Охренеть как одиноко

Новая русская волна (сокращённо НРВ) — журналистский интернет-термин, обозначающий современных независимых молодых музыкальных исполнителей и их слушателей. О них почти невозможно услышать по радио или ТВ: музыка Волны звучит в социальных сетях и на самоорганизованных вечеринках. В Сибири музыканты оказались, пожалуй, самыми активными в провинциальной России и составили отдельный феномен «Новой сибирской волны». Он появился пару лет назад, сразу после фестиваля PUSTOTA в Новосибирске. 14 августа на очередную «Пустоту» в новосибирском клубе «Отпуск» нагрянул ОМОН, обыскал участников на предмет запрещённых веществ и посоветовал не слушать рок. Но концерт, в итоге, продолжился. Корреспондент Сиб.фм поговорил с организаторами концертов и участниками тусовок о том, что из себя представляет сибирский сегмент НРВ и к чему стремится молодая и независимая отечественная музыка.

В одиночной камере

— Мы — капля в море, даже капля в океане, — считает организатор фестиваля PUSTOTA Виктор Ужаков. — Когда выходил закон о запрете андеграундных концертов, их участники, музыканты, начали волноваться: «Как это на нас всё скажется?» Да никак на нас это не скажется. Принимавших этот закон интересует прежде всего коммерческая составляющая мероприятий. А у андеграунда она минимальна: и так сложно организовать приличную площадку по доступной цене. Но нам, главное, нужны возможность выступать и место, где тусоваться.

Виктор Ужаков — не только организатор концертов и фестивалей, но и солист пост-панк группы Ploho, которая за пару последних лет обрела в рунете славу «голоса поколения». В сибирских городах и на столичных сценах группа собирает вокруг себя сотни молодых людей, а общая аудитория исчисляется тысячами. Музыка Ploho в какой-то мере определяет характер всего сибирского пост-панка с его холодным отрешённым звучанием, утверждающим идеи о неизменности циничного внешнего мира и внутреннего одиночества в каждом человеке.

— Сейчас каждый человек невероятно одинок и одомашнен, — делится мыслями Ужаков. — И когда он слышит, что кто-то поёт о том, что он подумал недавно, это действительно сильно. Людям сейчас охренеть как одиноко: они чувствуют себя слабыми и хотят объединиться в нечто большое и сильное.

С ним согласен и ambient-музыкант Season of Sorrow Алексей Ковальский: «У местных музыкантов мне очень нравится их драйв и подача материала: они поют о том, чем реально живёт нынешняя молодёжь. Хоть я к ней себя и не причисляю».

— В Сибири очень много классных перспективных групп, способных привлечь уйму народу, — продолжает Ужаков. — Но пару лет назад нам всем было негде выступать.

Мало кто из владельцев новосибирских площадок хочет понимать, что весь музыкальный тренд не столичный — не петербургский и не московский.

Он общий. За счёт всеохватывающего интернета отдельные музыкальные группы одинаково популярны как в столицах, так и здесь.

Поэтому мы и сделали фестиваль PUSTOTA с приглашёнными столичными музыкантами. Вместе с ними мы открыли людям новые местные группы. На первом фестивале в 2014 показали себя группы «Звёзды» и «Бумажные Тигры» из Томска. Здесь, на «Пустоте», они вышли на более широкую публику.

Пол как потолок

Солист группы «Звёзды» Гена Квитков вместе с Яной Казанцевой из synthpop-проекта «Вхоре», организует серию концептуальных вечеринок «Зураб» в соседнем Томске.

— Два года назад самый первый «Зураб» мы делали вместе с Яной на квартире. Играли «Звёзды» и «Бумажные Тигры». Все были весёлые и бухие. На сцену проектировалась «Космическая одиссея» Кубрика: было красиво и концептуально.

Но адвокату из дома напротив не понравился наш шум.

В 2015 году в вечеринках «Зураб» выступали хедлайнеры из Санкт-Петербурга и Москвы, а в 2016 году Томск посетил московский абстракт-хип-хоп проект «Макулатура»

Он вызвал полицейских и заставил их написать протокол по всей форме. Я тогда получил административное предупреждение, — вспоминает Гена.

Вообще, «Зураб» отличается концептуальностью: каждая из вечеринок содержит определённый культурный посыл. На одной из них посетители могли проникнуться дионисийской эстетикой в загороднем недостроенном доме, захватив с собой спальные мешки. А другая — «Зураб. Пол как потолок» — в марте 2016 года имела феминистскую окраску и стремилась преодолеть гендерные стереотипы в одежде: юноши наряжались в женские платья, а девушки стремились выглядеть, как мужчины.

Чтобы иметь деньги на творчество, Гена работает в научной библиотеке Томского университета. Будучи кандидатом исторических наук, Квитков формирует в своём лирическом герое образ современного жителя городских панельных окраин с их суровой и грубой криминальной романтикой.

— Что касается моих текстов, с точки зрения абсолютной морали к ним можно придраться, — считает музыкант, — если бы какой-то сраный депутат или «Центр „Э“» услышал мои песни, они бы, возможно, решили, что я занимаюсь экстремизмом и приписали мне статью 282 Уголовного Кодекса. Но нормальные люди понимают, что я никого не призываю совершать преступления. Я создаю образы нормальных человеческих переживаний. И думаю, что кто-то, услышав мои песни, обрадуется тому, что некто другой думает так же, как он.

К тому же, к нам не тупые чуваки ходят: все читают книжки, считывают отсылки в песнях.

— В наших текстах много имён, названий, разных непонятных отсылок и всего-всего, — рассказывала Яна Казанцева «Афише-Воздух». — Мне хочется, чтобы когда-нибудь мы вышли на такой уровень популярности, что нас будет слушать простой народ — и из десяти послушавших один загуглит Борхеса и поступит в университет.

За два с лишним года своей истории вечеринки «Зураб» увеличивали число не только посетителей, но и участников на сцене. В том числе — из других городов.

— Я, конечно, не какой-то большой чёрный продюсер, который может вывести любого в люди, — скромничает Гена, — но год назад я позвал на «Зураб» экспериментальщиков: Sine Seawave и СНМ. Тогда их здесь почти никто не знал, но зрители от них дико угорели и остались очень довольны.

Всё не так однозначно

Аббревиатура СНМ означает «Студия неосознанной музыки» — крайне незаурядный для сибирской провинции музыкальный проект из Кемерова. На сайте Last.fm музыканты определяют себя так: «СНМ не является музыкальной группой в привычном смысле, а представляет собой своеобразное сообщество или даже вольный институт, участники которого под общей маркой реализуют широкий спектр музыкальных идей — в диапазоне от танцевальной электроники до новой импровизационной музыки».

Один из основателей коллектива Александр Маркварт говорит о его экспериментальном творчестве проще.

— Мы работаем над поисками новых форм композиции и звука. Отчасти это похоже на то, что играли десятки лет назад. В начале XX века музыка разделилась: в оппозицию к инструменталистам выступили музыканты, которые начали делать электронную музыку, первый noise. Тогда это был гигантский прорыв во всей мировой культуре. И сейчас музыка тоже движется в двух направлениях — в андеграунде для узкого слушателя и в обширном медиапространстве для массового.

Помимо поиска новых музыкальных форм Александр регулярно ищет площадки и людей для своих многочисленных мероприятий, совмещая это с работой режиссёра в кемеровском театре «Встреча». Маркварт приглашает в Кузбасс музыкантов из Европы и активно работает с независимыми сибирскими исполнителями.

— Музыканты, с которыми я сталкиваюсь, связаны в первую очередь с андеграундом. Пост-панк, например, тоже может быть популярен, но он всегда останется в оппозиции к официальной культуре. Если, например, в Финляндии частью национальной культуры считается хеви-метал, то в нашей стране нишу широко известной музыки захватили всякие поп-исполнители, творчество которых не меняется годами. Поэтому независимая музыка всегда останется андеграундом, и в Европе о нас практически ничего не знают, — сожалеет художник.

500 рублей стоит проехать от Новосибирска в Томск или Кемерово на BlaBlaCar

Наиболее энергичные тусовщики приезжают на музыкальные «тренировки» из других городов. На регулярных томских «Зурабах» нередко можно увидеть и новосибирцев, и кемеровчан. А на первый фестиваль PUSTOTA, по словам Гены Квиткова, из одного только Томска приезжала автобусная делегация в 50 человек.

Все музыканты отмечают важность обратной связи от слушателей. Так можно понять, куда развиваться дальше.

— В своих песнях я стараюсь делать акцент не на какое-то общественное мнение, а на мнение каждого — собственное, личностное. Это гораздо сильнее, — говорит Виктор Ужаков. — Мы всё-таки занимаемся музыкой, чтобы люди её восприняли, что-то для себя вынесли, получили какой-то теплоты.

Всё это бывает опошлённым, коммерческим, а бывает чем-то абсолютно человеческим — в каком-то смысле даже духовным.

— Когда я слушаю песни Ужакова, мне кажется, что если встретить его лично, он бы начал рассказывать те же истории, что и в его текстах. Видно, что он реально переживает какие-то чувства. А на концертах я встречала людей, которые ко мне подсаживались и начинали вести со мной разговоры о чём-то тяжёлом, — рассказывает мне Катя, студентка-психолог.

— Нередко посетители на концертах воспринимают тексты как протест, как манифест, — говорит Егор Филиппов, организатор серии фестивалей «Первый OPEN AIR в центре Новосибирска». Для нынешнего поколения какого-то общепринятого названия ещё не придумано, как, например, для предыдущего — хипстеров. Однако нынешнее выгодно отличается от предыдущего своей активностью, зачастую творческой.

— С одной стороны, вечеринки — просто модное развлечение, — признаётся Гена Квитков, — но мне хочется верить, что у людей на них что-то меняется внутри. Мне хотелось бы, если можно так выразиться, обращать людей в свою веру. Впрочем, неизвестно, кто на кого больше повлиял: мы на них или они на нас.

А ты кидай

Кроме посетителей, организаторы концертов должны взаимодействовать с другой непростой группой людей — представителями местной власти. От них, в отличие от поклонников андеграунда, добиться обратной связи непросто.

— Депутаты не скажут: «Нам нужно современное искусство! Давайте его вместе с вами здесь делать», — рассказывает Александр Маркварт. — 15-го июля я проводил open-air в рамках фестиваля «Детализация» в Кемерово. После мероприятия у меня был разговор с начальством площадки и представителем администрации города. Они сказали: «Нам не нужна такая музыка. Играйте её в своих залах». И посчитали, что выносить её на всеобщее обозрение не стоит. Но иногда городская администрация поддерживает некоторые наши мероприятия. Например, фестиваль различных видов искусств «Тезисы». Здесь не было проблем, так как один из его организаторов — Кузбасский университет [КемГУ, — прим. Сиб.фм] — организация, которой местная власть доверяет.

— В Новосибирске в таких событиях заинтересован разве что городской департамент по культуре в лице Анны Терешковой, — говорит Егор Филиппов, — В мае она, кстати, собиралась сама прийти на оупен, но то ли времени не было, то ли дождь помешал.

Но в целом с местной властью так: сверху приходит директива, что надо работать с молодёжью и устраивать мероприятия, приуроченные к официальным датам.

Депутаты под это дело находят массовиков-затейников, которые устраивают в городе какой-нибудь забег в мешках. А независимым музыкальным мероприятиям повод не требуется. Мне просто захотелось сделать фестиваль, собрав там актуальных молодых исполнителей, которых вряд ли пригласят на официальный праздник и покажут по региональному телевидению.

— Государственный аппарат — довольно инертная вещь, — полагает Гена Квитков. — Когда, например, начался Майдан на Украине, группа «Труд» записала мини-альбом, цельный антивоенный манифест с осуждением агрессии России. И, учитывая тогдашний общественно-политический климат, их ни один депутат даже не призвал посадить. А почему? Потому что о них никто ничего не знал.

— Когда человек исполняет музыку — это политический акт или нет? Наверное, да, — рассуждает Александр. — Вся андеграунд-музыка сама по себе анархична. И если захотеть, привязаться можно к чему угодно. Но если подумать головой, становится понятно, что эта музыка — никакой не политический лозунг. Хотя как самое абстрактное искусство, она способна формировать ваше отношение к тем или иным вещам.

Выше ноги от земли

Главный вопрос, который обычно задают в связи с андеграундной музыкой: удастся ли ей в один прекрасный день выйти из тени — точнее, из закрытых клубов на известные площадки больших и малых городов. Сами музыканты относятся к этому по-разному.

— В 2013 году я наблюдал удивительную ситуацию, — рассказывает Александр Маркварт, — тем летом я участвовал в фестивале «МузЭнергоТур» — глобальном проекте родом из города Дубна в Московской области. Его суть заключалась в том, что автобус с музыкантами из разных стран ездил с концертами по десяткам провинциальных городов России. Я ехал вместе с ними от Екатеринбурга до Красноярска. А в Новосибирске мы, кстати, выступали на открытой площадке у кинотеатра «Победа».

Но меня поразили маленькие города.

В Копейске, что под Челябинском, мы взяли около сотни автографов, несмотря на то, что играли экспериментальную музыку и фри-джаз, а на площадке там были в основном какие-то бабушки. А в Барабинске человек десять к нам подошли и сказали, что наше выступление было самым лучшим, что они видели в жизни.

Ответ можно искать в исторических примерах. Последняя крупная волна развития российской музыки пришлась на двухтысячные с их Земфирой, группами The MATRIXX и «Ундервуд». Когда-то и они считались андеграундом, но уже давно собирают стадионы, в то время как новый андеграунд, возможно, ждёт своей очереди. Такими ожиданиями живёт Гена Квитков.

Автор текста песни «Малые города» — Степан Качалин

— Мне хотелось, чтобы Новая русская волна стала более крупным культурным явлением, чем сейчас, — говорит Гена. — В XIX веке, например, когда писали Пушкин, Гоголь и Толстой, всю русскую литературу люди знали довольно плохо. В каком-то смысле это тоже был андеграунд. Мне кажется, что сейчас происходит что-то подобное: может быть, мы сейчас основы дальнейшей русской культуры закладываем. Но, как говорил мой учитель, «история никогда не повторяется в точности». Если и ждать возрождения и развития искусства, то нужно ждать любой эпохи перемен.

Хотелось бы, чтобы мы стали подобными русскому року в восьмидесятые: как Саша Башлачёв, Егор Летов, Виктор Цой...

Но есть и те, кто считает, что отечественная независимая музыка обречена на едва заметное существование в социальных сетях и на анонсированных через них же редких концертах. Виктор Ужаков, автор текстов о памяти пленных ГУЛАГа и застое в жизни провинциальных домов культуры, считает дело безнадёжным.

— Попытка из этого андеграунда выйти кажется мне априори тщетной, ведь изменилась сама концепция андеграундной музыки. Точнее говоря, эта концепция самоуничтожилась. Потерялась некая тайна между слушателем и артистом, потому что теперь любой слушатель может зайти в интернет и посмотреть, как живёт его музыкант: увидеть фотографии, узнать всё, что он хочет узнать. И интерес пропадает.

Как такового рок-героя уже не будет.

Третий фестиваль PUSTOTA состоялся 14 августа 2016 года в новосибирском клубе «Отпуск»

Его нет и сейчас. Андеграунда в его истинном смысле тоже нет, потому что больше нет никакой подпольности: все концерты рекламируются через социальные сети, а отслеживают всю эту информацию ФСБ и Роскомнадзор. Сейчас уже не восьмидесятые. Тогда русский рок был для всех невероятным из-за острой нехватки информации. А сейчас у людей порог шока повышается: человек привыкает ко всему, и любая социальная лирика уже не вызывает общественного резонанса. Поэтому андеграунд в его современном понимании — это всё, что для нас остаётся, — заключил Ужаков.

Виктор считает: здорово, что в Сибири что-то появляется, хотя оно может так же быстро развалиться.

— Это ведь не выборы, здесь всё зависит от людей, — говорит Ужаков, — Потому что здесь никто не купит фестиваль и концерт. Поддержать могут только люди. Всё это делается для них и ради них. И без слушателей ничего этого не возможно.

— Люди и поопытнее меня говорят, что движение будет бурлить ещё пару лет, а потом уже фиг знает. Мода приходит и уходит, — продолжает Гена Квитков, — но тут вопрос в том, сможет ли кто-то из этой волны сделать нечто по-настоящему содержательное. Нечто, что будет иметь ценность не как часть волны, а как самостоятельное произведение искусства.

В конце концов, имена Бориса Гребенщикова и группы «Сплин» живы до сих пор, а волна, их породившая, уже давно ушла.

И тут вопрос, есть ли тебе что сказать. И будет ли тебе что говорить, когда волна уже схлынет.

«Будет весело и страшно, будет больно и смешно...» — 12 лет назад такими словами песни пророчил будущее Дмитрий Кузьмин, лидер сибирской рок-группы «Чёрный Лукич». В своё время он был тесно связан с Янкой Дягилевой и Егором Летовым. Яна умерла в мае 1991-го, не дождавшись развала СССР и появления новой России. Егор ушёл из жизни в 2008, через три месяца после того, как московская пост-панк группа Manicure записала свой первый мини-альбом и стала зачинателем всей Новой русской волны. Солист «Чёрного Лукича» умер, так и не получив популярность, четыре года назад, ещё до того, как упомянутая волна дошла до Сибири.