В канун Всемирного дня донора, который отмечается 14 июня, корреспондент Сиб.фм съездил в Новосибирский клинический центр крови и узнал о том, почему люди становятся донорами, как поэтапно происходит сдача крови, на какие компоненты она разделяется после, где хранится и для чего нужны различные машины в лабораториях.
Люди в бахилах
Новосибирский центр крови снаружи выглядит непримечательно — как обычная районная поликлиника. Только очередь возле двери не толпится. В маленьком тамбуре надеваем бахилы и заходим. Гардеробщицы приветливо интересуются, куда нам нужно, но разобраться сразу не получается. Приходится звонить.
По телефону нам объясняют, что на второй этаж мы попадём, следуя по красной линии на полу. В голове сразу всплывают две ассоциации. Либо мы сыщики, идущие по кровавому следу, либо мы убийцы, перекрывающие жертве главную артерию, наступая на неё массивной подошвой.
Да, красный — определённо самый подходящий цвет для центра крови.
По только что помытой и ещё немного скользкой лестнице поднимаемся к регистратуре. Там нас встречает Наталья — милая девушка, с которой мы общались по телефону. Пока фотограф занят поиском хороших кадров, разглядываю аквариум. Декоративные рыбки снуют туда-сюда, гипнотизируя людей, сидящих в очереди ранним утром понедельника.
В среднем донор проводит в Центре крови от 1,5 до 2,5 часа
Очередь длинная, но движется быстро. Прокол пальца у врачей много времени не занимает, да и пациенты не сопротивляются, как это обычно бывает в поликлиниках, а наоборот, с радостью протягивают безымянный палец. Шум очереди стремительно затихает, и коридор теперь кажется стерильно тихим. В воздухе летает лёгкий запах хлорки.
В ожидании врача разглядываю всё вокруг. Возле двери в приёмную синяя табличка — «202 кабинет». На стенах картины. Прислушиваюсь: стук каблуков по лестнице, шелест бахил и снова тишина. Я сижу на диване, и с моего места виден только угол приёмной.
Вся стена увешана дипломами, а внизу на стуле, словно на троне, восседает коричневый плюшевый петух. Так и сидим.
Наконец приходит приятная девушка в бело-розовом медицинском костюме. Это наш сопровождающий на сегодня — заведующая отделением заготовки крови, врач-трансфузиолог Олеся Голышкова. Уже втроём мы отправляемся обратно к регистратуре.
— Сначала донор регистрируется, — начинает рассказывать врач. — Далее идёт на первичное определение группы крови, на медицинское освидетельствование к врачу, потом пьёт чай.
Замечаю на полках регистратуры плюшевую игрушку в виде капли крови, и мы переходим в процедурный кабинет, где у доноров берут кровь из пальца.
40 раз надо сдать кровь, чтобы получить звание почётного донора России
— Посетитель с номером 61 приглашается в кабинет номер 216, — звучит из громкоговорителя.
В кабинете на столах стоят десятки пробирок — разноцветные пёстрые палитры, как у художников. Только вместо красок в них смешивают кровь и реактивы. Проходим дальше. Теперь ясно, куда делась очередь. Она плавно переместилась из одного коридора в другой.
Кто-то задумчиво смотрит в потолок, кто-то уткнулся в телефон, а кто-то пытается завести беседу. Олеся показывает нам на небольшое помещение — буфет. В одном углу — нагреватель и поднос с фирменными красными кружками, в другом углу — стол, напротив которого расположен телевизор. С экрана, что неудивительно, вещает самая здоровая Елена Малышева. Присаживаюсь к столу, и в этот же момент рядом садится девушка с уже перебинтованной рукой. Ложка неприятно стучит о дно кружки, смешиваясь с остальным шумом вокруг.
Игрушки в виде сердец
Отдохнули, набрались сил и идём дальше. Проходим в узкий проём в углу помещения и попадаем на крутую лестницу вверх. Нос сразу улавливает резкий запах металла и спирта.
— Девушка, подходите. Нормально всё? — спрашивает доктор у очередной пациентки, пока мы проходим рядом.
Операционный зал выглядит бесконечным, после тех кабинетов-каморок и узких коридоров, где мы уже успели побывать. Плитка на стенах выложена красным узором в виде кардиограммы, как будто отмеряющей сердечный ритм спасённых донорами людей. Кресла стоят по кругу, рядом с каждым — тумба и аппараты. Везде висят трубки и мешки.
Проходим мимо операционных кресел. На столах снова пробирки, но уже разделённые по группам крови, рядом — семь пакетов с готовой кровью, а на тумбочках лежат резиновые игрушки в виде сердец.
Эти сердца доноры сжимают, чтобы качать кровь.
Сдача крови в дозе до 500 мл совершенно безвредна и безопасна для здоровья человека
— Здесь сдают цельную кровь, которая делится на компоненты, — показывает нам на занятые кресла Олеся, — а там компонентную.
Возле кресел, на которые указала врач, стоят различные машины, перекачивающие кровь. А вот цельную кровь машины брать не могут, приходится работать людям. В одном из кресел секции сдачи компонентов крови уже сидит женщина.
— Это наш кадровый донор, мы с ней заранее договорились, — поясняет доктор. — Она сдаёт плазму крови.
Олеся объясняет, что плазму можно сдавать хоть раз в две недели, а вот чтобы сдавать кровь, нужно приходить раз в два месяца.
— Самый востребованный компонент, который нужен постоянно, — это тромбоциты. Они хранятся всего пять суток, поэтому доноры нужны ежедневно и в большом количестве. Мы обеспечиваем тромбоцитами весь город. В том числе онкогематологический стационар, который нуждается в них ежедневно.
Спрашиваю, правда ли, что сдать кровь всего один раз так бесполезно, как об этом говорят. Ведь часто можно услышать, что если через полгода ты не сдал кровь ещё раз, твою старую кровь просто выбросят. Врач удивлённо смотрит на меня.
— Первые полгода не используется только плазма. Цельная кровь разделяется на компоненты: эритроциты, тромбоциты и плазма. Тромбоциты от каждого донора пулируются (смешиваются — прим. Сиб.фм): от пяти доноров получается одна терапевтическая доза, которая переливается сразу после тестирования. Эритроциты годны в течение 42 суток, поэтому переливаются практически сразу. А плазма идёт на карантин. И только через полгода карантина она переливается пациенту.
Она подвергается глубокой шоковой заморозке при –80 °С, чтобы все факторы свёртывания были сохранены, и потом хранится при температуре –30 °С минимум в течение полугода.
Это связано с тем, что эритроциты и тромбоциты не несут вирусов, они функционируют только в плазме.
Наблюдаем за кадровым донором, а врач в это время рассказывает, как устроена сдача плазмы. Обращаю внимание на песочные часы, стоящие на машине, и два пакета с прозрачной жидкостью.
Плазма — жидкая часть крови, в которой взвешены форменные элементы, а также различные факторы свёртывания
— Часы нужны для обработки локтевого сгиба, — поясняет Олеся. — Они отсчитывают две минуты с момента обработки — после можно колоть.
Портреты доноров
После того, как врач вставляет иглу, кровь поступает в специальный резервуар, затем проходит через центрифугу, где плазма отделяется от других компонентов. Эритроциты и тромбоциты возвращаются обратно в вену. В конце процедуры пациенту вводят физиологический раствор для того, чтобы кровь не сворачивалась.
Кадрового донора зовут Вера. Она преподаватель физической культуры у специальной медицинской группы в НГТУ.
— Кровь сдаю пятый год. Первый раз получилось так: упал у нас человек, нужно было помочь. А потом так вот и пошло.
Нравится, когда приходит СМС: «Сегодня ваша кровь перелита пациенту. Спасибо за это».
Я обычно сдаю плазму или тромбоциты, а сначала цельную сдавала. Теперь я кадровый донор, поэтому у меня берут в основном плазму или тромбоциты.
Почётным донором Вера пока не стала, но об этом не думает. Думает о том, что творит добро, приносит пользу.
14 июня отмечается Всемирный день донора крови, учреждённый Генеральной ассамблеей ООН в 2005 году
— Когда у меня спрашивают: «Почему?», я отвечаю: «Да потому что». СМС постоянно приходят: может через две недели, а может хоть на следующий день прийти. Я не сдаю кровь, только если что-то случилось: заболела или плохо себя чувствую. В детстве я очень боялась уколов. А здесь из пальца берут не больно, не то что в поликлиниках наших. Я же ещё спортсменка, в ветеранских соревнованиях участвую. Сейчас увлеклась бадминтоном, а раньше были лыжные гонки. У нас на кафедре почти все преподаватели такие: стараемся подавать пример студентам своим поведением, внешним видом, эмоциями. Студенты, к сожалению, редко кровь сдают. Может быть, ещё не понимают, может быть, некогда. Но когда приезжают на специальной машине из центра крови, то охотно сдают. Чтобы прийти сюда, всё-таки нужен свободный день. Вот у меня сегодня выходной, поэтому я здесь. А освобождения от работы, которые даются, у меня сейчас остаются невостребованными, поэтому это просто помощь, — добавляет Вера.
К соседнему креслу подошёл молодой мужчина. Ждём, пока ему поставят иглу, чтобы не отвлекать врача от процесса. Вены на руке мужчины сильно набухли. Врачи готовят трубки и вдвоём вводят в вену иглу. Кровь моментально потекла по трубкам и практически сразу наполнила мешочек размером с маленькую коробочку от сока. Внизу этого мешочка две трубки. По одной кровь потекла дальше, в аппарат, а ко второй врач поочерёдно прикладывает четыре пробирки, собирая кровь для анализов.
— Начинаете потихоньку работать кулаком. Разжали — сжали. Только аккуратно, игла очень острая, — предупреждает донора доктор.
Молодого человека зовут Максим, он водитель погрузчика. Сегодня он сдаёт тромбоциты. Сидеть ему предстоит долго: процедура длится почти час.
— Донорством занимаюсь около года.
У меня есть коллега на работе, дочери которого нужна была кровь, поэтому в первый раз для неё сдал. А дальше подумал: почему бы и нет.
Ну и себе тоже плюс делаешь, потому что можно иногда взять выходной. Очень хорошо. Сдаю раз в два месяца: сейчас — впервые тромбоциты. Ощущения такие же, как при сдаче крови в больнице, только рука горит немного.
Спустя пару минут к Максиму подходит его врач.
— Посмотрите на экран, сейчас у вас пойдёт первый возврат. Аппарат возвращает вам вашу кровь.
— Холод по руке пошёл, очень непривычно, — смеётся Максим.
В креслах напротив сдают уже цельную кровь.
— Здесь очень быстро процедура проходит, — предупреждает нас Олеся.
В кресле сидит молодой добродушный парень. Его зовут Алексей, он инженер электросвязи.
— Кровь сдаю второй раз. Пришёл просто, чтобы людям помочь. Один раз у знакомой своей увидел СМС: «Вашу кровь перелили, и вы спасли человека». И я, конечно, вдохновился.
Это же классно, когда тебе говорят, что ты спас кому-то жизнь.
В прошлый раз, к сожалению, сдавал аж в 2015 году, потом долго не было возможности. Теперь планирую сдавать регулярно.
Через три кресла от Алексея замечаем серьёзного вида мужчину лет пятидесяти. Он сосредоточенно наблюдает за работой врача.
— Меня зовут Владимир Ильич Портнов — Ленин почти, — шутит мужчина. — Очень давно сдаю кровь. Я уже должен быть почётным донором: здесь 22 раза сдавал, и раз 15 до этого в железнодорожной поликлинике.
Я раньше на стрелочном заводе работал, они сами приезжали к нам. А сейчас заморозили всё: меня там даже в списках нет.
Кровь сдаю, чтоб людям помогать, но сообщений никаких ни разу не приходило.
Оглядываюсь по сторонам: в операционной, кроме персонала, одни мужчины. Врач подтверждает, что большая часть доноров — это мужчины.
— Сейчас донорство очень пропагандируется: много социальной рекламы, поэтому, наверное, человеческая сознательность приходит. Люди понимают, для чего это нужно, что это не просто так, поэтому у нас с каждым годом всё больше и больше доноров, которые приходят кому-то помочь. Нет такого, чтобы просто шёл мимо и зашёл. Это обдуманный выбор.
Разговор плавно перетекает к различным казусам при сдаче крови.
— Видела, как одна девочка ещё на первом этапе кровь из пальца сдавала и упала в обморок. Естественно, дальше её не пустили, хотя она очень упрашивала, — вспоминаю я.
— У студентов бывает цепная реакция. Один упал, другой посмотрел — тоже упал, — шутит в ответ врач.
40 доноров на каждые 1 000 человек необходимо для нормального функционирования системы здравоохранения в России
Наконец замечаю в операционном зале женщину. Тоже серьёзную и сосредоточенную на вид. Ксения, как и Вера, тоже преподаватель, но учит студентов на правом берегу, в СГУПСе.
— Я только второй раз сдаю кровь. Однажды меня попросила моя хорошая знакомая для родственника, а в этот раз пришла, как положено, через полгода. Буду сдавать теперь. Я считаю это важным, — признаётся женщина.
После сдачи крови доноры, как правило, снова пьют сладкий чай с печеньем и отправляются по своим делам. А вот кровь идёт дальше, поэтому в Центре крови работа на таком этапе не останавливается. Олеся предлагает нам посмотреть, что же происходит с кровью после. Мы заходим в небольшое помещение, слегка напоминающее прачечную.
Центрифуги и морозилки
— После того, как кровь забирают, она помещается в центрифугу, — врач показывает на огромные шкафы, похожие на промышленные стиральные машины. — Там кровь расслаивается: эритроциты оседают вниз, посередине остаются тромбоциты и сверху плазма. Центрифуга крутится со скоростью четыре тысячи оборотов в минуту.
Пока мы ждём окончания работы центрифуги, Олеся обращает наше внимание на другую сторону комнаты.
— Здесь — морозилки для плазмы. Они набирают температуру до –80 °С, после чего в них помещается плазма, и в течение 30 минут она застывает.
Затем женщина показывает нам машины, больше похожие на шкафчики в серванте. Здесь лежат тромбоциты. Этот капризный и коротко живущий компонент нужно хранить в тепле при постоянном помешивании. Олеся открывает нам один шкаф и выдвигает полку, которая равномерно покачивается из стороны в сторону. Мешки на полках наполнены тромбоцитами всех оттенков жёлтого. Доктор успокаивает, что цвет компонентов никак не влияет на их качество — это просто индивидуальные особенности доноров.
— Параллельно со сбором крови собирают пробирки. Четыре пробирки для разных методов исследования — тестирования на инфекции, передающиеся через кровь разными способами. Тестирование проходит в два этапа. Сегодня первый, завтра второй, а на третий день кровь уже готова к выдаче, — поясняет врач.
Центрифуга заканчивает работу и сбавляет обороты.
— После того, как вся кровь протестировалась и готова к выдаче в лечебные учреждения, трансфузиолог занимается разбраковкой, — продолжает Олеся. — То, что не пригодно к переливанию, подлежит уничтожению.
Уничтожают кровь тоже централизовано — сжигают. Её же не в ведёрках выдают: «Вот, берите». Она хранится в мешках, в них же и уничтожается.
Машина пищит об окончании операции. Один из врачей разгружает центрифугу, достаёт оттуда мешочки с кровью, которая уже успела разделиться на три слоя, видных невооружённым глазом, и снова несёт в операционную. Там кровь ещё раз прогоняют на специальных машинах — фракционируют.
В первом мешочке остаются только тромбоциты, которые зажаты между плазмой и эритроцитами. Плазма переливается в свой мешочек по верхней трубочке, а эритроциты — по нижней. После этого компоненты разделяются: у каждого свой путь и свой холодильник.
АИСТ для донора
Олеся приглашает нас посмотреть лаборатории и рассказывает о том, как в центре идентифицируют донора с его кровью.
— Каждому донору изначально присваивается индивидуальный штрих-код. На мешке вы не увидите имя, фамилию или отчество. На всех рабочих участках есть компьютерные системы «автоматизированная информационная система трансфузиологии» (АИСТ), в которой врач может ввести штрих-код и посмотреть всё о доноре. То есть информация конфиденциальна, доступна только для сотрудника центра. Донор приходит, его сразу фотографируют. Исключается момент того, что пошутили, поменялись местами.
То есть на каждом этапе сотрудник видит, что к нему пришёл именно этот донор, что это его карточка и его данные.
Заходим в первую лабораторию. Биохимическая. На столе стоит компьютер и считыватель штрих-кода, как в магазине, а гигантская машина, занимающая половину кабинета, больше похожа на ксерокс.
Здесь диагностируются сифилис, гепатиты, различные проблемы с печенью. Спрашиваю, что будет, если у постоянного донора вдруг обнаружат подобное заболевание.
— Если человек заболел чем-то серьёзным, все компоненты его крови уничтожаются, — отвечает Олеся. — Даже если сданы за год до этого.
Подходим к иммуногематологической лаборатории. У сложного названия и задачи сложные. Здесь определяют группу крови, резус и фенотип особым развёрнутым и самым точным способом. Этот кабинет попросторнее. За столом врач вбивает в базу тестируемую кровь, а мы рассматриваем оборудование. Все машины большие, непонятные, словно сошли со страниц фантастической литературы 90-х.
Ещё больше удивления и восхищения у нас вызывают машины в соседней иммуноферментной лаборатории. Здесь определяются анализы на ВИЧ, гепатит, сифилис, но уже другим способом: вирусы ищут в генах и в ДНК.
Лаборанты уже успели загрузить свои аппараты, поэтому мы увлечённо наблюдаем, как машина передвигает свои железные руки, берёт пипетки, окунает их в одну, во вторую, в третью пробирку. Затем сбрасывает насадки, возвращается к началу и повторяет круг. Раз за разом. Замечаю, что странный запах ударил в нос. Он показался мне знакомым, но, оглянувшись, я не нашла ни одного предмета, похожего на источник запаха.
— Чем пахнет?
— Реактивами. Все помещения кварцуются специальными аппаратами, которые можно включать в присутствии людей, — отвечает мне врач.
И только теперь я замечаю на стенах коробки, которые легко спутать с кондиционерами или бойлерами. Но нюх меня не подвёл, и кварцевые лампы были найдены.
Последняя четвёртая пробирка попадает в молекулярно-биологическую лабораторию, где определяется структура ДНК донора. Подойти ближе нам не разрешили, потому что аппаратура для этих операций очень чувствительна.
Немного о погоде
После тестирования кровь сортируется и отправляется на хранение. Все компоненты хранят отдельно. Тромбоциты, как уже говорилось, годны всего пять суток, хранятся в специальной теплице и постоянно помешиваются. Эритроциты могут храниться до 42 дней, поэтому их держат в специальной комнате, устроенной, как холодильная камера — при +4 °С.
Подходим к хранилищу, Олеся открывает дверь, чтобы мы могли зайти внутрь. По ногам резко повеяло прохладой. В камере стоят несколько габаритных стеллажей. На каждой полке стоят ярко-красные коробки, в каждой из которых — около 20 мешков с бордовой жидкостью.
Последний компонент — плазма. Если её правильно заморозить, храниться она может очень долго. Подходим к камере-хранилищу.
— А здесь какая температура? — спрашивает фотограф.
— Минус тридцать, — отвечает врач.
— Ох, нет, туда мы заходить, пожалуй, не будем, — смеёмся.
Подпишитесь на нас в Telegram
