Дмитрий Булныгин одевается так, будто его совершенно не волнует, как он выглядит, называет вещи иногда нецензурными, но своими именами, отвечает быстро и прямо, не стесняется громко смеяться, когда смешно, и реагировать резко, когда совсем не смешно. В общем, один из самых известных видео-художников страны совсем не похож на известного видео-художника. Что не мешает его выставкам с успехом проходить одновременно в пяти точках мира. Почему он никогда не жалеет о сказанном и не таит обиды на «Синих носов», Дмитрий рассказал Сиб.фм.
Учитывая то, сколько споров вызывает современное искусство, как вы для себя разграничиваете объект искусства и просто эпатажную ерунду?
Объект искусства — понятие относительное, я не делю предметы на «искусство» и «не искусство» и считаю это делом праздным. Другое дело — моё отношение к какому-то творчеству и персональная реакция на работу. Если я в работу не погружаюсь, она меня вообще не трогает, ни умственно, ни эмоционально, то для меня это не моё искусство. А если для меня его нет, то его нет вообще. Но есть вещи очевидные, они находятся вне поля моей субъективности. Например, не искусство работы таких художников, как Шилов, Глазунов, Церетели, Никас Сафронов. И это даже не моё субъективное мнение, это научный факт, такой же, как то, что сахар действует на определённые точки языка.
А Никасу Сафронову вы можете об этом сказать?
Если его интересует моё мнение и он подойдёт и спросит, конечно, скажу.
А как же рамки приличия, условности тусовки?
Я сожалею о сказанном только лишь тогда, когда был недостаточно красноречив. Если достаточно — то ни о чём не жалею. Сказано ли это было в изменённом состоянии или с утра, после крепкого сна. При этом я склонен меняться, довольно сильно. Но это происходит через какие-то большие промежутки времени, лет пять. Поэтому о каких-то вещах я бы так уже не заявлял, но лишь по причине того, что меня теперь не интересуют ни объект, ни реакция, ни оппонент.
Видеоработа «Весна» Дмитрия Булныгина вошла в шорт-лист премии Кандинского — самой престижной российской премии в области современного искусства
А какие люди вас сейчас интересуют?
Я люблю общаться с людьми младше себя. Со сверстниками, даже с теми, с кем мы были близки когда-то духовно, мне часто бывает скучно. Они часто консервативны, даже в каких-то бытовых вопросах, вплоть до выбора еды или питья. Ну и, конечно, мне больше интересны люди из творческой среды, как правило, связанные с визуальным искусством.
То есть тракторист за сорок вас вряд ли заинтересует?
Почему? Наоборот, заинтересует с высокой вероятностью, если это будет интересный, искренний и незашоренный чувак. Я в деревне часто находил себе интересных собеседников. Мне нравится, когда человек мыслит и говорит естественно, а не находится в плену стереотипов какой-то системы.
Вас вдохновляют женщины?
Да. Но если говорить про музу-шмузу, то такого нет. Вдохновляют, как правило, близкие женщины, в том числе физически. Понимающие, что мы совместно делаем, такая понимающая модель. Но соавторов-женщин у меня не было.
Фестиваль группы «Синие носы», который намерен проводить Новосибирский краеведческий музей, получил из областного бюджета грант в размере 1 миллиона рублей
Вы как будто говорите с пренебрежением о женщинах в искусстве. Им там не место?
Почему не место? Их там всё больше и больше, на XII Фестивале сверхкороткого фильма, который я делаю, в этом году было большинство женщин-авторов, и победители были почти все женщины. Пренебрежение есть к понятию женского искусства. Ну, это такое украшательство. Им и мужчины зачастую занимаются. А если работа хорошая, то пол вообще не имеет значения. А что касается соавторства, у меня его почти не было никогда, я не склонен к групповой работе.
При этом у вас есть ощущение, что «Синие носы» вас несправедливо вычеркнули из авторов идеи?
Нет, такого ощущения нет. Есть определённая доля лукавства в их пресс-релизах, но мне это абсолютно всё равно, и никак меня не трогает. Как раз по той причине, что я больше не хочу делать такие работы. Это когда-то был этап эксперимента с «юмором». Несмотря на то, что я дружен со Славой Мизиным, творчество «Синих носов» я готов критиковать. Особенно количество повторов. По сути, сейчас это бесконечное самокопирование формул, придуманных до 2003 года.
Эксперимент — дело молодых?
Не обязательно. Для него нужен некий опыт. Эксперимент — это такое признание себе самому в том, что сделанное раньше было неправильно, раз ты пытаешься делать что-то совершенно иное.
Ролик Дмитрия Булныгина «Грузинские песни» спровоцировал дипломатический скандал
У художника должно быть чувство юмора?
Обязательно. Разве это не смешно, мужчина мажет кисточкой по холсту вместо того, чтобы пахать поле? У него должно быть чувство юмора, чтобы с его помощью сокращать эту нелепую дистанцию. Когда я поступал в архитектурную академию, у меня его не было, оно постепенно пришло. Кто не приобретёт чувство юмора во время обучения, станет неинтересным художником.
Это важно именно для художников или вообще для людей искусства?
Для художников прежде всего, ведь визуальное искусство очень субъективно. Там практически нет законов, если мы не говорим, конечно, о таких вещах, как прямая или обратная перспектива. Музыка, например, в этом плане менее субъективна, её не надо объяснять. То, что ты слышишь, входит естественней, чем то, что ты видишь. Труднее что-то доказать видимым, чем слышимым. Механизм воздействия музыки более естественен, как, например, естественней пить чай, а не есть его ложкой. Мне кажется, что смешливый музыкант это как-то не очень. А весёлый художник — это хорошо.
Вы весёлый художник?
Ну, у меня юмора хватает. Возможно, он специфический, но все мы специфические люди. Но я хочу, чтобы мои работы воспринимала более проникновенная публика. Мне мало, если кто-то просто усмехнётся.
Вы давно работаете с компьютерными технологиями. А по холсту и кистям не скучаете?
Это что-то из серии «Эх, давно я не ел такого мороженого». Потому что ты когда-то его ел и обязательно снова хочется попробовать. Но последнее время у меня проблемы с мастерскими, мне, грубо говоря, негде это делать. Хотя этим летом я жил на даче, пытался что-то там помазать. Да, иногда хочется. Но для меня это сродни такому дамскому занятию, рукоделию. Другое дело, что я делаю не только цифровые изображения, не так давно начал рисовать на стенах, делаю граффити, но быстрое, трафаретное.
На глазах у публики?
Нет, это же порча стен, административная ответственность. Но недавно мне пришлось сделать это на глазах у публики, потому что не было времени. Это было в Красноярске, серия работ «Единоперстие». Вы знаете такого персонажа — Юродивый с картины Сурикова «Боярыня Морозова»? Это самый бесшабашный человек, он один может всё сказать, и ничего ему за это не будет. На моей работе у него изменена рука: развёрнута иначе, и палец один. За один день в Красноярске я сделал несколько этих граффити в центре города. Закрасили моментально.
А какие у вас вообще с религией отношения?
Я, скорее, агностик. Но по религиозным взглядам мне ближе всего сикхизм. По степени лояльности относительно всех других религий и взглядов, по этическим принципам. У сикхов по сути нет Бога, есть заветы, созданные мудрецами. Они мне близки.
Какое искусство вам интересно помимо художественного?
Я кино люблю смотреть. Такое, чтобы меня это трогало. Почти не смотрю Голливуд — не трогает. «Аватар» посмотрел, но денег стало жалко, я за два билета отдал 1 000 рублей. Лучше грибов съесть.
Сергей Курёхин создал миф, согласно которому Ленин в больших количествах употреблял галлюциногенные грибы и сам стал грибом
Мама следит за вашим творчеством? Вам важно её мнение?
Не то чтобы пристально следит. На уровне «У тебя всё хорошо?» Некоторые вещи я ей показываю, но такие, чтобы не загружали её. Если человек в этом мире не живёт, лучше показывать ему что-то, что может быть им понято, понравится без какого-то объяснения. Что касается важно или нет, знаете, дело не в том, близкие или не близкие люди: человек должен быть адекватен этой среде. Это выдуманная какая-то штука, когда благодарят маму, папу, Бога.
Каким должен быть ваш гонорар, чтобы вы согласились на проект?
Я не могу посчитать, скольком мне надо денег, но факт состоит в том, что способ демонстрации современного видеоарта довольно дорог, часто простой стены недостаточно. Есть гонорар — хорошо. Бывает, что его нет, и тогда я уже решаю, интересен мне проект или нет.
Вы боитесь конкуренции?
Конкуренция — это когда ты постоянно что-то рисуешь, производишь без конца, а рядом кто-то делает то же самое, и встаёт вопрос о сбыте товара. Конкуренция же на нашей сцене может быть связана только с тем, что с каким куратором дружишь, тот тебя и показывает. Иногда бывает важно выставиться в определённом месте. Но вообще я считаю, что страх — это унизительное чувство, я стараюсь с ним бороться.
А вы можете прогнуться для того, чтобы выставиться в важном месте?
В чём прогиб? Сделать специальную работу под это место? Поужинать с куратором? Специально я вряд ли буду это делать. Но я могу сказать прямо, что я этого хочу, что, мне кажется, это будет хорошо. Но это бывает крайне редко. Чаще наоборот, кураторы предлагают — после чего я одновременно участвую в нескольких выставках в Европе, куда едут эти кураторы, а я сижу у себя на юго-западе Москвы.
Вам комфортно там?
Да, Москва — мой город. Я жил в разных местах, но там мне комфортней всего. Я не представляю, что бы я сейчас делал здесь. Мне не хватает в таких городах, как Новосибирск, наполненности, тут мало очень всего.
Вы нравитесь себе? Хотите, чтобы сыновья были на вас похожи?
Я к себе привык. А сыновья похожи, внешне. У младшего о характере говорить рано, а вот старший по темпераменту совершенно другой. И мне нравится эта его непохожесть. Я не люблю клонов.