Грубая сила

Только 30% всех заключенных в Новосибирской области имеют работу. Они делают диваны, шьют халаты для врачей и детские пелёнки, выбивают ключи и даже готовят. Корреспондент Сиб.фм побывал в мужской и женской колониях, чтобы понять, кому требуются осуждённые сотрудники, как они обучаются профессии и есть ли у них право на Новый год и Первомай.

За партами в совершенно обычном классе сидят ученики. У всех одинаковые тетради болотного цвета, самые простые шариковые ручки и обязательная форма. В прочем, те, кто работают или вовсе ничего не делают, ходят в такой же.

— По способу сжигания топлива топочные устройства бывают слоевые и камерные, —преподаватель монотонно рассказывает тему урока.

Никто между собой не разговаривает, записками не перебрасывается, руки не поднимает. Заметив посторонних, ученики начинают поворачиваться.

— Что, людей, что ли, никогда не видели? — риторически обращается к ним Денис, начальник пресс-службы Главного управления ФСИН России по Новосибирской области.

— Денис, а кто здесь отбывает наказание?

— Это колония строгого режима для рецидивистов.

— То есть, здесь почти все сидят пожизненно за тяжкие преступления?

— Нет, в среднем, лет по 10–20. В этой колонии отбывают срок убийцы, насильники, педофилы, совершившие преступление повторно.

В другом кабинете уже не так сильно пахнет телом грязного человека. Гудит батарея швейных машин, вразнобой стучат лапки с острыми иглами. Все держат голову прямо и только одна заинтересованно наклонена набок. Заключённый Сергей, как и другие ученики, учится шить карман. Если все делают это отстранённо, то Сергей явно вкладывает душу — после каждой прошитой строчки кармана он зовёт учительницу, чтобы та одобрила его работу.

— Молодец, Серёжа! Продолжай в том же духе, — с улыбкой подбадривает его она. Рука с куполами поворачивает ткань другой стороной и продолжает строчить.

На каждой швейной машинке ученика висит по игольнице — зайчики с кривыми глазками из пуговиц, солнышки без лучиков, больше похожие на блины, что-то по форме напоминающее утку. Смущает только то, что они жёстко истыканы иглами.

Вы сидели? Всё, до свидания!

В ПТУ мужской колонии можно выбрать одну из пяти специальностей — столяр, швея, сварщик, машинист двигателя внутреннего сгорания, электромонтёр. Обучение длится пять месяцев для тех, кто уже прошёл обучение в ПТУ и десять для тех, у кого кроме тяжёлого преступления за плечами только школа.

Музей политических репрессий «Пермь-36» входит в список особо охраняемых памятников мировой культуры

— Во всех колониях Новосибирской области идёт обучение по 26 специальностям. Каждые полгода я изучаю рынок труда и стараюсь выбирать те профессии, которые востребованы, — рассказывает инспектор группы организации начального профильного образования и подготовки осуждённых ФСИН Юлия Королёва, очаровательная кудрявая блондинка с макияжем и нежно-розовым маникюром. — У нас главное обучить тех осуждённых, которые не имеют профессии. То есть, чтобы через труд и образование они смогли вернуться к обществу, стали адекватными людьми.

— Вы действительно верите в то, что рецидивисты могут измениться? — спрашиваю Юлию.

— Если с ними будут работать добрые люди, вежливо к ним относиться, то шанс есть.

— И их правда потом кто-то берёт на работу?

— В колониях стоят бесплатные терминалы по трудоустройству населения. Осуждённые перед освобождением могут выбрать себе профессию.

По освобождению им даётся справка, но они предпочитают её скрывать от работодателя, хотя редко это удаётся. В кинофильмах обычно говорят: «Вы сидели? Всё, до свидания».

Но в реальной жизни такое не так часто встречается. Если человек хочет работать, то он найдёт себе профессию — так же, как и на свободе, — считает заместитель начальника отдела по трудовой адаптации осуждённых ФСИН Галина Зубарева.

— Но в большинстве случаев они никуда не устраиваются?

— Ну, в большинстве, да. Это спецконтингент такой, — с грустью отвечает Юлия Королёва.

— А как часто сюда попадают безработные?

— Очень часто. Вон, пример — 40 лет и учится в третьем классе. За всю жизнь ни одного дня не работал, шабашил только где-то, — эмоционально говорит Денис.

В колониях есть собственное производство, на которое допускают заключённых после сдачи экзаменов в ПТУ — продукты питания, одежда, моющие средства, мебель и многое другое, как в маленьком сером государстве с преимущественно женской или мужской популяцией. Но перед тем, как заключённый получает работу, ему нужно сдать экзамены.

Двоек нет, всё под контролем

Практический урок по механике — второй за неделю. Толпа из 26 рецидивистов стоит вокруг железного макета и слушает, что рассказывает им мастер. Александр Гомарев утверждает, что на двойки у него никто не учится — перед экзаменами все читают учебники и при подготовке могут пользоваться даже тематическими сайтами в интернете.

— Троек очень мало, у меня все только хорошисты и отличники, — рассказывает мастер производственного обучения Гомарев. — Как говорится: «Бесчинным бывает тот, кто не хочет заниматься делом рук своих». Они у меня все стараются, трудятся. — Гугл утверждает, что эта цитата принадлежит основателю монашества в Галлии Иоанну Кассиану.

— Вы сами хотите учиться или вас заставляют? — спрашиваю худощавого мужчину, у которого из-под кепки видны белые волосы.

— Конечно сами. Но сегодня мы учимся лучше. Если бы вы к нам чаще приходили, мы бы вообще исправились, — маниакально широко улыбаясь отвечает он.

Становится не по себе, и я выхожу из кабинета.

— Юлия, вам, красивой женщине, не страшно работать здесь?

— Да нет, здесь всё под контролем, мы в безопасности, — спокойно отвечает подполковник внутренней службы Королёва.

— Разве вы не боитесь оставаться с толпой заключённых в одном кабинете? Или преподаватели. У каждого сотрудника есть оружие?

— Нет, что вы! Оружие только у охранников, зато у каждого преподавателя есть кнопка, на которую он нажимает в случае опасности.

— А побеги они пытаются устраивать?

— Конечно, постоянно. Но их планы тут же проваливаются — в Новосибирске за последние семь лет не было ни одного случая побега. С начала двухтысячных только два, но беглецы были найдены. Многим из них и бежать-то некуда.

Был бы дом

Восемь часов в день Юрий собирает диваны для компании «Левантон». Иногда по четыре штуки в день, в зависимости от сложности. Сейчас он прибивает дивану спинку, шустро шевелит руками.

— Вы бы домой себе такой диван сделали? — спрашиваю я его.

— Неа, — ухмыляясь, качает Юрий головой.

— А чего так?

— Да у меня дома нет. Если бы был — ещё бы лучше сделал.

На мебельном производстве пахнет древесиной и кошкой. И правда, заключённые завели себе белую кошку, чтобы разнообразить перерывы с папиросами наблюдением за единственной особью женского пола в цехе.

— Перерывы у всех в одно время. Условия работы согласно трудовому кодексу. В выходные и праздники по закону они отдыхают. Редко случаются спецзаказы, тогда несколько дней в новогодние праздники заключённые выходят на работу, но только по собственному желанию, — рассказывает Галина Зубарева.

— А если они сами попросят работать в выходной?

— Не разрешаем. Знаете, они могут подло поступить — сначала спросить разрешение, потом на нас же написать докладную, что их заставляли работать во внеурочное время.

Подполковник платит налоги, они — кушают

На обувной фабрике стоит технический звон и гул. 50 человек у швейных машин с толстыми иглами трудятся над созданием заготовок зимней обуви — потом их отправляют заказчику, который доделывает детали, и обувь выходит в продажу.

— Мы работаем по коммерческому заказу. Компания предоставляет оборудование и материалы, а мы рабочих, — говорит Галина Зубарева.

В 51 стране мира разрешена смертная казнь

— С какими компаниями вы работаете?

— Ну, если из самых известных, то это «Корс». Раньше у нас был договор с «Вестфаликой». Вообще, это большая проблема — найти заказ. Мы стараемся привлекать компании, выигрывать тендеры, но этого всё равно мало — только около трети заключённых имеют работу.

— Никому не нужна грубая рабочая сила?

— Я вообще не понимаю, какая разница, чьи на тебе ботинки, если они качественно сделаны. И для заказчиков условия очень выгодные, — возмущается Денис. — Вообще, тема трудоустройства для нас сейчас самая больная, потому что человек попадает в тюрьму и ничего не делает там! Около 30% работают, а остальные? Что они делают? А ничего! Вы платите налоги, я плачу налоги, подполковник платит налоги, все платят налоги, а они кушают. То есть, деньги либо проедаются, либо идут на обучение и медобслуживание. По закону они обязаны работать! Но не нужны они никому.

Государство открестилось от нас несколько лет назад, сказав, трудоустраивайте заключённых через контрагентов — вот и делают они чаще всего ключи для завода радиоуправляемых изделий.

— Самая большая проблема — нет заказов, — добавляет Галина.

— По большому счёту, начинающему мелкому предпринимателю выгодно заключить с нами заказ, потому что оплата труда осуждённому может быть, как МРОТ — 5440 рублей. И заключённый доволен! А придёт плотник на завод и скажет: «Ребята, хочу сорок».

— Конкуренция на рынке сложная, потому что все эти ООО, подпольные фирмочки уходят от налогов, а мы послушные налогоплательщики. Мы, государевы люди, сложное предприятие. Контрагенты от нас уходят потому, что у нас дополнительные расходы на здание, тепло, содержание. Хотя оплата за коммуналку всё равно ниже получается.

Мы крутимся, пытаемся выживать, потому что не имеем права работать себе в убыток. Участвуем в аукционах, которые на официальном сайте администрации размещаются, на общих условиях.

Выигрываем заказы на пошив одежды для больниц, производство мелкого инвентаря, детской мебели. Основные заказчики — больницы, дома престарелых, дома ветеранов, детские дома, — говорит Галина.

— Честно сказать, когда у нас остаётся ткань или есть возможность приобрести дешёвую, мужчины-заключённые шьют простыни и ползунки для домов малютки. Вот такие они молодцы, — говорит Юлия.

— А зарплату они действительно получают? В колониях же нельзя иметь деньги.

— 25% уходит им на счёт, чтобы после заключения у них были деньги, — говорит Галина. — На остальные они полностью оплачивают своё содержание здесь. Каждый месяц им выдаётся гигиенический пакет, в который входит пена для бритья, туалетная бумага, зубная паста, сигареты и другое. Кому не хватает — покупают в магазине, где оплата производится по специальным картам безналом.

— Важно, что в первую очередь мы трудоустраиваем тех, у кого есть долги — это либо те, кто должен платить алименты, либо те, кто занимался хищением и кражами, — отмечает Юлия Королёва.

— То есть, отбывая наказание, вор возвращает убытки?

— Здесь возникает ещё одна проблема. Они не работают! — утверждает Денис.

Свинина и восемь пятачков

Гора картофеля у входа в свинарник напоминает картину Верещагина. Заключённые орудуют лопатами, засыпая картошку в вёдра и мешки.

— Видите, как работают, — говорит Юлия Королёва. — Это хороший показатель. А ещё они сами ухаживают за свиньями. Там такая чистота! И даже почти не пахнет.

Мы заходим внутрь. Слащавый запах навоза настолько бьёт в лицо, что становится не до проверки чистоты и порядка. Я закрываю нос платком и чуть зажмуриваю глаза.

— Да надо же! Это вы в настоящих свинарниках не были. Это ещё нормально пахнет, — говорит Галина, умиляясь тому, как восемь пяточков прижимаются к жирной свиноматке.

В колонии больше 20 загонов, в каждом из которых живёт по свинье с поросятами. Если верить прайс-листу на сайте ФСИН, то килограмм свиной туши здесь стоит 190 рублей, что в два раза меньше среднерыночной цены. Продукты, которые производят преступники, распространяются только по местам заключения и на внешний рынок не попадают.

Столовая строгого режима

Меню в столовой сотрудников ФСИН довольно скудное, зато цены совершенно символические: компот из сухофруктов — 5 рублей, гречка — 6, котлета — 10.

— Знаете, почему такие цены низкие? Потому что производство собственное. Вот вы видели наших свиней — из них эти котлеты и сделали, — объясняет Денис, забирая тарелку со вторым.

— Мне, пожалуйста, компот, — говорю я повару.

— Стаканы...стаканы закончились, — с досадой отвечает он. — Но я сейчас помою! Сейчас!

Он убегает и через минуту приносит компот в гранёном стакане.

— Денис, в столовую можно прийти в любой момент?

— Нет, у нас все работают по строгому расписанию.

— А на кухню вы людей нанимаете или это тоже заключённые?

— Конечно. Но только с примерным поведением, которым до выпуска недолго осталось. И они, так же, как и другие сотрудники, получают зарплату.

— А как же санитарные книжки? — спрашиваю, перед тем, как пить компот.

— Каждый из них проходит медосмотр. Те, кто имеют дело с продуктами, обязательно получает медкнижку. Туберкулёзники содержатся и питаются отдельно, — Денис ест котлету с удовольствием, как домашнюю.

— Как же те, у кого СПИД или ВИЧ?

— Вместе со всеми.

— Они же могут порезаться на том же производстве или устроить кровавую драку.

— По закону не положено. Если мы изолируем заключённых со СПИДом, то нарушим права человека.

Обшивают всех

Если в мужской колонии популярностью пользуются профессии столяра и, как ни странно, швеи, то в женской все преимущественно шьют — фабрика работает с 1963 года. Производство средней мощности состоит из комплекса цехов — один раскройный и экспериментальный, пять швейных и склады.

— 80% заказов, которые мы выполняем, это пошив внутрисистемной формы. В прошлом году мы обшили 22 региона страны, — рассказывает заместитель начальника колонии ФСИН Елена Порунова. — Так же мы выполняем заказы медицинских учреждений, например, в этом году мы заключили договор с Областной больницей на миллион 300 тысяч и на 300 тысяч с детской больницей имени Герасимова на пошив простыней, халатов, костюмов, мелкого инвентаря. Идут переговоры с НИИТО.

Девушки под русскую популярную музыку шьют костюмы для военных. Пожилая дама заполняет карточки учёта ткани. Требования для швеи — два костюма в день с учётом перерыва на обед в 30 минут и два, как сказала Елена, для личных надобностей.

— Перерывы все регламентированы, потому что это поток, производство, а не индивидуальный пошив. Нельзя, чтобы один отдыхал и курил сколько хочет, а другие работали.

У всех швей волосы собраны в шишку или хвост, ногти коротко острижены.

— Сколько человек работает здесь и чем занимаются остальные?

— В нашей колонии 960 осуждённых, из них на швейном производстве больше половины. Остальные работают в котельной, в столовой, в пекарне, в библиотеке. Неработающих около 14%.

Мы проходим по территории от одного цеха к другому мимо голубых домиков с фиолетовыми занавесками, в которых живут женщины. Клумбы с розами, выложенные из камней дорожки, стены, разрисованные природными орнаментами. На асфальте ни фантика, ни соринки.

— А порядок кто наводит?

— Дворники, разумеется. В корпусах это делают сами осуждённые.

— Профессия художника у вас тоже есть?

— Это девочки в свободное время украшают.

Есть люди просто талантливые, а есть и с художественным образованием.

В женской колонии больше 50% сидит за хранение и сбыт наркотиков, поэтому попадают к нам с совершенно разными талантами.

Сделала дело — пой смело

В комнате для отдыха женщина через экран телевизора разговаривает с сестрой по скайпу. Рядом другая протирает полки с книгами от пыли — Ремарк, Манн, Генри, Стендаль и, по традиции, Гюго. Пожалуй, в каждой российской колонии есть роман про каторжника.

— Чем вы в свободное время занимаетесь? — спрашиваю я её.

— Домой звоним, книги читаем — у нас есть всё — от классики до любовных романов. Ещё вышиваем, смотрим телевизор, поём, — она улыбается и поправляет волосы.

В 1815 году был написал роман Гюго «Отверженные»

В кабинете слышны поющие голоса. На звук приходим к краю сцены концертного зала. Две цыганки, чуть пританцовывая, голосят: «За тебя я жизнь отдам, нежный ангел мой. Жизнь с тобою разделю, только будь со мной».

— К чему это они поют?

— А к чему это вы поёте? — спрашивает их начальник колонии Елена.

— К выступлению.

— Какому?

Они поворачиваются к другим женщинам в поисках ответа и, взяв небольшую паузу, хором говорят.

— Ко дню матери!

Обрести профессию

Попросив начальника колонии о встрече с работающей осуждённой, мы идём в ближайший корпус, где они живут и готовятся к работе во вторую смену.

— Шестоой! Администрация! — громко кричит на посту дама-командир.

9539 осуждённых старше 60 лет содержались в колониях в 2013 году

Заходим в кабинет к начальнику отряда, ждём, пока кто-нибудь из женщин согласится на разговор.

— Оля, мы тебя поспрашиваем? — говорит Татьяна Лаукас, начальник отряда, зашедшей в кабинет девушке.

— Хорошо, — Оля скромно мнётся у порога.

— Год заключения какой? — Елена начинает задавать вопросы.

— Третий.

— В училище обучались?

— Да.

— Вы получили профессию швеи?

— Да.

— То есть специальность получили здесь? И периодически повышаете квалификацию?

— Да.

Все сидят на диване, Оля стоит, как на ковре, сжимая руки в кулак, хотя свободные места есть.

— Ольга, скажите, а бывают ли у вас выходные? — она смотрит на всех начальников в кабинете, отвечая на мой вопрос.

— Конечно, в субботу и воскресенье мы отдыхаем. И в праздники тоже.

— А долго ли вы учились здесь?

— Пять месяцев, при этом совмещали работу.

— А кем вы работали до того, как попали сюда?

— У меня было среднее образование. Работала я поваром. Знаете, я после школы поступала в училище швейное и меня не приняли. А здесь я получила ту профессию, которая мне нравится. Особенно приятно шить пояса, прорезные карманы, воротники... Когда освобожусь, буду шить.

— Оля, а можно спросить, сколько вам лет?

— Мне сорок один.

Она выходит из кабинета и идёт в швейный цех. Татьяна Лаукас начинает говорить немного расстроенно, со скрытой скорбью.

— Девочки сильные, и когда они освобождаются, находят применение своим навыкам.

Как я им всегда говорю, девочки, учитесь — и без куска хлеба вы уже никогда не останетесь!

Процесс выхода из колонии для посетителей весьма долгий. Дорога лежит через пять дверей, сделанных заключёнными, через столовую, в которой готовят заключённые, через корпусы, прибранные заключёнными, через плакаты с формой одежды, сшитой опять же заключёнными.

Возле последней двери две девушки переливают жидкое мыло в прозрачные пластиковые бутылки — оно чвякает и медленно льётся тягучей массой.

За маленьким окошком стоит человек в белом халате и ждёт, когда девушки перельют содержимое и передадут ему сумки.

— А это тоже заключённый посылки принимает? — уже на автомате спрашиваю я Елену.

— Нет, что вы! Это наш сотрудник. Такое доверить уже нельзя.