Римский оратор Цицерон называл историю учительницей жизни. Если так, то лучшими учителями жизни являются историки. Своими уроками с корреспондентом Сиб.фм поделился заслуженный деятель науки РФ, автор более 270 научных работ, один из основателей кафедры отечественной истории в новосибирском госуниверситете профессор Варлен Соскин.
Скажите, зачем нужно сегодня заниматься историей?
Мироздание устроено таким образом, что история имеет склонность к повторению. Уже одно это говорит о том, что историческая наука нужна. Вот, допустим, не так давно вышла книжка одного американского профессора «Современная Россия как феодальное общество». Прав автор или нет? Для того, чтобы понять это, нужно иметь знание о том, что такое феодальное общество. Вообще, чтобы знать рецепты решения проблем современного мира — нужно иметь представление о том, в каком обществе мы живём, а тут без истории не обойтись.
То есть история нужна, чтобы формировать представление о современности? Современной исторической науке это удаётся? Как вы оцениваете её состояние на сегодняшний день?
Появление истории связывают с именем Геродота и датируют V веком до нашей эры
Очень негативно. Мы сейчас находимся в кризисе. С падением советского режима и его идеологии перед нами открылись огромные возможности. Но они не используются. Старое отмирает — а новое ещё не появляется. Я думаю, причина в дурном профессиональном качестве, в укоренённой советской услужливости, в стремлении написать историю так, как нужно власти, а не так, как было на самом деле. Все мы находились под влиянием той психологии, той методологии, всего культурного ареала, который формировался коммунистической партией. Могу привести пример. Когда я учился в Ленинградском университете в начале пятидесятых, у нас в группе был один молодой человек, которым мы все гордились и которого мы все любили. На семинаре он мог наизусть цитировать длинные отрывки из сочинений Сталина. И все вокруг — и преподаватели, и одногруппники говорили: «какой образованный студент». Именно в таком духе мы воспитывались. В результате, с падением железного занавеса оказалось, что наша история и всё гуманитарное знание в целом находится в глубоком кризисе.
Мы отстали от всего мира лет на пятьдесят-шестьдесят, особенно в теоретическом плане.
Но ведь с тех пор прошло двадцать лет? Что мешает историкам сейчас?
К сожалению, процесс пересмотра некоторых положений идёт очень медленно. Среди историков не существует консенсуса по многим вещам. С одной стороны, это свобода слова, возможность свободных дискуссий — и это хорошо. А с другой стороны, у нас нет возможности осуществлять серьезные совместные проекты. Взять ту же энциклопедию «История Сибири», которую власть обязала нас написать. В своё время я уже писал статью «Историю Сибири писать рано», которую опубликовали в «Вечернем Новосибирске». Почему я так сказал? Я знаю, что в нашем Институте истории (Сибирского отделения Российской академии наук, — прим. Сиб.фм) идёт жёсткое разделение по линии сталинисты/антисталинисты. И как мы сведём концы с концами, когда будем делать совместную энциклопедию? Особенно, когда начнём описывать XX век? Но когда я попытался поговорить об этом с директором, мне лишь сказали, что сверху есть указание и «Историю Сибири» нужно написать каким угодно способом. Сам факт того, что нам сверху указывают на какую тематику нужно работать, уже говорит о том, что мы продолжаем трудиться по законам советского времени.
В советский период любой исторический труд проходил проверку цензоров
Историков часто обвиняют в конъюнктурщине и в том, что они пишут сообразно текущей ситуации. Как вы относитесь к подобным обвинениям?
На самом деле, доля правды в этом есть. Желание угодить власти на генетическом уровне впиталось в профессиональное сообщество историков. Это пережиток тоталитарного режима. Но есть тут и практический момент. Мы состоим в государственных учреждениях, которые существуют на бюджетные средства, и получаем заработную плату.
В профессорской среде существует некоторое отвращение к ЕГЭ как форме проверки знаний абитуриентов. Вы преподаёте в Новосибирском госуниверситете уже около пятидесяти лет и повидали всяких студентов. Изменилось ли «лицо студента» после того, как он начал поступать по итогам ЕГЭ?
У ЕГЭ есть ряд плюсов. Он облегчает возможность талантливому провинциальному человеку поступить в престижные вузы страны. Ну, а если прямо отвечать на поставленный вопрос — то увеличилось количество студентов с хорошей памятью. Ведь ЕГЭ ориентирован не на понимание, а на натаскивание людей фактами. Раньше экзамен мог длиться чуть ли не часами и подчас превращался в интереснейшую беседу. Преподаватели университета имели возможность поговорить с абитуриентами, получить представление об их возможностях. Теперь поступление стало более механистическим. Как в общем-то и отношения между преподавателями и студентами.
В конце
Есть ли будущее за современными студентами? Превосходят они или уступают предыдущим поколениям?
Странный вопрос. Современные студенты не хуже и не лучше. Они соответствуют требованиям времени. Они менее отягощены пережитками прошлого, которые так или иначе влияют на всех «взрослых» историков. Они более развиты в технологическом плане. У меня вот, к примеру, даже компьютера нету, в то время как нынешние студенты в разы меньше ходят в библиотеку — они находят нужную им литературу в интернете. Есть ещё одна интересная черта, которую мне удалось подметить. Нынешняя молодёжь в своих исследованиях часто старается удалиться от современности, абстрагироваться от неё. Уйти подальше от двадцатого века. Раньше модно было изучать революционеров, а сейчас — староверов.
Как вы относитесь к научной деятельности таких государственных учреждений, как, например, Институт истории, который находится в ведомстве Сибирского отделения Российской академии наук?
Это режимная система. Власть даёт нам заказ — мы выполняем. Мне кажется, что это тупиковый путь развития. Тем более, что опека бюрократии над учёными вредна для науки. Я полагаю, что система Академии наук в скором времени будет реформирована.
Подпишитесь на нас в Telegram
