Меланхолического вида кобель по имени Мишка — первое живое существо, которое видит посетитель Центральной станции Скорой помощи Новосибирска. Размерами Мишка может поспорить с молодым медведем: лежа на боку, он целиком перекрывает проход в здание. Еще несколько упитанных добродушных псов бродят неподалеку, подхалимски заглядывая фельдшерам в глаза. Главный врач Ирина Большакова говорит, что однажды сюда вызывали «душегубку», но гуманные доктора собак спрятали, и теперь Мишка с товарищами живут привольно. Людям по самой станции тоже можно гулять свободно, УАЗик охраны дежурит только в гараже. Врачи, разумеется, жалуются на воровство. Раньше охрана была, но врачи и тогда жаловались — зарплату этой охране приходилось платить из того же фонда, что и докторские премии, отвечает главврач Большакова.
На втором этаже холл почти целиком заставлен кроватями дежурных бригад, застеленными разноцветными одеялами. От проходного коридора кровати неубедительно отгорожены покосившимися шкафами. Кабинки, запираемые на ключ, у сотрудников, впрочем, тоже есть, но старший врач Вера Дмитриевна все равно просит «не фотографировать этот пионерлагерь», ссылаясь на скорое окончание ремонта, после которого станция заживет по-человечески. Главврач обещает, что тогда же появятся и камеры видеонаблюдения. Ремонт подрядчик планирует закончить к концу сентября, на третьем этаже туалеты и комнаты отдыха уже оптимистично поблескивают кафельной плиткой. Таджики с ведрами цемента бродят по зданию даже ночью.
Врач Скорой в Новосибирске получает
Ремонт тоже нравится не всем. Оппозиционный, но тщательно хранящий анонимность врач Центральной станции жалуется в Живом Журнале, что «гипсокартон кругом и всюду, коридоры стали теснее, комнаты меньше, стены гремят, розетки все через полгода повыдерут». Оппозиция на новосибирской Скорой существует уже больше года, в конце зимы она в количестве примерно пяти человек даже выходила на пикет — протестовать против урезанных зарплат. Тогда снизили так называемую «интенсивность», размер которой для дохода врачей значит не меньше, чем ставка. Главврач Большакова уверяет, что в этом никто не виноват: персонала все больше, а фонд экономии заработной платы, который шел на надбавки, соответственно, все меньше. По ее словам, фельдшерами Скорую укомплектовали уже на 90%, врачами — пока на 75%. А еще в городе сохранили «колесную» надбавку, которая доходит до 80%, и которую давно упразднили в области.
Поддержкой персонала оппозиционеры, кажется, тоже не пользуются — по крайней мере, публичной и на Центральной станции. Правдоруба из Живого Журнала старшие врачи аттестуют как ленивого доктора, не уважающего коллектив. Но называть его имя все равно отказываются.
— Я вот отработала 36 лет и работу свою люблю. Не так уж все и плохо. Раньше у нас один дефибриллятор весил двадцать килограмм! — защищает честь халата Елена Дмитриевна. Она же уверяет, что если тот же дефибриллятор («теперь весит всего килограмма полтора!»), например, сломался, то существует «обменный фонд».
1,2 млрд рублей до 2015 года надеется получить новосибирская Скорая на обновление техники
Весной, после скандала с сыном Дарьи Макаровой, новосибирскую Скорую проверила Генеральная прокуратура. Оказалось, что износ автомобилей уже больше 70%, реанимобиль в городе только один, а покупать новые дефибрилляторы и аппараты искусственного дыхания мэрия Новосибирска вообще отказалась. Мэр Владимир Городецкий тогда храбро ответил прокуратуре, что в советах он не нуждается, что нужно на какие-то средства строить третий мост через Обь, а машины на Скорой массово обновили всего семь лет назад.
«Газель» кардиологической бригады доктора Елены Марченко бодро громыхает на ухабах как доказательство того, что Скорые могут работать и по семь лет, но вообще-то их следует менять хотя бы раз в пятилетку. Это легендарная боевая машина: три года назад она попала во все выпуски местных новостей, угодив передними колесами в провал с коммунальным кипятком на улице Семьи Шамшиных. «Газель» тогда искорежило, врачу, который работал на ней в тот день, выбило зубы о кислородный баллон. Зубы доктор потом вставил и работает до сих пор, так и не дождавшись компенсаций от коммунальщиков. Машину, исполосованную шрамами от сварки, тоже вернули в строй. Главврач Большакова говорит, что жесткие, пыльные, душные летом и холодные зимой «Газели» видеть на Скорой вообще больше не хочет. Она мечтает о «Мерседесах».
Зато никаких проблем с лекарствами давно нет («появились даже тромболитики, одна ампула — 70 тысяч рублей!»), уверяет доктор Марченко, пока мы кружим по Ключ-Камышенскому плато в поисках первого адреса. Кружим уже минут пятнадцать: заподозрив у пациентки стенокардию, кардиологов вызвала «на себя» местная линейная бригада. Район водителю не знаком, приемники ГЛОНАСС в машинах только для диспетчеров, в кабинах навигаторов пока нет.
В 2012 году руководство Скорой обещает «по возможности» купить докторам коммуникаторы с ГЛОНАСС/GPS
В конце концов, находим типовую девятиэтажку, а в ней тихую квартиру с уютной советской мебелью, барабанной установкой и интеллигентной дамой-юристом лет сорока.
— А вчера вечером тяжесть пошла-пошла-пошла и отпустила. Я уже все понимаю, глицин на ночь попила, музыку Рушеля Блаво от сердца послушала.
— А давление не измерили?
— Нет, у меня тонометр сломан.
— А в поликлинику ходили?
— Знаете, я пришла, а там такая толпа народа! У дежурного врача меня спросили, далеко ли я живу, и отправили.
Российские поликлиники, в которые население не хочет или не может попасть, — хроническая и запущенная проблема Скорой. Рассказывать, как приходится ездить на ноющий зуб к тридцатилетним крепышам или утешать одинокую скучающую пенсионерку с больной коленкой, врачам не надоедает, кажется, никогда.
Хотя с Нового года докторские антипатии сосредоточены в основном на законе «О полиции». Его прямое следствие — упразднение в стране вытрезвителей — оформлено в виде печального приказа главврача и приклеено скотчем на втором этаже станции. Первый пункт приказа гласит, что отныне бытовое пьянство докторам придется расценивать как «состояние интоксикации различной степени тяжести». Второй пункт указывает, что следует не только доставлять пьяниц в больницу, но и проводить там с ними необходимые мероприятия, «например, промывание желудка». К этому указанию язвительной фельдшерской рукой сделана приписка «Круто!!!». На десять-пятнадцать обычных вызовов в сутки, по словам врачей, теперь приходится еще два-три вытрезвительных.
Безмятежного Василия, человека без определенного места жительства и так и не нажитого умения рассчитать дозу опохмеления, приходится уговаривать поехать в больницу. Шоковая бригада доктора Николая Митина подбирает его с газона на окраине Заельцовского района, где Василий портил местному населению настроение и загородный пейзаж. Бомжу измеряют давление и оценивают размер шишки на лбу.
— В больницу мы тебя, Василий, все же повезем.
— Ну везите, придурки.
— Ты только в больнице так не выражайся, там еще и охрана может дубинкой вдарить.
Торопливо передав Василия дежурному врачу первой городской больницы, доктор Митин долго и убедительно рассуждает о том, почему Скорая не должна была им заниматься, «он ведь с таким диагнозом теперь даже на больничный лист может претендовать, представляете?». Позже он признает, что количество вызовов к наркоманам, например, за последний год сильно уменьшилось, и никто на Скорой не знает почему — то ли наркоманов стало меньше, то ли героин теперь привозят качественный.
«Фольксваген» снова отправляется кружить по спальному району — обычный въезд во двор управляющая компания «Заельцовская» зачем-то перекрыла симпатичными клумбами. Водители Скорой говорят, что такие клумбы — или шлагбаумы, или заборы, или цепи, или парковки — теперь встречаются почти на каждом вызове. Поэтому ждать доктора, если двор водителю не знаком, придется дольше минут на пять.
Из плексигласового окошка на втором этаже доктору Митину вручают квиток со следующим вызовом. Там написано что-то такое, отчего немолодой дизель Фольксвагена с гоночным гулом уводит стрелку спидометра за сотню, и машина летит по Ипподромской уже всерьез — со всеми мигалками, крякалками, сиреной и виражами.
Вообще, водители Скорой — наверное, единственная в Российской Федерации категория обладателей мигалок, которая не любит ими пользоваться. Доктор Митин объясняет этот феномен обилием неопытных автомобилистов в стране — увидев позади сверкающую «люстру» и красный крест, они начинают затравленно метаться по дороге. Случаи, когда воющая и мигающая Скорая на перекрестке получает удар в бок, происходят едва ли не ежегодно.
Фольксваген влетает на стройплощадку нового городского автовокзала, мы успеваем разглядеть сидящего у стены бледного строителя с окровавленной культей. Нога у строителя оторвана ниже колена, вокруг суетятся гастарбайтеры. Заметив камеру, нас скручивает охрана и выталкивает на Красный проспект, а накачанный руководящий мужчина обещает Андрею, фотографу Сиб.фм, найти его и «засунуть этот фотоаппарат в жопу».
Через пять минут машина с обезболенным и трясущимся строителем выкатывается со стройки и с сиреной пробивается обратно в первую больницу. Доктор Митин заполняет карту.
— Дима, как этот аппарат называется, куда твоя нога попала?
— Бетононасос. Мужики, как жить-то теперь?
— Нормально будешь жить, сейчас на протезах даже в соревнованиях участвуют. Ты, главное, денег с них отожми. Ты официально работал?
— Нет!
— Через конверты?
— Да!
— А трудовой договор какой-нибудь есть?
— Ничего нет.
Дима сосредоточенно собирает дюбели, которые просыпались из нагрудного кошелька ему на худой живот. До больницы он доедет благополучно, но из приемного покоя шоковая бригада выйдет злая: отец строителя, приехав к сыну, первым делом обвинит Скорую в краже гонорара за подработку. Деньги потом найдутся у Димы в кошельке.
Бригады Скорой помощи бывают линейные и специализированные — реанимационные (шоковые), кардиологические, педиатрические, неврологические, психиатрические и т.д.
Кардиологическому доктору Марченко тяжелый вызов придет ближе к полуночи. Скорая выкатывается куда-то в окрестности села Мочище, на границе поселка ее встречает джип с перепуганными родственниками. Бригада рысью проносится по добротному коттеджу. Голый хозяин дома, мужчина лет пятидесяти, лежит на полу. Сердце у хозяина, по словам родственников, не бьется уже минут десять.
Оказывается, реанимация в кино и в жизни, в общем, очень похожи. Шприцы, провода и трубки действительно мелькают очень быстро. Интубация, массаж сердца, шприц с адреналином, шприц с атропином и прямая линия на кардиографе. Снова шприц с адреналином, снова атропин, снова прямая линия. Нет только ударов дефибриллятором. Потому что фибрилляции, то есть беспорядочного подрагивания желудочков сердца, у мужчины уже не было, объясняет доктор Марченко, пока бригада едет обратно, писать отчет о смерти «в присутствии».
Еще доктор Марченко говорит, что расхождение с кинематографом на таких вызовах, в общем, только в одном: вернуть пульс удается примерно в 0,01 % случаев. И все эти пятнадцать минут добросовестной реанимации — скорее для протокола и родственников.
Еще оказывается, что врачи Скорой действительно любят рассуждать о своем профессиональном цинизме. Но когда их шприцы, провода и трубки не помогают — они переживают. Доктор Марченко коротко вздыхает, что бросила курить.
На станции снова рассуждает доктор Митин, слог у него почти булгаковский:
— Вы понимаете, мы приезжаем и решаем проблемы. Обычно решаем правильно, иногда неправильно, но мы никого не бросаем. Мы всегда приезжаем. Понимаете, всегда. А у нас забыли, какое это достижение. Что Скорая — это самое некоррумпированное, самое оперативное и самое доступное, что есть в стране.
Подпишитесь на нас в Telegram
