Музей науки и техники СО РАН — место, где можно ностальгировать по тем временам, когда для работы в области IT требовалась недюжинная физическая подготовка, а результаты работы программистов использовались в маникюре.
Снаружи музей не отличить от детского садика, зато внутри — целый город прошлого: на стенах нарисованы улицы Академгородка, фонари, дома, в самом начале — проспект Науки, нынешний проспект Лаврентьева. В этом городе живут тысячи экспонатов: узлы первых советских ЭВМ — электронно-вычислительных машин, печатные машинки, проигрыватели и фотоаппараты.
— Когда мы ведём экскурсию, у нас получается что-то вроде игры: как будто туристы приехали в незнакомый город. Иногда пускаем городской шум, звуки машин, сверчков, — объясняет Николай Покровский, директор музея.
При поддержке СО РАН, различных государственных структур, коммерческих и некоммерческих организаций ему удалось создать уникальный интерактивный музей в духе технической романтики. Здесь экспонаты трогать можно, а некоторые — даже нужно: например, раскрутить подвешенное к потолку велосипедное колесо, которое наглядно демонстрирует гироскопический эффект.
Самыми простыми примерами игрушек, сделанных на основе гироскопа, являются йо-йо и волчок
Ещё в музее можно увидеть «форму голоса» на осциллографе и измерить сопротивление собственной кожи. Вряд ли всё это заинтересует профессионального физика, но на гуманитариев и школьников действует завораживающе: они увлечённо проверяют по осциллографу, как выглядят звуки «а-а-а» и «мяу».
— Да, дети и взрослые стоят, мяукают и смотрят на то, как это выглядит, — смеётся Николай Николаевич. — То, где мы находимся, — это не музей, а что-то очень несерьёзное. Здесь, а не в классических музеях, под сладким соусом «завлекушек» можно выработать условный рефлекс любви к науке. Я бы назвал это «центрами интеллектуального досуга». Пока шёл годовой грант фонда «Династия», у меня функционировало несколько кружков, в том числе кружок воздухоплавания.
Первыми пассажирами монгольфьера были овца, утка и цыплёнок. Полёт состоялся 19 сентября 1783 года
— К
С помощью волонтёров удалось даже отремонтировать личный газик Лаврентьева: теперь он стоит в пластиковом павильоне во дворе музея.
История техники связана с «большой» историей, в ней есть свои казусы и подковёрная борьба. Одни из старейших экспонатов музея — телевизоры конца тридцатых годов. Они производились по лицензии, купленной в Америке у фирмы RСА, у которой СССР приобрёл и технологию чёрно-белого телевидения.
А вот цветное телевидение, по стечению обстоятельств, у нас оказалось французским. Очередная сделка с RСА сорвалась, потому что Брежнев решил заключить договор с малоизвестной французской фирмой — в поддержку генерала де Голля.
В итоге в СССР попала совершенно сырая недоработанная система цветопередачи, что не раз потом аукнулось советским телезрителям.
Кстати, телевидение, которое мы купили у американцев, разработал Владимир Зворыкин, русский инженер, окончивший Петербургский технологический институт, но вынужденный бежать от большевиков в Америку. Катастрофа с утечкой мозгов началась совсем не в
— Вообще, до Революции у нас была тоже довольно продвинутая страна, — говорит Николай Николаевич. — Большевики были, конечно, очень уважаемые люди, но они ведь крушили все подряд! В частности, разгромили почти готовый завод АМО, который царь строил под итальянскую разработку Fiat. Разгромили, а потом увидели — железки какие-то лежат, детали для грузовиков.
Начали собирать из них первые советско-итальянские грузовики АМО-Ф15, а потом, когда железки кончились, закупили у General Motors лицензию и оборудование для производства грузовиков модели «Аутокар-5». Завод АМО переименовали в ЗИС (Завод имени Сталина). Так и появился у нас легендарный грузовик ЗИС-5, известный в народе как «трёхтонка».
Музей науки и техники — одно из немногих мест, где ещё можно послушать настоящий «тёплый ламповый звук». Правда, в преимущества ламповой звуковоспроизводящей аппаратуры перед транзисторной Николай Николаевич, как профессиональный радиотехник, не очень верит.
Музейные экспонаты переворачивают представление о носителях памяти. Например, хрупкие, как стекло шеллачные пластинки делались из продуктов жизнедеятельности тропических насекомых. Пластинка вмещала всего три минуты записи, зато из неё можно извлекать звук даже спичкой, а чтобы «завести музыку», не нужно электричества: граммофон на механическом приводе, то есть заводится вращением ручки.
Ферритовая память — основной тип компьютерной памяти с середины
Николай Николаевич рассказывает про времена, когда для того, чтобы переместить 29 мегабайт памяти, требовалось четыре крепких научных работника. Или даже ещё масштабнее — грузовик железок с килобайтом памяти.
— Зато какое было искусство составлять программы! — смеётся Николай Николаевич. Ничего лишнего! Никаких жутких картинок!
Современному пользователю всё это кажется тёмным средневековьем. Чего стоит хотя бы ферритовая память: рамы с накрученными на них проволочками собирали вручную. Работу поручали совсем юным девушкам — именно у них самое острое зрение. Правда, на такой работе оно быстро садилось, и тогда их заменяли другими. Остановили это безобразие новосибирские инженеры из Вычислительного центра — они придумали машину, которая сама навивала проволочные колечки, и память можно было ткать, как полотно.
В музее можно посмотреть не только на такое чудо, как механические вычислительные машины («крутишь педальки — машина считает»), но и увидеть перфоленты: катушки с бумагой, на которой дырочками набивался программный код. Хорошо ещё, если автоматически. А ведь существовал и ручной программатор, с помощью которого бит за битом нужно было набивать информацию. С его помощью было нелегко записать большую программу, но зато ошибки можно было успешно подправить вручную.
В процессе «сохранения» программы скапливалось очень много бумажных кружков, похожих на конфетти, и девчонки-операторы украшали ими маникюр — выкладывали аппликации на лаке. По словам Николая Николаевича, этим материалом пользовались даже некоторые салоны красоты.
Последней каплей при погружении в историю IT становится пятидюймовая дискета с серпом и молотом.
В 1981 году Sony выпустила камеру Mavica, с которой и принято отсчитывать историю современной цифровой фотографии
Масштабы несоответствий между технологиями прошлого и цифровыми осознать удаётся не всегда, даже если это привычная техника:
— А вот эта видеокамера попала в руки к девочке, которая на оператора училась. Она посмотрела, оценила, поузнавала, где что. А потом говорит: «А где же тут всё-таки регулировки? Цветности, там, баланса белого...», очень удивилась, что ничего такого нет, — рассказывает Николай Николаевич.
В музее собраны почти все модели советских фотокамер, есть внушительное фоторужьё и даже лаборатория для проявления плёнки. Профессиональные фотографы приходят, смотрят, восхищаются и собираются в следующий раз воспользоваться. Пока не вернулся никто.
Возможно, через некоторое время фотографам будет незачем возвращаться — как и всем остальным посетителям: по слухам, музей собираются выселять, а здание снова переоборудовать в детский сад. Но в этом случае, считает Николай Николаевич, не принимаются в расчёт миллионы государственный рублей, затраченных совсем недавно на переоборудование садика в музей.
История музея техники становится мистически похожа на историю российских технологий: есть энтузиасты, способные придумать отличные идеи, но нет внятного механизма для их реализации.
— У нас не было технологий, — объясняет Николай Николаевич. — Точнее, были только какие-то уникальные технологии, которые предусматривали при производстве продукции огромные деньги. Например, танки: американец застрелился бы ездить на таком дорогом танке.
Подпишитесь на нас в Telegram
