Имя галериста Марата Гельмана за последние три недели стало тегом большинства новосибирских сайтов и блогов. Наряду со словом «Родина». Гельмана и «Родину» сегодня обсуждают все: каждый день открываются новые обстоятельства, имена, мотивы, появляются и исчезают цитаты. Но так и не становится понятнее, почему же выставка, которая была открыта в Перми в сентябре 2011 года в рамках проекта, поддерживаемого лично президентом Медведевым, в мае 2012 попала под перекрестный огонь чиновников, церкви и культурного сообщества. О том, почему бушуют страсти вокруг «Родины», кому нельзя лезть в художественную политику и как связаны искусство и эпатаж, Марат Гельман рассказал корреспонденту Сиб.фм.
В чём, на ваш взгляд, причина того, что происходит сейчас вокруг выставки «Родина»?
На заседании заксобрания Новосибирскрй области депутат-справедливоросс Игорь Умербаев заявил, что на выставке «Родина» будет «всякая дрянь, которая унижает честь и патриотическое достоинство русского народа»
Если говорить в целом, то, конечно, проблема в том, что люди всё ещё не понимают, что современное искусство — это изобразительный язык, это пространство художественного жеста. Например, вы можете свободно купить книгу Лимонова, где очень жестко критикуется власть, увидеть по телевизору бандитов. Но как только речь заходит о выставке, люди забывают, что это только изображение и описание чего-то, а не поступок. Когда Михалков в своем фильме взрывает церковь, никто не считает его разрушителем церквей. Все понимают, что есть некий художественный замысел и его воплощение. А когда те же «Синие носы» иронизируют над попытками модернизации, всем кажется, что они обязательно над кем-то издеваются. Если бы был фильм о трудной судьбе гастарбайтеров, о том, как они ездят по стране и моют полы, это воспринималось бы нормально. Но если художник Сокол делает метафорический портрет этого гастарбайтера в виде огромной карты из половых тряпок, значит, он пытается унизить Россию. Люди невежественны, не научились воспринимать искусство как иллюзорное пространство, они воспринимают его непосредственно.
Но ведь запрет накладывали не частные лица, а чиновники?
То, о чём я сказал выше, это первая причина того морока, который происходит сейчас. Вторая — чиновники путают две очень важные вещи: художественную политику и культурную. Чиновник должен заниматься культурной политикой: принимать решения о создании культурных центров, поддержке каких-то направлений, формировать бюджеты. Художественной политикой занимается только культурная институция. В неё нельзя влезать, это запрет. Нельзя политику прийти в Большой театр и сказать: «Это вы можете, а это нет».
Художественная политика — это всегда прерогатива профессионалов. Какие задачи культурной политики мы ставим в Перми: обеспечьте насыщенный культурный досуг, остановите миграцию молодёжи из-за того, что им скучно в городе, сформируйте новое культурное наследие. А что выставлять, какая программа будет в музее, какой репертуар в театр — сюда политики вообще не должны лезть, должны бояться как огня.
Я видел интервью с депутатом Умербаевым, это запредельно невежественный человек.
Я не говорю, что все люди должны быть высокообразованными, я даже не говорю, что все депутаты должны быть такими. Но зачем ты лезешь в ту сферу, где ничего не понимаешь?
Почему в сентябре в Перми не было таких проблем?
А это третья причина. «Родина» начиналась в рамках проекта «Культурный альянс», который поддерживался Медведевым, в каталоге для Пермской выставки опубликован его портрет и цитата. Но сегодня атмосфера изменилась.
В сентябре она была другая, не было людей, которые хотели что-то запрещать, а сейчас они внезапно появились везде. Ощущение, будто снова начинают закручивать гайки. Похоже, что разные люди считают, что опасно иронизировать и критиковать власть, им кажется, что таким образом они себя защищают от недовольства власть имущих. Этого давно не было, а сейчас появляется ощущение, что возвращается добрежневский Советский Союз, когда в принципе свободное высказывание художника было под вопросом. А для искусства свобода — как бензин для машины: если её нет, художник высказывается плохо, невнятно, неубедительно.
Ваше имя и проекты постоянно оказываются в центре каких-то скандалов. Вас это как-то трогает или уже выработан иммунитет?
Ну любого человека радует, когда его хвалят, и огорчает, когда ругают. У меня 20 лет была галерея, и вначале это просто никого не интересовало. Я тогда понял, что ты не можешь привлечь внимание только тех, кому нравится. Ты либо привлечёшь внимание всех, либо — никого.
Внимание было привлечено, но оно разбудило мракобесов, которые не просто против, но и считают врагами тех, кто думает по-другому, хотят с ними бороться.
Современное искусство не всем понятно, а непонятное у людей вызывает агрессию. С одной стороны, я к этому давно привык, с другой — надо иметь в виду, что примерно в одинаковых пропорциях прибавляется тех, кому нравится, и тех, кому нет. Я к этому отношусь спокойно, не делаю ничего специально для того, чтобы понравиться мракобесу, это невозможно. Вообще, хотеть понравиться — это неправильная позиция для культурного деятеля. Важно сохранить своё право на высказывание, и оно должно быть честным.
А вы можете от всего этого устать, бросить?
Марат Гельман с июня 2010 года — руководитель проекта «Культурный альянс» партии «Единая Россия»
Могу, мне 52 года, теоретически могу пойти преподавать лет через
Вы считаете, что сейчас несёте какую-то особую миссию?
Сейчас я, скорее, пытаюсь реализовывать культурную программу для страны, это не миссия.
Миссионерство — это когда ты хочешь изменить человека, переубедить в чём-то. Я же пытаюсь изменить ситуацию в стране, это такая работа политического технолога.
Излишняя централизация — это очень застарелая и очень опасная болезнь для страны. Если мы в ближайшее время не сделаем так, чтобы интересная насыщенная культурная жизнь была ещё хотя бы в
А в большую политику когда-нибудь вернётесь?
Я считаю, то, что мы сегодня делаем, это и есть большая политика. Но я не буду заниматься ничем, кроме того, что сейчас делаю. Возрождение насыщенной культурной жизни в городах я считаю одной из важнейших политических задач в стране. Ни в какой выборной или партийной политике я участвовать не собираюсь. У меня есть товарищ, который создал партию субтропической России, у которой главная задача — изменение климата. В таком шутливом виде я готов в политику войти, но считаю своё дело сегодня важнее, чем создание партии.
925миллионов долларов в год — оборот Gagosian Gallery, самой успешной галереи в США
Галерея может приносить прибыль в России?
Всё зависит от бизнес-модели, надо всё время искать правильную для данного времени и пространства. Моя галерея долго была коммерчески успешна за счёт того, что мы работали как инвесторы. Мы приглашали никому не известного на тот момент художника и первые два года, пока им никто не интересовался, содержали его и активно покупали работы. Потом это приносило хорошие дивиденды. Когда я переезжал в помещение Винзавода, в огромное пространство, которое требовало ремонта и оснащения, я продал одну картину Дубосарского и Виноградова и окупил все затраты.
В художественную тусовку сегодня можно попасть со стороны?
Это же не мафия, куда можно попасть, только если у тебя есть семейные связи. Никто не говорит, что это легкий путь, но всегда есть такая возможность. В Москве сейчас около 80 галерей, которые находятся в конкуренции друг с другом. И любой художник, который может дать одной из них преимущество, будет обязательно принят, и галерея попытается доказать всему сообществу, что именно он имеет право на место в истории искусства. Открыть новое имя — главная амбиция галериста, если её нет, не надо открывать галерею.
У вас эти амбиции остались?
В
Сейчас я хочу с помощью своих региональных проектов немного увеличить давление новых людей, потому что они есть, не обязательно молодёжь, в разных регионах.
Я хочу зачерпнуть новый призыв этих региональных художников и тащить их на российскую художественную сцену. Но сейчас я буду уже делать это с помощью других галеристов, буду отбирать людей и предлагать их другим галереям для работы.
Как вы определяете, где проходит грань между эпатажем и настоящим искусством?
«Убедительно прошу Вас не допустить очередного глумления над чувствами народа и запретить его преступную деятельность в вверенном вам регионе» (из обращения Кирилла, Епископа Ставропольского и Невинномысского к губернатору Краснодарского края)
Что вы ответите, если я вас спрошу, красная краска — это искусство или нет? С ее помощью можно создавать произведения искусства, можно только ей одной, можно вообще без неё, а можно вместе с синей и чёрной. Так вот, это один из инструментов. Ты всё время рассматриваешь акцию или произведение, где есть много разных красок, но ты определяешь, искусство это или нет, вне зависимости от того, много там красного или нет, а в зависимости от каких-то своих ощущений. Это не единственно возможный способ распознания искусства, не хорошего или плохого, но я для себя определяю его по соотношению поступка и жеста. Если жест более значителен, чем поступок, то это можно считать искусством. Если поступок более значителен, я скажу, что это, скорее, хулиганство, чем искусство. Иногда, кстати, не сразу понимаешь это. В случае с Pussy Riot большинство людей, и я, в том числе, первоначально решили, что поступок гораздо более значителен, чем жест. И моё отношение к самой акции было отрицательным. Сейчас я более осторожно формулирую свою позицию. На мой взгляд, лучше бы этой акции не было, но та реакция, которую она вызвала, сделала её художественным жестом.
На ваш взгляд, церковь имеет право вмешиваться в культурные процессы?
Церковь может высказываться, даже советовать что-то своим прихожанам. Главное, чтобы они не пытались запрещать что-то или распространять на всё общество свои принципы. На одном из эфиров меня спросили о том, стоит ли за богохульство вводить уголовное наказание. Я задал простой вопрос: «А фраза „Бога нет“ — это богохульство?» Да. И больше вопросов не было. Если мы светское государство, то люди, которые говорят что Бога нет, должны иметь такое же право высказываться, как те, кто веруют.
Вы верите в то, что Россия когда-нибудь достигнет культурного уровня, где не будут запрещать «Родину»?
Вы сказали об этом как о длительном процессе восхождения на гору. Но ведь где-то есть лифт, нажал на кнопку — и сразу поднялся. Политические процессы иногда происходят мгновенно. Я абсолютно уверен, что это может произойти в одни сутки. Люди-то готовы. Я был в Краснодарском крае, да, это казачий край с традиционными ценностями, но люди там современные, они не противопоставляют свои традиции современности. Им надо, чтобы только щелчок произошёл в сознании. Я не просто верю, я уверен, что так будет, не знаю когда, но это будет мгновенный процесс.
Подпишитесь на нас в Telegram
