Бывший кузбасский литератор и журналист Юрий Юдин продолжает свой «Дневник провинциала в Петербурге». В очередной колонке — его заметки о том, как жители Петербурга пережили девять дней после теракта 3 апреля.
Боюсь, эти заметки кому-то покажутся неуместно трагикомическими. Но юмор — такая же правомерная защитная реакция во время бедствия, как и всякая другая. Недаром же могильщики у Шекспира беспрестанно острят.
В конце марта умерла моя близкая приятельница. Театроведка, хорошенькая, не замужем, тридцати трёх лет. Покончила самоубийством. Тело обнаружили не сразу, поэтому в свидетельстве о смерти даже точной даты нет. Написано просто: март 2017. Похоронили её в Сибири, на нашей с нею родине. А нам с женой поручили в Петербурге всякие посмертные хлопоты. В частности, нужно было выписать покойную из квартиры, чтобы её родители могли вступить в права наследства.
15 человек погибли в результате террористического акта 3 апреля в вагоне метро в Санкт-Петербурге. 102 человека признаны пострадавшими, более 50 находятся в больницах
И вот направляюсь я в паспортный стол на Парнас. В нашей северной столице это — самый северный жилой район. С парижским Монпарнасом он имеет мало общего: унылый остров многоэтажек с видом на унылую промзону. Хотя горка под названием Парнас в окрестностях и впрямь имеется. Это искусственная возвышенность в имении графа Шувалова, приятеля Ломоносова и фаворита императрицы Елизаветы.
Доехал на метро до станции «Гостиный двор». Нужно перейти на «Невский проспект», на синюю ветку, чтобы ехать до «Парнаса». Но не тут-то было. Переход перегораживают двое служителей: «Станция закрыта по техническим причинам». Развернулся, поехал обратно к себе на «Приморскую». Добираться до Парнаса на перекладных — слуга покорный, на такси — дорого. А в паспортный стол можно и в другой день попасть. Хотя жена и просила сделать эти тягостные дела побыстрее.
Доехал до «Приморской», слышу разговоры на эскалаторе:
«Взрыв на „Сенной“, десять человек погибло».
67 станций насчитывает метрополитен Санкт-Петербурга, 1 600 вагонов метро ежедневно курсируют по пяти линиям
Ну, теперь понятно, в чём дело. «Сенная» стоит как раз на синей ветке, только не на север, а на юг.
И тут же заработала мобильная связь. Звонит моя жена Ольга: «Ты живой? Я страшно испугалась, не могла до тебя дозвониться. Думала: ну вот, сама послала тебя именно сегодня, никогда себе не прощу».
«Да я ведь не должен был „Сенную“ проезжать».
«А кто его знает: на „Площади Восстания“ тоже бомбу обнаружили. Так что ты сегодня, пожалуйста, никуда не езди».
Тут уж у меня воображение пробудилось:
«Ага, разбирают потом трупы в вагоне. Смотрят: а у этого даже свидетельство о смерти уже имеется. Причём с открытой датой».
Паники ни в метро, ни на улицах заметно не было. Жители города вообще вели себя в эти дни весьма прилично. Таксисты, говорят, даже возили пассажиров бесплатно по случаю закрытия метро. В Москве в аналогичной ситуации несколько лет назад таксисты, напротив, вздували цены.
Из того, что не попало ни в какие репортажи
Сенная площадь — площадь на пересечении Московского проспекта и Садовой улицы. С 1952 года по 1992 год — площадь Мира. Описана в романе Фёдора Достоевского «Преступление и наказание»
Машинист злополучного поезда утром следующего дня выходит к журналистам. Жена как раз была на этой пресс-конференции, она работает в газете.
«Ну, вы его сильно не мучайте вопросами», — говорят вскоре распорядители. «Да, я устал, — говорит герой. — Я сегодня даже дома не ночевал». «А где вы ночевали?» — тут же спрашивает Ольга. «Не скажу».
Машинист всё время подчёркивал, что действовал строго по инструкции и героем себя не считает. Да, не остановился, довёл поезд до следующей станции — «Технологический институт». Но так по инструкции и полагалось.
Действительно, вроде бы ничего героического. Но я представил: вот ведёшь ты поезд. Слышишь где-то сзади взрыв. По вагонной связи ничего понять невозможно, потому что говорят все сразу и одновременно. И кто его знает, что там случилось. Может быть, в вагоне начался пожар. И довезёшь ты до Техноложки сотню задохнувшихся трупов. А если остановиться немедленно, людей ещё можно спасти. В общем, действительно поседеть можно.
В числе пострадавших в этом вагоне была одна журналистка, назовём её Натальей. Лежит она в больничной палате, вдруг входит священник с певчими. Чтобы подать, значит, духовное напутствие и укрепить в минуты уныния и скорби. Спели они что-то приличествующее случаю. Наталья спрашивает: «А светское что-нибудь можно?»
Спели они тогда «Вечерний звон». Ничего не скажешь, бодрая песенка.
Потом Наталья говорит: «Батюшка, у меня к вам просьба. Личная». Певчие вышли. Поп склоняется к болящей.
А она ему: «Отступитесь от Исаакия».
Поп вздохнул, пожевал губами: «Не в моей власти».
«Вечерний звон» — популярная русская песня. Стихи Ивана Козлова. Музыка Александра Алябьева. Текст — вольный перевод стихотворения Those evening Bells Томаса Мура
По всей стране прошли траурные митинги. В Питере у Технологического института собралось, говорят, пятьдесят тысяч. Нынче футбольные матчи столько не собирают.
Должно быть, где-то такие митинги, скажем мягко, организовывали. Но в Петербурге люди шли на площадь добровольно. Я как раз встречал жену на соседней Сенной площади: она освещала это мероприятие. Площадь у Техноложки была перекрыта. Люди шли пешком, покупали на Сенной гвоздички.
За полтора года, что я живу в Питере, это уже не первый теракт. Был ещё самолёт в декабре 2015 года. Взорвался он над Синайским полуостровом, но летел в Пулково, и почти все пассажиры были жителями Санкт-Петербурга. Настроение в городе было такое же.
Скорбное и тягостное, но сдержанное. Без громких проявлений чувств.
Буквально вчера был свидетелем сценки в продовольственном магазине. Какая-то чудаковатая пара громко разговаривает, машет руками. Кассирша поджимает губы: «Ну как на базаре!»
Ну да, в магазине — это вам не на базаре. Особенно в питерском. Да что там, та же Сенная площадь ещё недавно была уставлена торговыми палатками и лотками. Но на этом стихийном торжище тон был ровно такой же. Вежливый, но корректный, как говорил один знакомый милиционер.
Впрочем, и смешного там было немало. Как-то на Сенной бросилась в глаза реклама:
«ЦАРЬ-ОДЫШКА».
Пригляделся: нет, «Царь-пышка». Только посередине зачем-то вставлено большое «О». Увенчанное короной. Причём не царской, а графской — с зубчиками. В общем, Петербург, конечно, город имперский и чопорный. Но по геральдической части слабоват. Почти никто уже не помнит правильных царских регалий.
И билет на самолёт с перебитым крылом
2740 — номер астероида, который носит имя Виктора Цоя
Летом 1990 года, будучи на Сахалине на заработках, мы с приятелями наперебой пародировали строчки из песен Виктора Цоя. «Солнце моё, взгляни на меня. Моя нога превратилась в кулак». «Мы хотели спать. Не было спать. Мы хотели пить. Не было пить. Мы выходили под дождь и попадали под душ». «И билет на самолёт с перебитым крылом, что, взлетая, оставляет земле лишь тень». В августе Цой умер — разбился в автокатастрофе.
У китайцев олицетворением первобытного хаоса был Хуньдунь с горы Куньлунь. Мешковатое существо огненного цвета, шести футов ростом, с четырьмя крыльями.
Чжуан-цзы сообщает, что Хуньдунь был правителем Центра. Он не имел обычных семи отверстий на голове: ни глаз, ни ушей, ни ноздрей, ни рта. Его друзья, правители Севера и Юга — Шу («поспешный») и Ху («внезапный»), руководствуясь самыми добрыми чувствами, решили просверлить эти отверстия. Каждый день они проделывали по одной дыре, а на седьмой Хуньдунь умер.
На Васильевском острове, неподалёку от нашего нынешнего жилья, есть Центр современного искусства имени Сергея Курёхина. Расположился он в бывшем типовом кинотеатре советской постройки.
Сейчас это здание решили перестроить. Стройка огорожена синим жестяным забором. На заборе написано, явно одной и той же рукой:
«ЦОЙ ЖИВ» и «КРЫМ НАШ».
Всё на свете взаимосвязано. И в такие трагические дни это понимаешь особенно остро.