Типа умирайте и всё

Психолог сказал Вике смириться с тем, что её мама может умереть в любой момент. Интернет посоветовал просто побыть с ней рядом. А политики решили не спешить со строительством онкодиспансера. Все вроде бы знают лучше, как правильно. Но Вика с ними не согласна.

В правительстве Новосибирской области заявили, что строительство онкологического диспансера отложат на неопределённое время. Позже министр здравоохранения региона Константин Хальзов уточнил, что до 2020 года. Также он отметил, что их смущает аудит и отсутствие конкретного понимания, какую именно помощь там будут оказывать.

«Перед министерством здравоохранения стояла задача посчитать реально, сколько коек развёрнуто на территории Новосибирской области, какие медицинские учреждения принимают участие в оказании медицинской помощи, какой сегодня персонал, какое они имеют образование, сколько онкологов работают в амбулаторной сети», — сообщил Константин Хальзов.

Также он отметил, что на данный момент все медучреждения должны объединиться, чтобы снизить смертность от онкологических заболеваний.

Мария и замкнутый круг. Жизнь обычной женщины с онкологией

В июле я брала интервью у страдающей от онкологии Марии Брыковой. Она лечится в Новосибирске и для неё актуально строительство диспансера. В 2012 у неё был рак шейки матки, от которого она вылечилась. Однако в 2017 году у Марии диагностировали рецидив. Точнее, так написано в медкарте. На деле у неё рак четвёртой стадии, а опухоль уже в районе поясницы.

Мария позвонила мне в конце октября. Голос у неё был слабый, тревожный. Она попросила пообщаться с её 20-летней дочерью Викой об ужасном отношении врачей к онкобольным. Сама Мария не могла со мной побеседовать – слишком плохо себя чувствовала.

Придя ко мне на встречу, Вика ведёт себя торопливо и неестественно серьёзно для её возраста. Достаёт из пакета огромную стопку бумаг: очень толстая и потрёпанная медицинская карточка мамы, выписки врачей, жалобы, ответы министерств и прочее. Я не успеваю даже начать беседу и уж тем более включить диктофон, как Вика начинает мне рассказывать о последних событиях из их жизни. Говорит с волнением, но быстро и чётко, не прерываясь ни на что.

– В общем, в этот раз её рвало очень сильно. Мы думали, это от химии и поначалу ничего не делали. Маме становилось всё хуже, и мы пошли к нашему терапевту Ольге Савкиной. Она выписала трамадол. Это такое сильное обезболивающее, от него, наоборот, рвота и тошнота. Но обычно его выписывают, когда уже не хотят человека лечить.

Становилось и дальше всё хуже. Мы пошли снова к Савкиной. Она на это раз выписала трамадол уже не в таблетках, а в уколах. Он ещё мощнее. А также панкреатин и прочее для желудка.

Маме продолжало становиться хуже. Приехала скорая, сказали, что это основное заболевание и они ничего не могут сделать. Типа умирайте и всё. Это было 19 октября. Я потом писала и на них, в том числе, жалобы. В тот вечер на скорой нас отказались забирать.

Через три дня маму уже рвало каждый час. Мы опять вызвали скорую. Однако затем мне перезвонили и уточнили: «У вас мама онкобольная?». Я говорю: «Да». Затем спросили, что принимаем. Ответила: трамадол. Там посчитали, что нам скорая не нужна и отправили неотложку.

Но нам повезло: на вызов приехала женщина из местной поликлиники.

Она поставила не совсем верный диагноз – острый холецистит, для того, чтобы забрали на скорой в Горбольницу.

Там уже маму откачали.

Оказалось, Савкина нам даже не сообщила результаты анализов, а тем временем показатели креатинина были уже критическими – 1800. А когда 2000 – это уже либо кома, либо летальный исход. Той же ночью маму положили на операцию.

Врачи говорят, что одна почка полностью отказала, а вторая просто не справляется. И ей вставили трубки, стенд с пакетиками. Это навсегда теперь. То есть, если бы терапевт ещё при первом приёме назначила анализы, этого можно было бы избежать. Потому что врачи сказали, что креатинин не за один день так поднимается.

По этой ситуации с терапевтом я написала в прокуратуру, в соцстрахование, минздрав и главврачу той больницы. 2 октября мне пришёл ответ из прокуратуры, что дело перенаправили в областной отдел.

Как ты узнала о диагнозе матери?

Первый раз у мамы был рак шейки матки. Диагноз поставили в 2012 году. Стадия была 2Б.

Мама тогда пришла домой и показала мне бумажку. Я вообще ничего не поняла, там было написано «злокачественная опухоль». Тогда я была очень далека от таких вещей. Это сейчас уже как онколог знаю все диагнозы, таблетки.

До этого момента казалось, что рак и онкология есть только в телевизоре. А на самом деле онкология может коснуться кого угодно. Эта болячка не выбирает.

Поначалу были мысли, что всё будет легко и просто. Но мы ошибались. После первой химии маму очень сильно рвало. И я ей сбривала волосы на голове. Наверное, самое тяжёлое то, что теряется красота.

Всё равно мы с бабушкой старались не показывать, что всё плохо и грустно. Хотя на самом деле всё было очень плохо.

Затем у мамы начались осложнения, ей пришлось делать операцию. Тогда мне в первый раз сказали, что она умирает. Даже не разрешили заходить к ней в палату. Но в Горбольнице её спасали много раз. Тогда это был первый случай.

В первый раз твоя мама в итоге вылечилась от онкологии. Но затем произошёл рецидив. Как это было?

В 2014-2015 году всё было хорошо и у мамы отросли волосы. А в 2016-м у неё начала очень сильно болеть нога. Если бы тогда врачи сразу поставили верный диагноз, то, вероятно, она бы уже снова вылечилась от онкологии.

В общем, тогда мама пошла в больницу с болями в ноге и ей поставили остеохондроз. Посоветовали сменить обувь. Невролог Турецкая не хотела назначать маме анализы, говорила, что ничего страшного нет. Терапевт была того же мнения.

Анемия (малокровие) — состояние организма, характеризующееся пониженным количеством эритроцитов или гемоглобина в крови. Состояние анемии вторично и является симптомом различных заболеваний.

Так врачи думали целый год, пока маму совсем не скрючило. Нога уже вообще не ходила. Тогда мы сделали анализы, УЗИ, и нам озвучили реальный диагноз – злокачественная опухоль. Нам поначалу не хотели его озвучивать. Сказали, что это просто анемия и выписали трамадол уколами. После его приёмов у мамы начали отказывать ноги, она сильно похудела – весила 37 килограммов.

Целый год врачи не замечали, что у неё рак! Осознав это, я начала писать жалобы, в том числе в областной минздрав.

Улучшилось ли отношение врачей после обращения в минздрав?

Поначалу да. Все врачи начали ко мне приходить, маме провели обследования, назначили консультации и прочее. Даже дали квоту в Мешалкина.

Последняя неделя, до того как мы уехали в Мешалкина, была очень напряжённой. Мы каждый день с бабушкой не спали, сторожили маму. Менялись каждый час, якобы чтобы другой поспал. Но когда такое напряжение, вообще не спишь.

В Мешалкина мы её привезли на руках. Маме тогда впервые выдали инвалидную коляску. Один момент оттуда у меня хорошо засел в голове. Я видела, как её увозят на коляске и закрывается лифт. Как в фильме. Я тогда испытала очень сильные эмоции.

Спустя три дня мама начала приходить в себя и инвалидная коляска нам была уже не нужна. Мы были уверены, что она выздоровеет.

Однако затем меня вызвала к себе врач из местной поликлиники. Она мне сказала, что прогноз неблагоприятный и маме осталось жить два-три месяца. Это, правда, было уже полтора года назад.

К счастью, в этом им нельзя верить.

Я долго думала, рассказывать ли маме о таком прогнозе врачей. В итоге решила, что нет. Но она сама потом узнала.

Нас ещё долго на химию брать не хотели, потому что низкие показатели. Ну и как мне вообще объяснили, принято лечить тех, в ком уверены, что вылечат. Им нет смысла брать тяжелобольных.

Постепенно отношение врачей снова ухудшилось. Мы вообще уже не ходим в нашу местную поликлинику. Потому что там врачи постоянно шептались: «Чего они опять припёрлись? Что им надо?». Терапевты нас передают от одного к другому. Врачи отказываются от нас.

Искала ли ты какие-то советы как в плане терминологии, лечения, так и в психологической помощи?

Насчёт терминологии и лечения: после того, как маме год не ставили диагноз, я поняла, что нужно самой всё это знать. Врачам либо всё равно, либо они действительно многого не знают. Конечно, тут интернет помогал, всякие онкофорумы. Спрашивали у других больных, к кому лучше обращаться.

Психологически – это самое трудное. Потому что от лекарств, химий у мамы очень сильно менялся характер. Были такие моменты, когда с ней становилось просто невозможно общаться.

И я не сказала бы, что в этом плане как-то помогают онкофорумы. Их посещение вообще очень сильно забивает мысли. То есть я вечером сяду взять у них какой-нибудь совет, но вижу другие статьи по теме и начинаю читать одну за другой. Это очень сильно забивает мысли. У тебя словно нет своей жизни, есть только онкология.

Также я просто искала в интернете, как можно поддержать онкобольного, но ничего полезного не увидела. Просто «будьте рядом, будьте рядом...» и всё.

Я ходила к нашему психологу в колледже. Спросила, что мне делать, потому что я с ума сходила. Каждый день были мысли: почему заболела она, а не я; лучше бы это случилось со мной. И вообще мне ничего не хотелось делать. Психолог сказала мне: «Просто смирись. Все люди умирают – просто смирись».

Я поняла, что это мне не поможет, и пошла к платному психотерапевту. Там мне прописали уже успокоительные, всякие методики, фильмы-книги.

Какие фильмы и книги тебе советовали?

Например, фильм «Секрет». Честно скажу, он мне не совсем помог. Больше пользы от добрых фильмов. Про котиков, допустим, – «Девять жизней». Мы с мамой их очень любим. Ну и мотивирующие фильмы. Недавно вот вышел фильм с Охлобыстиным «Временные трудности». В общем, мне помогают такие, где люди борются, не сдаются. Они вдохновляют.

Делилась ли ты своими переживаниями с друзьями? Что они тебе говорили?

Я даже и не рассказывала почти никому. Не хочется, конечно, чтобы это прочитала мама, но если честно, в таких ситуациях у тебя не становится ни друзей, ни подруг, ни личной жизни. На это нет сил и времени. Сейчас, правда, у меня уже всё хорошо, есть друзья и молодой человек. Но тогда я всех растеряла. Возраст такой: все гуляли, отдыхали.

У меня практически никто в колледже не знает о том, что у мамы онкология. Только несколько преподавателей.

Времени на многое не хватает. Особенно когда мама в больнице, ведь приходится постоянно туда ездить. Многим бы хотелось сейчас заняться, например, танцами. Но я понимаю, что на это нет времени.

Тебе приходится постоянно самой разбираться ещё и в том, как подавать жалобы, как всё это оформлять?

Я просто посмотрела в интернете, как это делают. Но мне кажется, что всё делаю неправильно. Просто пишу всё своими словами. Конечно, если бы была возможность, я бы наняла адвоката. Я уверена, что мы бы 100 % выиграли бы дело.

Я пыталась найти в интернете новосибирские центры, организации, где могли бы бесплатно помочь с такими юридическими проблемами. Но нашла только бесплатную консультацию у обычного юриста, который, естественно, пытался сделать всё, чтобы я его наняла. Ничего мне толком не посоветовал.

Зато в Новосибирске есть бесплатная реабилитация, психологическая помощь для онкобольных. Маму отправляли к психотерапевту. Она побывала там два раза. От этих встреч был явный эффект. Но затем мама почему-то перестала к ней ходить.

Этот психотерапевт и мне звонила, говорила, если нужна помощь, то и я могу к ней ходить на консультацию. Я с ней пообщалась всего один раз.

А почему ты тоже перестала ходить к психотерапевту?

Я поняла, что нам нужно двоим заниматься с психотерапевтом. Если будут помогать только мне, то в этом не будет смысла. Я-то всё равно вытерплю, справлюсь. А маме вот реально нужна помощь. Но я надеюсь, что она потом продолжит свои встречи с психотерапевтом.

Консультации с психотерапевтом твоей матери назначили после серьёзной передозировки одним из лекарств. Ты помнишь, при каких обстоятельствах это всё произошло?

Ну, наверное, это отчасти моя вина. Я не увидела, не почувствовала, не смогла понять, что ей нужна была моя поддержка в тот момент. Ещё наложилась усталость от всего этого. Ну и стоит помнить, что почти все эти лекарства влияют на психику.

В тот вечер мы с парнем смотрели у него дома чемпионат мира по футболу. Я переписывалась с мамой и заметила, что она странно пишет, буквы слипались. Поехала срочно домой и увидела...

Что изменилось в ваших отношениях с тех пор?

Мама всегда для меня была и остаётся лучшей подругой. В последнее время наши с ней отношения стали ещё крепче. Даже если у неё бывают срывы из-за лекарств, я стараюсь не развивать дальше ссору.

В прошлой беседе твоя мама так и не смогла выговорить название твоей специальности. Скажи, на кого ты учишься, кем ты станешь?

Твердотельная электроника. Это связано с вычислительной техникой – компьютеры, микросхемы, электроприборы. Также мы проходим и проектирование, и программирование.

Но я не уверена, буду ли работать по специальности. Она мне стала интересна только в этом году. Потому что до этого я никак не хотела учиться. Первый год у меня ещё было желание, а на второй уже хотела бросить. На меня тогда мама орала, говорила: «Нет, не бросишь! Ради меня. Я диплом получала, с капельниц приезжала на занятия».

Так что я доучусь. Надеюсь, ничего такого не произойдёт. Мне осталось учиться этот год и ещё один.

Какие у тебя мысли о будущем? Какие планы?

Страшно. На самом деле страшно. Врачи постоянно говорят, что всё плохо. Страшно, но я не собираюсь в это верить. Потому что всё зависит от того, что у тебя в голове.

Я планирую закончить учёбу, отучиться на права, купить машину – буду маму возить. Ремонт сделаем.

UPD:

Новый год и все январские праздники Мария провела в больнице. Ей провели операцию — была забрюшинная флегмона. Какое-то время она провела без сознания. На данный момент Мария находится на симптоматическом лечении дома, без помощи не может вставать. Пользователи Пикабу продолжают поддерживать её и помогают собирать деньги на необходимые лекарства.

Помочь Марии Брыковой можно переводом средств на покупку лекарств (Мария с Викой живут вдвоём):

Сбербанк 6390 0244 9002 4157 60 (Мария Ильинична);
или
«Открытие» 4460 6510 2167 8862 (Мария Ильинична).