Адвокат

В очередной тюремной колонке Дмитрий Петров рассказывает о том, как работает теневая «бизнес-модель» российской судебной системы.

«Ты знаешь, почему они никогда не будут ни честно расследовать, ни честно судить?»

Начинался, кажется, стотысячный разговор о мерзостях нашей судебно-следственной системы.

Это главная тема бесед тюремной интеллигенции, но при всей своей неисчерпаемости даже она через какое-то время набивает оскомину. Мы с моим собеседником вели разговор устало и неторопливо, подобно тому, как старые каторжане толкают перед собой гружёные тачки. Его звали Адвокатом, хотя никаким адвокатом он не был. В «той» жизни он имел небольшую компанию, занимающуюся торговлей стройматериалами. Задержки выполнения заказов квалифицировали как мошенничество, что, впрочем, обычное дело по нынешним временам.

Дали 3,5 года колонии общего режима, из них полтора он уже «проплавал» на СИЗО. Мы время от времени встречались в прокуренных боксах следственного изолятора, обменивались новостями, толковали на избитые темы.

Адвокатом его звали потому, что не отказывал арестантам в помощи с их судебными делами: кому-то совет даст дельный, кому-то бумагу подпишет.

На нормального адвоката у большинства нет денег, а от назначенного (как здесь называют, «мусорного») толку никакого — один вред.

Многие арестанты пострадали от советов этих назначенных «защитников». Обычно их помощь сводилась к тому, что они говорили находящемуся в прострации свежесхваченному бедолаге: «Признавай вину — меньше дадут!» Тот послушно подписывал все протоколы, а когда спустя некоторое время приходил в чувство, быстро понимал, что сам себе «наверетенил» срок, но — поздно. Именно поэтому зэки с большим доверием обращаются за советом к брату-арестанту, и, надо сказать, некоторые тюремные консультанты (как Адвокат, например) владеют предметом лучше большинства специалистов.

1,1 млн адвокатов работает в США, то есть один адвокат приходится на 256 американцев

— Потому что они часть системы? — ответил я вопросом на вопрос.

— Это так. Но давай посмотрим чуть глубже. Почему система не позволяет им расследовать и судить честно, справедливо и в соответствии с законом? Почему ни следствие, ни суд не заинтересованы в установлении истины по делу? Почему адвокаты превратились в мебель? При этом цена адвоката не отменяет его «мебельного» статуса: просто дешёвый адвокат — это плохо сколоченная табуретка, а дорогой — итальянский стул, но при этом ни тот, ни другой не перестают быть мебелью. И знаешь почему?

Если бы от мастерства адвоката что-то зависело, и действительно хороший адвокат мог добиться оправдания подсудимого, это бы в корне подрывало бизнес-модель судебно-следственной системы.

Около 650 тысяч человек находятся в России в местах лишения свободы, наша страна занимает второе место в мире после США

— И что же это за бизнес-модель? — поинтересовался я, разливая чай из термоса по кружкам.

— Ты сам знаешь, — Адвокат, согреваясь, обхватил кружку двумя руками. — Для того чтобы вырваться из плена, тебе надо заплатить выкуп. Чем дольше, тем больше размер выкупа. Оперу до написания рапорта можно заплатить сущие копейки — десятки тысяч рублей; следователю, чтобы закрыл дело, уже больше — сотни тысяч; на стадии суда цена спасения вырастает до миллионов. Публичность дела срабатывает как повышающий коэффициент.

Это правда. За 2,5 года пребывания в СИЗО мне приходилось не раз встречать людей, которые решали свои вопросы с помощью дензнаков.

7,5 % от общего числа заключённых по всему миру содержится в России.

Обычно об этом не говорят, такие дела не любят огласки, но очередной мой собеседник нет-нет да и расскажет по секрету, кому и как «заносили» прошлый раз, чтобы «отскочить по условке».

— Ну хорошо, — я подлил чай Адвокату, — а при чём здесь адвокаты?

— Старина, если бы на следствии и особенно в суде действительно устанавливали истину и определяли виновность обвиняемых, это бы означало, что от профессионализма адвоката многое зависит. То есть, попросту говоря, хороший адвокат имел бы возможность спасти невиновного от тюрьмы.

— Или того, чья вина не доказана, или если доказательства собраны с нарушением закона, — вставил я свои пять гривен.

— С точки зрения закона, это одно и то же, — в этот момент Адвокат действительно стал похож на адвоката. — Таким образом, платёжеспособным гражданам имело бы смысл, попав в лапы правосудия, нанимать хороших адвокатов и отдавать им кровно заработанные миллионы с целью вырваться из этих самых лап. А между тем миллионы эти должны платиться не адвокатам, которые мешают вершить правосудие, а судьям и прокурорам — ведь только от них по-настоящему зависит судьба обвиняемого.

А так, посуди сам, если суды вдруг начнут основательно разбирать дела да и ещё (не дай бог!) без всяких денег начнут оправдывать невиновных (ну да-да, и тех, чья вина не доказана), это какой тогда настанет хаос!

75 387 адвокатов насчитывается в Российской Федерации по состоянию на середину 2015 года

Ты ж в прошлом бизнесмен, и понимаешь, что если кому-то будешь продавать товар в соответствии с прайсом, а кому-то отдавать бесплатно, то рынок очень быстро превратится в бардак, и через какое-то время те, кто платил тебе деньги за товар, узнав о том, что можно не платить, — платить перестанут. В этом и заключается смысл бизнес-модели судебно-следственной системы: платить должны все, вне зависимости от степени вины и наличия доказательств. Не заплатишь — значит, будешь сидеть. Любая попытка разобраться в деле по закону и по совести рассматривается как угроза корпоративным бизнес-интересам судейского сообщества, ибо порождает надежду у тысяч платёжеспособных клиентов на то, что можно не платить, а не платить нельзя, потому что... смотри выше.

Адвокат замолчал.

— Но ведь погано как-то это всё, брат, — сказал я, вытряхивая «нифиля» из термоса. — И совсем не хочется этим гадам ещё и платить.

— Вот поэтому-то мы с тобой до сих пор здесь.