Захаркина событий пятилетней давности:
«С одной стороны, они свидетельствовали о рождении гражданского общества в России. А с другой, они породили реакцию и весь тот мрак, который творится в последние годы. Именно те протесты породили православных активистов, пакет Яровой, ограничения свободы в интернете и посадки за репосты». С одной важной ремаркой: этот консервативный мрак все-таки порождён не протестами, а их поражением и нашей деморализацией.
Подпишитесь на нас в Telegram
