Честно говоря, я думала никогда больше не писать про Саяно-Шушенскую ГЭС, думала, что мой журналистский долг по этой теме уже выполнен. Станция полностью восстановлена, жизнь идёт своим чередом, и даже боль о тех, кто погиб 17 августа 2009 года, стала как-то... тупее что ли. Конечно, я никого там не потеряла лично, просто весь этот сюжет длиной в пять долгих лет зацепил невероятно глубоко.
Но вот сегодня мне написал знакомый, мол, не интересно ли вам ознакомиться с неофициальной точкой зрения на трагедию? Спрашиваю — а ты-то там каким боком? Ну потому что знаю, что вот он-то вообще никаким. Оказывается, у него есть друг, а у друга отец, а отец — подсудимый. Он работал на станции, и теперь ему, как и нескольким другим сотрудникам СШГЭС, светит семь лет колонии — якобы на основании «невнятных фактов и экспертизы», которую подготовил фонд под руководством шахматиста Анатолия Карпова. Именно на них, по его словам, будет опираться суд, хотя остальные экспертные заключения — в пользу защиты. Я объяснила, что сейчас нахожусь не в России, поговорить лично с его другом не смогу. Но я много писала про эту аварию и теперь хочу простым русским языком объяснить, почему нам стоит задуматься о происходящем.
Очередное судебное заседание пройдёт в Хакасии в начале декабря, слушания дела по существу начались в октябре 2013 года. В основе обвинительного заключения лежит акт Ростехнадзора, свидетельствующий о том, что причиной аварии стали усталость металла гидроагрегатов и халатность персонала. Много внимания уделяется вибрации, которая якобы превышала все немыслимые нормы — по версии следствия, обвиняемые «по небрежности в течение длительного времени допускали работу гидроагрегата N2 в неудовлетворительном вибрационном состоянии». При этом экспертиза опирается на данные экспериментальной системы постоянного вибромониторинга, установленной на станции за полгода до аварии: один из её датчиков показывал увеличение амплитуды вибрации турбинного подшипника до 840 микрон при максимально допустимых 160-ти. Произошло разрушение крепления крышки турбины, а это, в свою очередь, привело к её отрыву и разрушению станции.
А знаете, сколько нам давали интервью со словами: «Эта авария просто не должна была произойти»? Много. Никто не верил, что такое может случиться, никто об этом даже не думал. Но, извините меня, раз случилось, значит, были предпосылки.
Это не какое-то там космическое недоразумение, совпадение случайностей, одна трагедия на миллион. И вообще: то, что произошло на СШГЭС, могло произойти на любой другой станции в стране. И вот почему.
Усталость металла — это не такая штука, которая возникает как по мановению волшебной палочки. Это процесс, который длится годами. Если, конечно, у вас там нормальный металл, а не дефектные материалы, не какой-нибудь липовый сплав. Поэтому стоит разобраться, что за материалы были установлены, в том числе — в ходе ремонтов? Если такие разбирательства проводились, пожалуйста, обнародуйте результаты. Всё-таки 75 человек погибли — процесс должен быть более чем открытым.
Однако есть один момент, который не то чтобы склонны замалчивать, но уж точно никто его не выпячивает. Дело в том, что на гидростанциях исторически не было такого понятия как «металлоконтроль». Это делалось на тепловых и атомных станциях, потому что там то котлы взорвутся, то трубы лопнут, то задвижки полетят — и ведь тоже гибли люди, но и выводы из этого делались, поэтому система контроля за металлом там всегда была очень серьёзная.
9 тысяч кубометров бетона уложено в плотину Саяно-Шушенской ГЭС
А что такое ГЭС? Ну течёт себе вода и течёт, мы построим плотину покрепче, пустим воду по железобетонным трубам, будем наблюдать за тем, что вращается, и всё. А за статическими узлами гидроагрегатов никакого контроля не предусматривалось — ни проектными организациями, ни заводами-изготовителями. Почему сейчас это вменяется в вину эксплуатационщикам? Я лично не понимаю. Хотя шпильки в истории гидроэнергетики СССР уже «уставали» — на Нурекской ГЭС. Правда, тогда этот процесс засекретили. Не последствия ли в том числе того «секрета» пожинаются сейчас?
Далее про вибрацию на ГА № 2 и показатель в 840 микрон, который непосредственно перед аварией зафиксировал один-единственный датчик (из десятка) новой системы. Экспертизы подтверждают: этот датчик показывал повышенную вибрацию даже на остановленном агрегате. Раньше вибрацию, точнее — биение вала, измеряли переносным прибором два раза в течение смены. Показателей сверх допустимой нормы эти приборы не фиксировали. Неужели «старые дедовские методы» деморализовали себя настолько, чтобы не учитывать их показания в результатах экспертизы? Кстати, после аварии вибрацию изучили независимым методом — по показаниям сейсмостанций, там тоже не было выявлено превышений нормативов, эти данные в ходе судебных заседаний звучали.
И уж точно никто не вспоминает про то, в каких условиях начинал работать гидроагрегат № 2, «виновник катастрофы». А ведь вибрации на нём возникали с 80-х годов.
Напомню, станцию стали эксплуатировать ещё до того, как плотина была достроена, а водохранилище — набрано до проектных отметок. Делалось это в соответствии с постановлением Совета Министров СССР, принятым в апреле 1976 года. Этот документ устанавливал жёсткие сроки ввода агрегатов: первый надо было запустить в 1978 году, ещё два — в 1979-м и в 1980-м. Партия сказала: «Надо!», комсомол ответил: «Есть!», агрегат № 2 ввели в эксплуатацию в ноябре 1979-го. Правда, с временным рабочим колесом. Но в 1983-м его остановили: по мере увеличения напора на нём усиливались и вибрации. Сделать с этим в те времена ничего так и не смогли. Просто перестали эксплуатировать данную машину до 1986 года, когда временное рабочее колесо заменили на штатное. Есть ли эта информация в материалах дела? А ведь она крайне важна, ведь это тот же самый гидроагрегат, который разрушил машинный зал СШГЭС в августе 2009 года.
В научных отчётах (ещё времён великого гидростроителя Валентина Брызгалова, директора СШГЭС с 1977 года, когда это был строящийся комплекс, до 2001-го) отмечалось, что на гидроагрегате № 2 с этим временным рабочим колесом возникала недопустимая вибрация, что она приводила к регулярным разрушениям опорных узлов как направляющего подшипника турбины, который срывало с места, так и других элементов. Станцию, её оборудование, проточные тракты проектировали под конкретные напоры, в данном случае — высокие. А вот эксплуатировать первые агрегаты начинали при низких напорах, что и потребовало разработку промежуточной версии рабочего колеса. Но это решение, как показал опыт, было далеко не идеальным, вызывало много головной боли, и, не исключено, что именно тогда стали формироваться причины, совокупность которых привела к аварии 2009 года.
А вот что писал об этом Брызгалов: «За короткое время произошёл существенный скачок единичной мощности агрегатов от 110 МВт Волжских ГЭС и 225 МВт Братской ГЭС до 500 МВт и 640-720 МВт соответственно на Красноярской и Саяно-Шушенской гидроэлектростанциях. Такая интенсивность развития гидроагрегатостроения произошла всего за 15-20 лет. Большая инженерная практика отечественного строительства низконапорных гидротехнических сооружений оказалась технологически неподготовленной к созданию первых бетонных плотин высотой 100-125 м Братской и Красноярской ГЭС, возводимых в суровых климатических условиях.
Дальнейший переход от строительства этих плотин гравитационного типа к возведению ранее не применявшейся в широких створах конструкции арочно-гравитационной плотины высотой 245 м на Саяно-Шушенской ГЭС — оказался и научно не подготовленным.
Методы расчёта её развивались параллельно с усовершенствованием вычислительной техники, исследованиями на моделях и в натуре, а также на основе параллельно накапливаемого опыта проектирования, строительства и эксплуатации плотины. Готовность научных обоснований, технологий строительства плотин, а также изготовления и монтажа агрегатов и их эксплуатации оказались неадекватными указанному росту высоты плотины и единичной мощности гидроагрегатов. Это не могло не сказаться на качестве эксплуатационного состояния сооружений и оборудования, что является самой главной особенностью, определившей суть процесса освоения Красноярской и Саяно-Шушенской ГЭС, вызвавшей необходимость разработки новых направлений в обеспечении их нормальной эксплуатации...»
Разумеется, всё это надо исследовать комплексно. Чуть более чем очевидно, что процесс строительства Саяно-Шушенской ГЭС не был таким уж благополучным. Он был чертовски сложным, и станцию, которая не имела аналогов в мире, приняли в эксплуатацию лишь в конце 2000 года, с недостатками в работе оборудования. Например, как выяснилось позже, колёса турбин были спроектированы не вполне удачно — на них образовывались трещины, наблюдалась повышенная кавитация, это требовало настолько частых ремонтов, что в 2011 году планировалось начать постепенную замену рабочих колёс на новые. Ну что же, заменили...
Да, мы с вами стали свидетелями беспрецедентной аварии, крупнейшей в отрасли. 75 человек погибли, пострадавшими по делу проходят 190 человек. А кто же всё-таки виноват? И на основании чего? С одной стороны, ситуация такова, что предпосылки этой катастрофы закладывались ещё в советское время, а те вещи, которые сегодня вменяют в вину эксплуатационщикам, не то чтобы не обоснованы — в них можно с одинаковым успехом обвинить любых других эксплуатационщиков на любой другой ГЭС. Гидроэнергетика — это одна отрасль, станции действуют по одним правилам и стандартам. Должного металлоконтроля за статическими узлами оборудования до аварии на Саяно-Шушенской ГЭС не было нигде. Рвануло здесь. А могло где угодно!
С другой стороны, нельзя просто так взять и никого не обвинить в гибели 75 человек. Никто не поймёт.
Ошибки не были случайными, это система. А система всегда найдёт, кто виноват. К сожалению, чаще всего находят козлов отпущения — это такие простые люди, за которых никто не пойдёт горой, не попросит у президента (хотя гидроэнергетики — народ дружный и своих не бросают, тут они явно бессильны). Но это — довольно простое решение. Гораздо сложнее в данной ситуации признать, что именно из-за нужд и потребностей государства была начата гонка в деле, которое не прощает ошибок. Ведь если этого не сделать, не исключено, что подобная авария может повториться и на других объектах отрасли. Там ведь те же самые гидроагрегаты...
10% ресурсов мира составляют энергетические ресурсы рек России в мировом балансе
Добывающие компании эксплуатируют природу, покоряют реки, роют шахты, опустошают недра. Разве за это не придётся платить? Только почему платить должны простые люди? В аварии на СШГЭС уже погибли 75 простых человек... Этот текст не про то, что компания «РусГидро» должна выйти сухой из воды. Енисей означает «большая вода», а она просто так не отпустит. Надо признать, компания уже заплатила беспрецедентную цену, гибель шахтёров в Кузбассе проходит куда более тихо. Ну или напомните мне, если я вдруг что-то забыла. Просто шахты под землёй, глубоко, далеко, а Саяно-Шушенская ГЭС — гордость страны, жемчужина Саян, она на виду. Виновные будут наказаны.
Немного об иронии судьбы. Знаете, какая фамилия у бывшего директора СШГЭС, который также проходит обвиняемым по этому делу? Неволько. Такая вот комбинация. Шах и мат.
Подпишитесь на нас в Telegram
