12 октября в прокат выходит художественный фильм «Аритмия» Бориса Хлебникова, который в этом году стал обладателем главного приза «Кинотавра» и приза за лучшую мужскую роль (Александр Яценко) 52-го Международного фестиваля в Карловых Варах. Режиссёр заранее лично представил свой фильм в Петербурге и в Новосибирске, в кинотеатре «Победа». Корреспондент Сиб.фм поговорил с ним о том, что думают об «Аритмии» иностранные зрители, какой профессиональной деформации подвержены доктора и насколько достоверно показаны в кино медицинские истории.
В центре событий фильма — молодая семейная пара на грани разрыва: она хочет развестись, он против, но пытается исправить положение так неловко, что портит всё ещё больше. Он — врач скорой помощи, она работает в приёмном покое, и на спасение семьи сил уже не остаётся — нужно всё время спасать других. Инфаркт, внутреннее кровотечение, удар током, поножовщина, приступ астмы, травмы в ДТП — вслед за героем Алешковского можно только воскликнуть: какие людям мучения! А высокое начальство, желая всё оптимизировать и рационализировать, втискивает и больных, и докторов в прокрустово ложе новых правил: двадцать минут на вызов, и не страшно, если больной умрёт — страшно, если это случится при тебе.
Как вы относитесь к главным героям фильма — любите, сочувствуете?
Когда ты кого-то ненавидишь или очень сильно любишь, слепнешь. А сочувствие — это, мне кажется, очень унизительная вещь. Я просто пытаюсь их понять с разных сторон. Если ты понимаешь и достоинства, и недостатки персонажа, то понимаешь его в целом.
Есть ощущение, что история оборвана, мы начинаем смотреть фильм с середины. Кажется, что конфликт героев возникает из-за бытовой неустроенности, в то же время героиня говорит, что это не так.
Мы с самого начала решили, что начнём с какой-то середины довольно типичных отношений. Он выпил за рулём, она к этому спокойно отнеслась. Становится ясно, что это уже какая-то константа в их отношениях: они застаревшие, не очень новые. Внешний конфликт — предательство, измену, материальный спор — драматургически очень легко сделать: есть хороший герой и плохой. А в нашем фильме есть два хороших человека, которые стали вдруг ходить по квартире параллельно. Что произошло?
В первую очередь его профессиональное выгорание, потому что врач — это правда очень тяжёлая профессия. Во-вторых, герой — человек талантливый. Он интуит, очень быстро ставит диагнозы и вообще счастлив в профессии. Такие люди в быту обычно невероятно инфантильны — насколько они состоятельны в профессии, настолько же невыносимы дома.
Борис Хлебников работает креативным продюсером на телеканале ТНТ
«Аритмия» — не история про то, что герои останутся навсегда вместе. Это история про какой-то этап их жизни, первый человеческий кризис, после которого два человека что-то друг про друга поняли. Он, например, научился не перекладывать ответственность, не говорить: «Ну, если хочешь, уйди». Перестал себя жалеть и начал формулировать какие-то мысли. Она тоже чего-то не видела и не слышала.
Как вы выбирали актёров на главные роли?
Я верю в перевоплощение в театре, а в кино — не верю. У меня ни разу не было такого опыта, чтобы мне нравилось, когда человек играет нечто совсем не похожее на себя самого. Для меня очень важно, чтобы актёр походил на своего героя: весёлый он или не весёлый, умеет шутить или не умеет, раздражительный или не, выпивает или нет — в общем, куча факторов. Потому что актёр начинает играть и очень себя транслировать, доставать какие-то вещи, о которых я даже не подозревал. Получается во многом документально. Про Сашу Яценко я рассказывал соавтору сценария Наташе Мещаниновой, примерно таким мы героя и представляли. Но сначала герою было двадцать восемь-двадцать девять лет.
Я очень долго пробовал актёров, полгода,
и в какой-то момент понял, что это не они
не подходят, а возраст.
Как Зилова в «Утиной охоте» всегда играет человек под сорок, а у Вампилова он описан двадцатисемилетним. Какая-то программная ошибка. И как только я это понял, я позвонил Саше.
Что касается главной героини, есть два разных образа семьи. Иногда мужчина и женщина делят мир на мужской и женский: у них разные друзья, компании, вот эта ненавистная мне штука — мужские разговоры. А в других семьях жена и муж — ещё и товарищи. У них огромное количество общих интересов, музыка, профессиональные разговоры — что угодно. Они не только супруги, но и люди, которым всегда бесконечно интересно друг с другом разговаривать. За полгода приходили замечательные актрисы — и известные, и неизвестные. Я им объяснял, что мне хочется кроме жены видеть ещё и товарища.
И всё равно они начинали играть сцену, и откуда-то, как бы из подсознания, шла такая женская вещь: они начинали трепать герою мозги.
Очень по-женски, кровожадно и хитроумно, с какой-то выгодой. И тот же самый текст звучал совершенно по-другому. Мужчина умеет пилить мозги не менее коварно, но тактики разные.
А Ира Горбачёва единственная пришла и сыграла абсолютно без претензий к своему партнёру. И это было очень круто. Героине просто хочется понять: ты меня любишь или не любишь? Не любишь — нет проблемы, любишь — здорово. Ирине было тяжело играть эту роль, потому что она очень сложная. Если у Саши много переживаний, конфликтов в фильме — ему есть что выбирать, то ей нужно было играть терпение и выдержку.
Фильмы и сериалы про врачей обычно вызывают массу нареканий, связанных с неточностями медицинского характера. Как с этим обстоят дела у «Аритмии»?
У нас было много консультантов. Когда мы писали сценарий, связывались с врачами и заведующими отделениями скорой помощи: они много чего нам рассказывали. Плюс была помощник — девушка-документалист, которая снимала в течение двух месяцев документальный материал. Это врачи на работе, праздниках, пьянках, в курилках и семейной жизни — в совершенно разных ситуациях. Нам хотелось понять их лексику, особенный врачебный юмор, ведь они разговаривают не так, как шофёры, физики или химики.
Потом нам очень помог екатеринбургский сериал о скорой помощи: документалисты сделали, по-моему, тридцать серий — просто ездили с врачами на вызовы. А на площадке у нас был врач-консультант, который разводил мизансцену и ставил руки героям.
Он доводил до автоматизма все их движения:
как ставить укол, как вынимать из упаковки шприц, как ломать ампулу.
Очень интересным был момент, когда герой Саши Яценко делает фильтрацию лёгких пострадавшей девочке. Сложная стояла задача: он должен был говорить очень взволнованно и быстро, а когда говоришь в быстром темпе, начинаешь рукой делать точно так же. А врач-консультант заставлял руками работать медленно. Вот из таких мелочей и состояла работа.
В Петербурге был отдельный показ «Аритмии» для медиков: пришли и заведующие отделениями, и чиновники, и доктора. Чиновники с настороженностью отнеслись к фильму и сказали, что врачи столько не пьют.
Сами врачи ответили: нет-нет,
мы очень много пьём.
Я спрашивал про какие-то медицинские вещи. Большой радостью было то, что специалисты нашли единственный изъян: героиня смотрит рентгеновский снимок лёгких пациента-мужчины, а снимок на самом деле женский, и там нет пневмоторакса, про который она говорит.
«Аритмия» — шестой полнометражный фильм режиссёра
А сами медицинские случаи, показанные в фильме, выдуманы или взяты из реальной жизни?
Много выдуманного, много того, что рассказывали врачи. Что-то мы с Наташей Мещаниновой сочинили, что-то она из своей жизни взяла. Например, история с рацией. У Наташи были личные впечатления от вызова скорой помощи к её маме, когда врач должен был бесконечно отвлекаться на отчёт по рации вместо того, чтобы купировать приступ астмы. Самой спорной была история с девочкой, которую ударило током. Сложно найти случай, когда необходимо экстренное вмешательство, чтобы человека довезти до больницы. Почти всегда есть возможность вколоть какие-то препараты и доставить пациента до места, где ему качественно окажут помощь. А нам нужна была операция в полевых условиях.
Об этом случае нам рассказал врач, начальник подстанции скорой помощи в Томске. Мы обрадовались, а потом проконсультировались с другим врачом, он говорит: такого быть не может, какая-то ерунда. Мы позвонили ещё одному врачу, он ответил, что это невозможно. Тогда мы набрали номер доктора из Томска. Он не подошёл к телефону. Написали ему сообщение — больше он на связь не выходил. Но мы ещё консультировались со специалистами: при таких обстоятельствах, которые у нас рассказаны, история достоверна.
Вам было важно услышать мнение врачей о фильме. Не стремятся ли сегодня режиссёры угодить всем: патриотам, казакам, верующим людям?
Церковь — это идеология, казаки —
просто ряженые сумасшедшие.
Идеологии нравиться совсем неправильно, не моё дело этим заниматься. А то, что думает профессиональное сообщество про фильм, — совсем другое. Вы заставляете актёров делать всё очень точно и профессионально, ничего не понимая при этом в медицине, но понимая, что руки у них поставлены правильно.
Фильм первоначально задумывался как комедия для телеканала ТНТ. Часто ли происходит так, что идея кардинально отличается от её конечного воплощения?
Мы действительно начинали снимать комедию для ТНТ, это был заказ. Мне позвонил знакомый продюсер и спросил: нет ли у тебя какой-нибудь идеи романтической комедии для показа выходного дня? И довольно быстро я придумал историю: есть совсем молодая пара, они разругались, решили развестись, но вспомнили, что у них нет денег, а квартира оплачена на три месяца вперёд. Он живёт на кухне, она в комнате, они ссорятся, ругаются — комедия положений, чисто жанровая вещь. И мы честно писали две недели, пока не решили всё-таки придумать героям профессию.
Ткнули пальцем в небо — и попали
в эпицентр драматургии.
Как раз происходила медицинская реформа, оказалось, есть очень интересный мир, который мы начали изучать.
Выглядит это действительно довольно безответственно. Но когда я начал анализировать, понял: у меня есть один фильм, который я как хотел, так и сделал. И он получился самым неживым, потому что я придумал идею и дальше вколачивал в неё поступки и самих героев. Это, на мой взгляд, журналистика, а не кино. А здесь идей не было, я просто начал изучать историю, она сама органично вывела меня на мысли, которые я уже взял из документального материала. Это намного более интересный путь, чем философская притча.
На каком этапе появилось название «Аритмия»?
Мы не могли придумать название, но в определённый момент нужно было подавать документы на конкурс. И продюсеры сказали: всё, нужно хоть какое-то название написать, потом поменяете. Наташа Мещанинова предложила «Аритмию». Мы честно поклялись, что название поменяем. Начали снимать, потом монтировать, и так ничего хорошего и не придумали. Осталась «Аритмия». Мне и сейчас кажется, что название максимально неудачное: оно даёт некое обобщение, оно слишком смысловое и вроде всё довольно ловко связывает. Меня эта ловкость напрягает.
Как была выбрана песня Валентина Стрыкало, которая не раз звучит в фильме, в том числе в финальной сцене?
С музыкой вышла случайная история. Мы просто выбирали и подписывали в сценарии: вот здесь будет группа «Сансара», а на вечеринке будет Стрыкало. А потом, когда мы сняли вечеринку, такое было впечатление от этой песни! Группа просто начала её петь, видимо, она привязчивая. А я всё время мучился с тем, что у меня финальная сцена довольно пафосная. Вот человек бежит, разгребает руками автомобильную пробку.
А на самом деле это ролик из «Ютуба», который мы просто пересняли один в один: на улице в Питере бежал настоящий врач.
Но в документальном ролике всё смотрится иначе. Я мучился, что будет, во-первых, финал про медицину, во-вторых, пафосный финал про медицину. Этого очень не хотелось. Поставь туда Баха — и всё, привет. Я подумал, что песня Стрыкало напомнит про отношения героев, и она настолько дурацкая, и смешная, и нелепая, что уберёт пафос. Так и получилось.
Как вы отнеслись к перспективе «Аритмии» попасть на «Оскар» и как вообще относитесь к наградам и фестивальной жизни ваших работ?
Всегда и всем приятно на фестивале получить приз. Я не верю, что кому-то неприятно. Тем более мы делаем это кино, у которого нет большого, да и вообще планового бюджета. Приз на фестивале — это ещё один информационный повод, то, что помогает фильму хоть как-то показаться людям.
А по поводу «Оскара» я, честно говоря, вздохнул спокойно. В истерии о том, что Звягинцев снял злое кино, а я снял доброе кино, обычно побеждает глупость. Очевидно, что Андрей снял кино, которое получило на главном фестивале мира третий по значимости приз, — это огромное признание. «Нелюбовь» — большой международный фильм. То, что он поехал, — логичное и правильное решение. Если бы выбрали наш фильм, случилась бы история глупости и моего позора.
Почему вы выбрали Новосибирск для предпоказа фильма?
Мне неловко и неудобно, но я не первый раз в «Победе» и всё-таки скажу, что это — лучший кинотеатр в России, лидирующий с огромным отрывом. Не только потому, как он выглядит, как реставрирован и исторически воссоздан. Здесь потрясающее планирование программ и привлечение зрителей — уникальный подход, подобного я не видел ни в одном городе. Колоссальное впечатление. Я должен был побывать ещё в нескольких городах, но смог вырваться только в Петербург и в Новосибирск. Больше не могу, у меня работа.
Как воспринимают «Аритмию» иностранные зрители?
Они говорят: ваш герой — одиночка, но есть система, которая всегда работает. Он талантлив, но человек, который идёт не по правилам, не соблюдает закон, наверняка в какой-то момент навредит и как бы собьёт общую систему своей единственной фигурой. Это любопытно, потому что иностранцам не объяснишь, что у нас по закону в принципе невозможно жить, нужно лавировать, и тогда ты его будешь хоть как-то очеловечивать. В Европе многолетний опыт демократии и веры в закон. Мы, кроме того что закон просто не исполняем, в него не верим.
Чаще всего Борис Хлебников пересматривал первую часть «Крепкого орешка»
А личные коллизии и переживания героев иностранцам понятны?
Да, более или менее. Однако меня не раз спрашивали: почему в самом начале фильма жена не говорит своему супругу: мол, пойдём к специалисту, раз у тебя есть проблемы с алкоголем. Я не могу объяснить, почему она этого не делает. По-моему, и так понятно.
Врачебный труд сегодня, с одной стороны, очень недооценён, с другой — разговор доктора и больного не происходит на равных: это не сотрудничество, а покровительственное или даже снисходительное отношение.
Когда приходит врач, пациент очень растерян, потому что ему больно и страшно: он не понимает, что с ним происходит. Врач что-то объяснит, поставит диагноз или подарит надежду, избавление от боли, даст таблетку, уколет, довезёт до больницы, скажет: «Ты будешь жить». Пациент всегда невероятно растерян перед врачом. Доктор разговаривает грубо, жёстко, конкретно, командует, не отвечает подробно на вопросы. Такое поведение выглядит со стороны довольно странно, но с другой стороны, это ровно то, что сейчас и необходимо человеку.
Жёсткость врачей — это очень
профессиональная вещь.
Они сразу выстраивают иерархию в отношениях и заставляют человека, во-первых, успокоиться, во-вторых, действовать. Другое дело, что кто-то, может быть, неосознанно, этим начинает пользоваться как собственным развлечением. Обратная сторона жёсткости — искажение, которому подвержены в первую очередь врачи, думаю, что учителя тоже. Когда ты общаешься с зависимыми от тебя людьми, можешь стать начальником, господином и иногда садистом. Это довольно распространённое профессиональное отклонение, которому, конечно, не подвержены вообще все доктора, ни в коем случае.
Когда-то герои сериалов занимались в основном невнятным бизнесом, потом на экранах появились милиционеры, следователи, прокуроры, с определённого момента началась мода и на врачебные сериалы. С чем связан этот интерес к профессиям?
Это очень разные профессии. Интерес к милиционерам — это попытка жанра, поскольку речь идёт о человеке, который стоит на стороне закона. Но в России этот жанр невозможен. Общее ощущение правосудия у европейцев и американцев устойчивое, они очень верят и в свою полицию, и в свой суд. В России опыт взаимодействия с полицейским — это опыт перемены участи, его поведение абсолютно не жанрово. Это непонятный человек: фигура полицейского в российском сознании очень размыта. Поэтому, мне кажется, жанр драматургически у нас не работает. А в профессии врача как раз драматургии очень много. Вот конкретная проблема, вот человек, который пытается её решить.
Коллизии просты и понятны:
жизнь, смерть, ответственность.
Мы ничего не знаем о бесчисленном количестве профессий, я говорю сейчас не только о нашей стране — обо всём мире. Мы представляем, кто такие врач, милиционер, таксист, а остальные? Даже компьютерщики — люди непонятные, потому что занимаются очень разными вещами. Условно говоря, мы не сталкиваемся с профессиями все вместе. Может быть, у вас есть личный опыт встречи с библиотекарем, а 90 % людей слабо представляют, кто это. Живых профессий, которые всем известны, очень мало.
Представители какой профессии вам интересны как режиссёру?
Библиотекари. Я, правда, не смеюсь, это интересно. С библиотеками сейчас происходит любопытная вещь. Они, с одной стороны, невероятно разворовываются, разоряются, перепродаются, а с другой — просто никому не нужны, потому что появились электронные носители. Библиотекарь — умирающая профессия, представитель который понимает ценность книг совершенно иначе, чем весь внешний мир.
Подпишитесь на нас в Telegram
