С момента аварии на Саяно-Шушенской ГЭС прошло уже пять лет. Как восстанавливали «жемчужину» Саян? Чем запомнилось это время нам, журналистам? Корреспондент Сиб.фм подготовил обзор знаковых событий, которые происходили на станции в эти годы.
Никогда не забуду утро 17 августа 2009 года. Я тогда работала в Тайге.инфо, как обычно проснулась рано, включила ноутбук, чтобы проверить свежую почту — не упало ли в редакционный ящик чего экстренного? Упало. Этот первый пресс-релиз от МЧС был невнятным, сообщалось о нескольких погибших на Саяно-Шушенской ГЭС в результате прорыва двух водоводов и затопления машинного зала. Я тогда очень плохо представляла себе, что такое гидростанция вообще и Саяно-Шушенская ГЭС в частности, а уж чем чревато разрушение её водоводов было для меня вообще тёмным лесом. Впрочем, сейчас уже понятно, что не только для меня. Я помню, что где-то нашла информацию, что на станции в момент аварии находились более 200 человек, и у меня волосы встали дыбом. Из спальни вышел муж и недовольным тоном начал говорить о том, что, мол, день только начался, а ты уже за компьютером и вообще — где завтрак? Я закричала:
— Ты не понимаешь, там люди погибли!
Мы тогда совсем ничего не понимали. Днём я пыталась взять комментарии у местных представителей МРСК — что будет с электричеством? Не будет ли отключений? Они смеялись и говорили: «Девушка, ну что за глупости». А веерные отключения в это время происходили, и комментарии по существу нам дали позже.
Вообще, с достоверной информацией было тяжело. В первые дни мы в редакции только и могли, что ругаться матом, потому что на наши звонки в Хакасию нам отвечали, что уполномоченные лица в Москве. А в Москве посылали обратно в Хакасию. Буфером между нами была пиарщица компании Елена Вишнякова, и мы написали ей в соцсетях много гадостей.
Потом мы взялись за обновление списка погибших. МЧС выложило на своём сайте перечень имён и фамилий тех, кто пропал и погиб на станции. Там было два раздела: в погибших значились человек 15, в пропавших — несколько десятков. Но изменения в этот список не вносились, и новые данные не публиковались. Тогда мы стали звонить на горячую линию в Черёмушки и спрашивать: «Нашли ли вы кого-нибудь сегодня»?
Нас, конечно, немедленно послали на три буквы, сказав, что эта информация доступна только родственникам. Но мы никуда не пошли, можно сказать, мы и так там были.
Поэтому попытались как могли объяснить сотрудникам горячей линии, а потом службе безопасности станции, что оперативное обновление данных позволит родственникам погибших и их друзьям, сослуживцам, которые живут в соседних регионах, успеть приехать на похороны и проститься, ведь утонувших людей хоронили быстро. Не знаю, как, но их удалось убедить, и нам стали давать информацию по телефону. Лично мой день на протяжении полутора недель выглядел примерно так: подъём в шесть утра, звонок на горячую линию, завтрак, дорога в офис, звонки на горячую линию в течение дня, дорога домой, ужин, звонок на горячую линию в полночь. Если нам называли новые фамилии, мы зачёркивали их в списке пропавших и добавляли в соседнем списке. Люди в комментариях писали: «А спросите про этого человека, а про нашего дядю уточните?» И мы уточняли. Одна девочка, которая обычно писала у нас про культуру, попросила не давать ей заданий по теме Саяно-Шушенской ГЭС, потому что ей потом это снилось.
Я тогда поняла, что на факультете журналистики в Новосибирском госуниверситете нас вообще конкретно не доучили. Никто никогда не рассказывал нам, с какими сложностями сталкивается журналист во время работы на подобных ЧС. Дело и в последовательности освещения, и в корректности обращения к родственникам, и в настойчивости при контактах с МЧС, МВД и представителями властных структур. Про удары по психике начинающих журналистов я вообще молчу, это такие мелочи по сравнению со всем. Вот, скажем, ребята из Забайкальского МЧС, с которыми я познакомилась за несколько месяцев до аварии, написали мне сообщение. Мол, Лена, нас отправили на спасательные работы в Хакасию, хочешь, мы тебе фотографии пришлём? Мы людей нашли. На первой загруженной фотографии было посиневшее тело молодой девушки, лежавшей на полу в машинном зале станции. У неё была стройная фигура, красивая упругая грудь, из одежды — только трусики. Делая следующий кадр, фотограф немного отошёл назад, поэтому стало видно ещё три тела, лежавшие рядом. Я сидела одна ранним утром в редакции и тупо рыдала, потому что не была готова увидеть ничего подобного.
В начале сентября я смогла поехать на станцию. Сотрудникам пресс-службы тогда было уже проще, основной поток журналистов спал, фактически из приезжих журналистов там работала я и ещё пара фотографов, поэтому нам уделили много времени и провели по всем местам, которые не были завалены обломками. Я тогда впервые увидела пиарщицу Лену Вишнякову, поставила себя на её место, и мне стало плохо. Чисто по-человечески. Я спросила у неё, как ей работалось там с того дня, как произошла авария. Она ответила что-то не существенное, а потом вышла в коридор и заплакала. И вот это я никогда не забуду.
Я не забуду серые лица спасателей и гидростроителей, не забуду запах, стоявший в машинном зале, где практически все кашляли и чихали от сырости. В воздухе висела взвесь — испарения от воды вперемешку с маслом из генераторов. И через полчаса нахождения на станции нос и горло начинало першить со страшной силой. Многие люди были простужены, поэтому в столовой на кассе стояла пиалка с жёлтыми витаминками «Ревит». Берёшь борщ, берёшь витаминки.
Я не забуду, как в музее Саяно-Шушенской ГЭС, который во время аварии был затоплен, на стёклах остались следы от уровня, до которого поднялась вода. Там разместился оперативный штаб, где я провела немало времени, среди прочего изучая и старые документы. Поверх исторических чёрно-белых фотографий висела огромная схема гидростанции. «Схема расстановки сил и средств для ликвидации последствий аварии», — гласила надпись на ней. На соседней стене в рамочке была памятка времён, когда гидростроители перекрывали русло Енисея. Посмотреть на торжественный момент съехалось огромное количество человек, и памятка сообщала, как себя вести и какие меры предосторожности соблюдать. Тут же висела бумажка формата А4, в которой говорилось, что нужно делать спасателям, чтобы избежать несчастных случаев при разборе завалов. В стеллаже стояла лопата Гагарина — космонавт, посетивший знаменитую стройку, оставил на ней свой автограф. А рядом стояли сапоги с прилипшими кусками грязи, и казалось, будто это в них ходил он тогда, а не спасатели сейчас. Тут же, под стеклом, находились экспонаты, обнаруженные во время изысканий в зоне строительства ГЭС. А рядом на подоконнике кто-то положил маленький телефон Nokia, весь вздувшийся от сырости так, что из него пытались выпрыгнуть кнопки. На бумажке рядом было написано: найдено на отметке 320. Там, на этой отметке, располагались подсобные помещения, где и было больше всего погибших.
Но больше всего мне запомнилась та ожесточённость и устремлённость, с которой гидростроители выходили на смену. Со всех регионов в посёлок Черёмушки съехались тысячи человек, и каждый из тех, с кем мне довелось пообщаться, говорил, что восстановить Саяно-Шушенскую ГЭС его, лично его, главная задача и дань памяти тем, кто не вернулся домой 17 августа. И вот этот настрой я чувствовала в каждый свой приезд на станцию в течение этих пяти лет.
Но приближалась зима. Темпы восстановительных работ были стремительными, потому что нужно было вывезти все разрушенные конструкции и заново построить стены и крышу машинного зала до того, как пойдёт снег. В октябре 2009-го завалов внутри машзала уже не было, а в ноябре здание было полностью восстановлено с помощью тысяч элементов конструкции МАРХИ, которые доставлялись сюда на огромных грузовиках.
Зима 2009-2010 годов для гидроэнергетиков была очень тяжёлой. С момента аварии и до пуска гидроагрегатов на станции работал эксплуатационный водосброс. Впервые в зимнее время. Вообще он нужен, чтобы сбрасывать по весне лишнюю воду, ведь зимой её лишней не бывает: за лето она накапливается в водохранилище, а потом потихоньку спускается через гидроагрегаты. Но ГЭС была выведена из строя, поэтому всю нагрузку взял на себя водосброс.
24 тонны льда выросло на стенке водосброса зимой 2010 года
И гидроэнергетики столкнулись с проблемами по обледенению. Вода на Саяно-Шушенской ГЭС падает с высоты более 200 метров, и на морозе мелкие частички стали образовывать наледи. Огромная глыба льда выросла на стенке, которая отделяет водосброс от здания машинного зала. Решения, которые нашли гидроэнергетики, позволили уменьшить концентрацию воды в облаке — за счёт реконструкции затворов водосброса. То, что всё-таки намерзало, методично скалывали.
В 2010 году на станции было запущено четыре гидроагрегата (№ 6 в феврале, № 5 в марте, № 4 в августе и № 3 в декабре). Кроме того, ожидался сильный паводок, а водопропускная способность гидростанции из-за вышедших из строя агрегатов сократилась на 3600 кубометров. Было выделено 4,3 млрд рублей на строительство берегового водосброса. В октябре 2011 года, считай, в рекордные сроки, огромный пятиступенчатый водосброс был сдан в эксплуатацию.
Второй этап восстановления СШГЭС пришёлся на 2011 год. Он запомнился уникальной транспортной операцией по доставке рабочих колёс и прочих тяжёлых частей на станцию — из Санкт-Петербурга по морю и вверх по Енисею.
Судоходство по этой реке осложнялось наличием в её русле плотины Красноярской ГЭС высотой более 100 метров. Поэтому в 1977 году здесь был построен судоподъёмник, через который в прошлом веке и переправлялись рабочие колеса гидротурбин для СШГЭС. Теперь его использовали повторно для тех же целей. Это было в августе, а в декабре 2011 года на станции был запущен первый абсолютно новый гидроагрегат — с порядковым номером «один».
В 2012 году в эксплуатацию ввели ещё три агрегата (№ 7 в марте, № 8 в июле и № 9 в декабре), в марте 2013-го под нагрузку включили агрегат № 10. Второй этап восстановления СШГЭС был завершён.
В 2014 году запустили агрегат № 4, до октября встанут в строй машины № 3 и 2. Саяно-Шушенская ГЭС, где за это время мы излазили почти все места, включая галереи, шахты турбин и даже спиралевидные камеры водоводов, восстановлена с учётом более сотни дополнений и изменений, многие из которых уже внедрены и на других объектах российской гидроэнергетики. А мы, журналисты, получили новую специализацию, которой не научат ни на одном журфаке. Но, Господи, какой ценой.
Вечная память — погибшим. Мира — всем, кто жив.