Руководитель департамента медиа Факультета коммуникаций, медиа и дизайна НИУ ВШЭ Илья Кирия посетил Новосибирский госуниверситет с курсом «Экономика и менеджмент СМИ». Корреспондент Сиб.фм побеседовал с профессором о том, зачем олигархи приобретают медиахолдинги, почему никогда не будет российского аналога Charlie Hebdo и чем отличается журналистское образование в России и за рубежом.
ПРО ОБРАЗОВАНИЕ
Подготовка и формирование кадров всегда являются слепком с индустрии. Журналистская отрасль очень любит повторять: «Журфаки нам поставляют плохие кадры!» Но формирование специалистов, которые будут отвечать требованиям отрасли, — это задача не только университетов.
Прикладное обучение существует, потому что в отрасли сложились практические нормы. При этом подавляющее большинство практиков не имеют преподавательских навыков. Практик зачастую не в состоянии методически выстроить свой курс. Он расскажет вам десять баек, и всё. Но как только практик переступает двери университета, он начинает считать себя теоретиком. И вместо прикладных вещей пускается рассказывать вам то, что вы и так знаете.
Учить прикладным образом студентов — очень непростая задача. Потому что построить проектное обучение может не каждый. Решить это можно методом погружения.
107 научно-исследовательских институтов и центров 28 факультетов и отделений в Москве и 10 в Санкт-Петербурге действуют в Высшей школе экономики
В Высшей школе экономики мы планируем внедрять новые методы инклюзивной практики. Мы выберем медиакомпанию, в которую студенты будут отправляться с определёнными практическими задачами. Планируется, что это будет похоже на модель мастерских, в которых учат журналистов во всём мире.
В США, Франции и Германии, например, в течение двух недель ты работаешь под контролем «мастера»: это человек-практик, работающий по контракту в университете. В течение дня такой преподаватель должен быть всё время доступен, чтобы студент мог прийти и посоветоваться. Через пару недель студенты сдадут ему тексты, и преподаватель выставит им оценки. Субъективные, конечно.
Для того, чтобы практик пошёл преподавать, университету нужно разработать эффективный контракт, который обеспечит ему постоянную позицию в университете. Но как только практик сядет на постоянную работу, он перестанет быть практиком. И через какое-то время та норма практики, которую он транслирует, будет не соответствовать норме практики в индустрии.
Во Франции журналистские школы заключают контракты с редакциями, из которых практики приходят. Повышенный оклад таким преподавателям платит школа журналистики. Французские СМИ (а в особенности французские профсоюзы СМИ) идут на это, вкладываются в обучение, понимая, что это даёт им возможность в перспективе получать нормальных сотрудников.
В России иной уровень самоорганизации отрасли. И никто не пойдёт на это добровольно. Возможно, университеты начнут покупать людей за свои деньги — но это дорого ещё и с точки зрения количества людей на одну группу. А сама отрасль не готова в это вкладываться.
В России существует профессиональный журналистский стандарт. Но в медиа сейчас полно профессий, которые не являются журналистскими. Индустрия не консолидирована; соответственно, не консолидированы и журфаки. Нет устойчивой модели формирования новых кадров, потому что у многих людей присутствует только краткосрочный интерес: по-быстрому отсидеть своё, заработать и уйти. У них нет задачи развивать эту отрасль.
ПРО НОВЫЕ МЕДИА
Я не могу сказать, что старые медиа исчезают — они перерождаются благодаря новым технологиям. Но от того, что телевидение смотрят разными способами — по интернет-трансляции или скачивают телепередачи для просмотра — оно не перестанет быть телевидением. У людей всегда будет потребность включить канал, а не искать в каталоге конкретную передачу. Потребность включить канал, чтобы за тебя сделали выбор.
Безусловно, будет меняться информация, которой медиа торгуют. Часть информации, вполне вероятно, станет совсем другой. Будет автоматизированно генерироваться роботами, производиться путём агрегации big data — обработка «больших данных» сегодня поистине совершает революцию.
Но я убеждён, что это не уничтожит традиционные медиа. У них появятся новые модели жизни. Убивает ли цифровая книга традиционную? Я бы не сказал.
Из печатной прессы, принта, стремительно уходит рекламодатель. Но кризис принта начался очень давно, больше 10 лет назад. Наши печатные медиа не в полной мере умеют использовать интернет как канал для продвижения печатных СМИ. А за рубежом — умеют. Если мы посмотрим статистику американской прессы, то увидим, что подавляющему большинству американских газет большую часть доходов приносят печатные версии. Другое дело, что американские версии печатных газет не были бы настолько успешными, если бы у них не было интернет-версии.
Интернет позволяет диверсифицировать аудиторию. И привлекать в принт новую аудиторию, которая раньше его не читала. Печать фиксирует картинку дня. Тогда как версия непечатная освещает события в режиме реального времени. Одно с другим пересекается в малой степени. В результате потребитель получает объёмный слепок картины дня.
ПРО НАШИ И ЗАПАДНЫЕ СМИ
России присущ определённый консерватизм населения и существенный уровень цифрового отставания. У нас большое количество населения живёт во вчерашнем веке. А те, кто живёт с интернетом, используют его не как средство массовой информации, а как средство персональной коммуникации. Чтобы поддерживать связь с родственниками в «Одноклассниках», грубо говоря. Поэтому это заблуждение, что все поголовно завтра роботизируются.
Первое, что этому помешает — разрыв, о котором я сказал. У него много причин: географические особенности, ментальные, культурные.
Второе наше отличие: то, что за рубежом регулирует рынок, у нас пытается регулировать государство. И, в общем, не всегда получается.
Например, искусственно сдерживаются развития новых медиа, когда государство чётко закрепляет диапазон так называемых частот, которые отдаются ТВ. А везде в мире частоты отдаются мобильной связи. Это позволяет сделать мобильную связь более дешёвой и более распространённой, улучшить её пропускную способность и так далее.
Мы про это не думаем, у нас государство это пытается регулировать, потому что государство само — игрок на рынке. У государства есть крупные медиакомпании, и государство понимает, что они накроются медным тазом, как только оно пойдёт на либерализацию рынка.
Для ужесточения контроля нужно закрыть границы, отключить интернет или ввести фильтрацию контента.
Пока государство пытается решать это паллиативным способом: вот тут мы подрежем, тут заблокируем. Но есть тысяча вариантов технического обхода этих барьеров, всё время появляются новые варианты. Чем больше государство придумывает технических мер по ограничению контента, тем больше вариантов обойти эти ограничения. С этим бессмысленно бороться.
ПРО «ШАРЛИ ЭБДО»
У нас в обществе другое представление об инаковости. Мы очень любим клеймить инаковых, сажать их на кол и выставлять это напоказ: «Смотрите, он другой!» Мы привыкли к определённому уровню гомогенности в советское время и сейчас не можем привыкнуть, что существуют разные люди, разные позиции, взгляды, религии и так далее.
12 человек, включая двух полицейских, были убиты в результате нападения на редакцию Charlie Hebdo 7 января 2015 года
Чтобы понимать историю с Charlie Hebdo, нужно, во-первых, понимать, что такое французская журналистика. Это очень левая профессия. В этой профессии большинство журналистов опекаются профсоюзами, которые являются полукоммунистическими организациями и очень сильны. Во Франции бывают ситуации, когда журналисты встают категорически против своего владельца, и он с этим сделать ничего не может. Владелец вынужден договариваться. Потому что уволить он их не может.
Яркий пример — Серж Дассо, владелец французских компаний, которые производят военные самолёты. Он владеет «Фигаро». Да, эта газета имеет такую правую позицию. Но это очень условно правая позиция, потому что вся французская журналистика критически настроена: она левая.
Поэтому те карикатуры, которые можно до сих пор наблюдать в Charlie Hebdo, отличаются высоким уровнем цинизма. Это то, что возмутило русских после катастрофы в Египте.
Но если почитать внимательно, какие Charlie Hebdo карикатуры делает про французскую политическую систему, то у нас бы давно уже всех посадили.
Charlie Hebdo — французский сатирический еженедельник, выходит по средам. Публикует карикатуры, репортажи, дискуссии и анекдоты
И вообще, уровень самоиронии в нашем обществе всё-таки требует определённых изменений. Нам не хватает самоиронии, мы не умеем над собой смеяться. Мы слишком застёгнуты на все пуговицы, не умеем расслабляться эмоционально.
Charlie Hebdo — это просто другая культура, воспринимать её с нашей позиции бессмысленно. Для этого надо принимать французскую традицию. И традицию тех людей, которые являются аудиторией этой газеты.
Но при этом надо чётко понимать, что границы медиа между культурами и странами стираются — в связи с интернетом, с информационной революцией. И в результате что-то, опубликованное в одной стране, не нравится в другой стране.
Мы не можем одновременно уважать права верующих из Йемена и права верующих из пригорода Парижа. Это издержки того, что мир стал более быстрым благодаря интернету.
ПРО ЦЕНЗУРУ
Я не сказал бы, что с ней что-то произошло или она стала по-другому работать. Она пока еще работает за счёт существенного уровня отставаний. Сегодня почти 70-80 процентов населения России не используют интернет как платформу для СМИ. Люди используют соцсети более активно, чем новостные порталы. Это приводит к тому, что государству гораздо проще регулировать запирание информации в таких информационных клетках, назовём их так.
Государство понимает, что есть 20 процентов людей, которые черпают информацию из интернета. Скрывать от этой аудитории те вещи, которые уже сообщила CNN, бесполезно.
20,1 млн человек- ежедневная аудитория «ВКонтакте» в России, Facebook — 7,4 млн человек
В онлайн-пространстве те же «РИА Новости» или ТАСС сообщают вещи, которые, скажем прямо, не всегда выгодны российской власти. Но они сообщают, потому что понимают, что у них нет выбора. Не сообщив, ты потеряешь доверие, репутацию.
Но государство просто изолирует эту публику от той публики, которая смотрит Первый канал. На Первом канале я, пожалуй, давать эту новость не буду, и там буду жёстко регулировать.
То, что государство сейчас пытается делать — оно начинает более жёстко регулировать соцсети. Потому что там аудитория больше, чем в онлайновых медиа. За то, что женщина что-то написала против истории с Украиной или Крымом, у неё конфисковали и уничтожили компьютер с мышкой. Как орудие, которым это преступление было совершено.
То есть мракобесие есть везде.
Это не цензура в чистом виде, это регулирование функциональных каналов. На каких-то каналах что-то можно, на каких-то — нет.
Государство интересует мейнстримовая аудитория, которая смотрит телевидение и сидит в соцсетях.
На Западе есть корпоративный контроль, медиа принадлежат крупным собственникам. Крупные собственники — это крупные капиталисты, которые обычно поддерживают политику правых правительств. Это значит, что они никогда не будут голосовать за демократов, а будут голосовать за республиканцев. Может быть, не за Tрампа, но за республиканцев.
Они никогда не будут голосовать за политику социального перераспределения — они будут голосовать за развитие крупных монополий. Это приводит к тому, что в коммерческих медиа наблюдается перекос правых идей, неолиберальных идей. Правда, возникают провалы рынка. Рынок не в состоянии отрегулировать всё, и медиа в том числе.
ПРО ОЛИГАРХОВ
Большинство медиарынка распределено в России между олигархами. Эти люди используют медиа в своих интересах. При этом медиа не всегда приносят им деньги.
Олигархи начинают считаться с медиа тогда, когда оно становится важным источником доходов.
28,2 млн человек составлял среднесуточный охват «Первого канала» в первом квартале 2016 года, 26,5 млн — «России 1»
Разумеется, и в этой ситуации Мердок может промывать на «Фоксе» мозги американцам в пользу Трампа — чисто теоретически. Но он прекрасно понимает, что как только он начнёт это делать, аудиторию он потеряет, так что ему это невыгодно.
У нас большинство медиа, которые принадлежат олигархам, не окупаются. Есть «Национальная медиагруппа», она принадлежит близкому другу президента. «Национальная медиагруппа» владеет 25-процентным пакетом СТС, 98-процентным пакетом РенТВ и полностью Пятым каналом. Это маленькие канальчики с очень незначительной долей рынка — не тот источник дохода, на котором ты много заработаешь. Это говорит о том, что «Национальная медиагруппа» группировалась не по причине экономической целесообразности, а по какой-то другой.
Логика «Газпрома» в этом плане наиболее интересна, потому что дистанцирована от чистой политики. Поэтому «Газпром-медиа» вращается в собственном соку. Понятно, что они не могут себе позволить многого. Но и «Газпром» прекрасно понимает, что много он на этом не заработает.
ПРО ТО, ЧТО БУДЕТ
Я не до конца верю в появление персонализированного контента в ближайшее время. Чтобы получать такой контент, человек должен быть в состоянии выражать собственные интересы.
Модель первая. Ты включаешь телевизор, там какие-то каналы, ты по ним ходишь и что-то там находишь из того, что тебе предлагается. Модель вторая. Ты зашёл на Яндекс, тебе нужно набрать что-то в строке поиска.
Проблема заключается в том, что человек иногда не знает сам, чего хочет.
Да, он увидит некий набор новостей. Но, может, он не новости хочет, откуда мы знаем. На самом деле у этой модели есть свои негативные стороны. Главное, в моём понимании: потребитель ленив.
И второй момент: человек потребляет контент не только потому, что ему этот контент интересен. Иногда имеет значение приобщение к какому-то событию, которое происходит в этот момент времени. Прямая трансляция футбольного матча всегда круче, чем его запись. У человека формируется ощущение, что вот это происходит у него на глазах. И это сейчас стал очень активно эксплуатировать «Фейсбук» и ряд других социальных медиа, люди стали делать трансляции.
Всегда будут медиа на кастомизированную сетку под человека и всегда будут медиа, которые будут эксплуатировать его лень.
Сейчас соцсети становятся альтернативным способом распространения контента. Вы можете читать контент через Яндекс-ньюс, а можете читать их через соцсети, где их перепостили ваши френды, которые создают вам таким образом индивидуальную кастомизированную повестку под вас. Не все ей верят просто.
Я вполне допускаю, что часть новостного контента будет производиться автоматически — роботизированными системами, которые будут обладать интеллектуальными функциями. И даже роботизированными системами самого пользователя. И часть этой информации будет автоматически распространяться. Например, вы едете мимо автомобильной аварии, которая произошла в городе, о ней ещё никто не сообщал. Какой-то механизм фиксации на ваше мобильное устройство может работать автоматически, фиксировать эту ситуацию. И автоматом сливать эту информацию агрегаторам, платформам, медийным компаниям.
Подпишитесь на нас в Telegram
