Тайга и море

Вокруг строительства Богучанской ГЭС кипят нешуточные страсти: некоторые экологи обещают гибель всего живого: исчезновение речной рыбы, заболачивание почвы, вымирание редких видов животных. Корреспонденты Сиб.фм побывали в Амурской области и поговорили с экологами, которые вели мониторинг на уже построенных ГЭС на притоках Амура, и выяснили, каков механизм экологических согласований крупномасштабных строительных проектов, как на самом деле строительство гидроэлектростанций влияет на природу и почему через несколько лет после затопления взгляды экологов на масштаб проблемы могут меняться.

Почва

Сергей Сиротский, директор Межрегионального центра экологического мониторинга гидроузлов Института водных экологических проблем ДВО РАН: В своё время произошла задержка строительства Нижне-Бурейской ГЭС, потому что экспертиза сказала: всю почву, которая плодородная, из зоны затопления надо вывозить. Посчитали по среднеевропейским нормативам, сколько там земли и сколько это будет стоить, и подумали — а зачем оно надо?

Вывоз земли превышает стоимость самой ГЭС. Потом, когда почвоведы детально просмотрели эти почвы, выяснилось, что слоя органики там практически нет.

Вода

Сергей Сиротский: Интересный вопрос был о том, как затопленный лес будет влиять на качество воды. Говорили, что если затопить лес, то он на дне загниёт, качество воды ухудшится, и рыбы не будет. Но, во-первых, здесь температуры не те, а во-вторых, затапливается столько органики, столько кустарника, что будет вырублен лес или нет, на качество воды этот никак не повлияет.

У нас перед глазами пример водохранилища Зейской ГЭС, площадь которого втрое больше Бурейского «моря». Есть многолетние данные, что качество воды там не ухудшается, а оба водохранилища Амурской области — это Мекка не только местных рыбаков, но и любителей рыбалки из соседних регионов.

Сергей Игнатенко, директор Зейского заповедника: В первые пять-десять лет после затопления численность тех видов рыбы, которые обитают только в чистых горных реках, снижается. Зато в эти же пять-десять лет даёт вспышку карась и щука, на которых низкий уровень кислорода не оказывает негативного влияния.

Животные

Сергей Игнатенко, директор Зейского заповедника: Вначале затопление отрицательно влияет на некоторые виды животных, но потом идёт адаптация, и многие виды восстанавливаются.

Например, на Бурейском водохранилище, в первые годы после его формирования, мы однажды наблюдали массовую гибель косули, которая осенью по неокрепшему льду пыталась перейти водную преграду. Надо сказать, что она часто тонет и в обычных речках, когда мигрирует осенью и идёт через лёд. А на Бурейском водохранилище в долгую тёплую осень она не начинала мигрировать, и вдруг резко выпал снег, и две волны миграции слились в одну. И скопились возле Чеугдинского залива.

Раньше в этом месте миграции была река не более 100 метров шириной, а теперь — 500. В конце ноября лёд замёрз, и из тумана осела изморозь.

Косуля по голому льду боится ходить, а тут пошла. Некоторые проскакивали, а большая часть — проваливалась и погибала.

Потом месяца два местное население выдалбливало брать на питание. Минимум тысяча особей утонула. Но в этот же год какая-то часть косуль не пошла через залив, а обошла его сверху. Один раз они этот путь проделали, а на следующий год уже повели других.

Мы несколько лет работали на деньги РАО ЕЭС, а потом опубликовали весьма нелицеприятную книгу «Бурейская ГЭС — зона высокого напряжения». Но на тот момент это была жестокая правда о том, что происходило в момент формирования нового водного объекта. Но на Зее уже произошла адаптация экосистемы, поскольку прошло уже больше 20 лет с момента заполнения ложа водохранилища. Мы видим элементы адаптации и на Бурее и их освещаем. Конечно, когда наблюдаешь массовую гибель косуль, то отношение к энергетике складывается весьма негативное. Но теперь, когда сам видишь, что популяция успешно адаптировалась, то и отношение изменилось.

Одни экологи перегибают палку в негативную сторону, другие — приукрашивают. WWF очень часто перегибают палку, кричат больше, чем оно того стоит. Но если они кричать не будут, то где-то всё будет происходить не совсем правильно.

Растения

Анатолий Бабурин, старший научный сотрудник отдела экологии растительности Института водных экологических проблем ДВО РАН: Моей областью была наземная растительность. Главная цель — найти, где растут эндемы и потребовать пониже плотину сделать, чтобы это всё не затапливали. Потому что я ориентировался на закон об охране окружающей среды, где есть 60-я статья — в ней чётко сказано, что если хозяйственная деятельность влечёт за собой уничтожение или ухудшение условий для видов, занесённых в Красную книгу, то она должна быть запрещена.

Я думал: всё-таки здесь эндемиков достаточно много, пять краснокнижных растений. Как быть? Получается — на этой территории заповедник надо делать, а не затапливать всё. А с другой стороны — как остановить такое строительство, которое будет жить столько лет, и столько людей получат работу?

И вот плывём на яхте вверх по Бурее, доплыли до границы Амурской области и Хабаровского края. Выясняется, что чем дальше на север, тем меньше краснокнижных кедра и ясеня — но в Хабаровском крае они не в Красной книге!

Потому что в Хабаровском крае их достаточно много. И тогда мне пришлось пересматривать свои убеждения, потому что на весах была экономика целого региона. Я свою цель снизил до того, чтобы сохранить так называемые леса высокой природоохранной ценности. И я решил — я должен найти редкие виды и описать для истории, потому что то, что я вижу, через несколько лет уже никто не увидит.

И тут выяснилось, что того, чего я боялся и что искал, я не обнаружил. Например, оказалось, что одуванчик линейнолистный — не такой уж и редкий вид. И воевать особенно за него смысла и не было. Так что экономика и экология — это очень трудные поиски согласия.