Кто такие дендроархеологи, и зачем они считают кольца на деревьях.
Проект Сиб.фм «Будущее российской науки» продолжает рассказ о молодых новосибирских ученых и их открытиях, а также о том, чем живет и какие проблемы решает наука сегодня. Наш новый сюжет – о том, что такое дендрохронология и дендроархеология. Это научное направление сравнительно молодое, ему всего чуть более века, а активно развиваться оно начало и того позже. Но уже сейчас оно помогает решить множество важных задач – от ответов на вопросы археологов до борьбы с контрафактом и контрабандой древесины и предметов из нее.
У героини нашего рассказа, младшего научного сотрудника лаборатории естественнонаучных методов в археологии «PaleoData» Института археологии и этнографии СО РАН кандидата исторических наук Майи Филатовой, достаточно редкая специальность: она — дендроархеолог.
По словам ученого, в России это пока очень небольшое сообщество, насчитывающее порядка трех сотен профессионалов. Так что, исследователи в этой сфере можно сказать, штучные и являются ценными специалистами.
Сама же дендрохронология выросла из наблюдений за годичными кольцами деревьев, которые те же лесники издавна использовали, чтобы определить, стоит ли спиливать дерево, или оно еще растет.
«Материал, с которым мы работаем – это вот такие керны, мы их получаем с помощью вот такого бура Преслера, — показывает Майя Олеговна. — Это щадящий метод, чтобы взять керн из дерева. Также его можно взять из любого бревна – археологического или исторического. Инструмент вкручивается в дерево. Для дерева это такой же вред, как если человеку взять кровь из пальца. Если в следующем году вы посмотрите на это дерево, то дырку в древесине уже не увидите».
Дело в том, что каждое кольцо дерева уникально, его размер зависит от того, какие климатические условия были в тот год, когда оно образовалось. А рисунок древесного спила – это своего рода «отпечаток пальца» дерева. И по этим отпечаткам можно узнать очень многое.
«Дендрохронология (не путать с дендрологией) – это наука о годичных кольцах деревьев и связанных с ними событий. И события могут быть совершенно разного рода. Они могут относиться к истории изучения человечества или истории изучения климата или других каких-то аспектов. В нашем Институте мы занимаемся как раз дендроархеологией. То есть, этот метод применяем на археологических памятниках. Это самый точный метод датировки, с точностью до года и до сезона. То есть, мы можем сказать конкретно, в каком году было то или иное событие», — рассказывает ученый.
По ее словам, современный радиоуглеродный метод датирования все равно дает погрешности. «А у нас, замечает Майя Филатова, — погрешности нет, потому что каждый год все деревья на земле создают новое кольцо в своей структуре».
Суть метода заключается в том, что ученые измеряют годичные кольца и по ним выстраивают историю человечества.
Применяя дендрохронологический метод, можно узнать температуру, изменения климата в той или иной местности на протяжении нескольких тысячелетий буквально по годам.
«Например, многие, возможно, читали про события 536 года и их влияние на мировую историю, — продолжает ученый. — В это время было большое извержение вулкана, и после этого был так называемый «год без лета». И у него были последствия потом в виде засухи, неурожая, эпидемии и так далее. И как раз по дендрохронологическим данным это очень хорошо было исследовано, как в нашей стране, так и за рубежом. И все дендрохронологии мира сошлись на том, что – да, действительно было такое катастрофическое событие. Были и другие катастрофические события, которые сейчас изучаются».
Впрочем, в фокусе внимания новосибирской лаборатории, по словам Майи Филатовой, прежде всего, не климат, а археологические исследования.
Она говорит, что, если мы возьмем деревья из одного региона, у них будет очень похожий рисунок годичных колец. И, благодаря визуальному сравнению, а также статистической обработке данных, мы можем их соотносить и таким образом строить хронологию вглубь веков: «Сначала мы берем живые деревья и строим такую хронологию. Потом берем археологическую древесину, потом — памятники, например, XIX или XVIII веков, и так тянем эту хронологию. В настоящее время самые большие такие «хронологические ниточки» в мире насчитывают десятки тысяч лет. В России самая длинная хронология — 8, 5 тысяч лет построена на Ямале, вторая по длительности – 3,5 тысячи лет — на Алтае».
В России самые старые древесные памятники, по словам исследователя, были отмечены как раз на Алтае, а также в старинных русских городах – Новгороде, Пскове и других. В Сибири были исследованы остроги.
Дендрохронология помогает археологам решить их фундаментальную проблему, ответив на вопрос: когда это было, помогает с периодизацией: «С этого все начинается. Потому что можно найти много исторических артефактов, но без привязки ко времени это просто красивые вещи».
Дендрохронологи могут определить дату рубки дерева и, соответственно, дату каких-то строений – археологических или исторических. Например, установить подлинность любого дома в России и за рубежом. «Часто бывает, что говорят, например: этому зданию 500 лет. Мы можем сказать, так это или нет», — отмечает Майя.
Кстати, по ее признанию, в Новосибирске большинство исторических памятников деревянного зодчества на самом деле были построены позже, чем принято считать.
Помимо важности для археологии, дендрохронология решает и сугубо практические задачи сегодняшнего дня.
«Мы можем работать с различными артефактами, в том числе, музейными объектами, наиболее известные из них – это, например, скрипки Страдивари и другие старинные музыкальные инструменты, иконы, мебель и так далее. Мы занимаемся установлением их подлинности, а это — «шах и мат» тем, кто продает подделки. Мы можем установить породу древесины. Поскольку в современном мире часто выдают, например, за манговое дерево тополь. Или часто мореную древесину, которая стоит огромные деньги, красят морилкой и выдают за мореный дуб. А мы можем установить, во-первых, дуб это или нет, и, во-вторых, действительно ли это мореный дуб, и сколько ему лет», — говорит ученый.
Майя Филатова рассказала, что дендрохронологи проводят и судебно-ботанические экспертизы. Чаще всего к ним обращаются, чтобы определить законность вырубки древесины. Если останавливают, например, какую-нибудь машину, перевозящую древесину, и у перевозчика нет документов либо документы вызывают подозрение, то по древесине специалисты устанавливают, где ее срубили. И, если в документах написано совсем другое, то у перевозчика будут проблемы.
«А еще мы можем работать с ЖКХ, — добавляет ученый. — Допустим, если после урагана на машину упало какое-нибудь дерево, мы можем доказать, было это дерево в аварийном состоянии или нет».
Современное развитие технологий и научной мысли привело к тому, что изучать годичные кольца ученые могут уже не только по древесным кернам и спилам, но и по совсем маленьким кусочкам древесного угля. Героиня нашего сюжета как раз сейчас занимается этим направлением. Майя Филатова вспоминает случай, когда на небольшом образце древесного угля размером всего 1, 8 см было обнаружено 234 годичных кольца. Такие образцы, по словам ученого, уникальны не только для России, но и для мира.
По признанию Майи Филатовой, ее работа всегда была для нее чем-то большим, это всегда было ее страстью. В свое время для того, чтобы освоить именно эту специализацию – дендрохронолога, выпускнице НГУ, молодому археологу, ей пришлось даже на несколько лет переехать из Новосибирска в Красноярск, где находится один из сильнейших центров дендрохронологии с широкой специализацией.
«В НГУ я училась классической археологии. Мне, конечно, было очень интересно, и я очень благодарна университету. Но к концу обучения я поняла, что все-таки то, что я перед первым курсом надеялась получить, я не получила здесь. Мне хотелось попасть куда-то в более естественные науки. И получилось так, что мой научный руководитель посоветовал мне сходить к дендрохронологу, который на тот момент был единственным в новосибирском Институте археологии и этнографии СО РАН, и помочь ему в лаборатории. Я пришла, весь день чистила грязные деревяшки от плесени, и к вечеру поняла, что, наверное, то, что я искала, оно здесь», — вспоминает студенческие годы ученый.
И даже несмотря на это, решение о переезде в Красноярск далось девушке нелегко. «У меня в жизни было, пожалуй, два трудных решения, — поделилась Майя Филатова. — Первое – это уехать из Новосибирска. А второе – вернуться в Новосибирск. В первом случае было недопонимание: почему я уезжаю из Новосибирска, ведь Новосибирск все же – научный центр? Вроде как все есть. Но оказалось, что есть не все. А мне хотелось получить самые актуальные знания в своей профессии. Поэтому я уехала в Красноярск.
А потом, когда я уже доучилась в аспирантуре, написала диссертацию, вернулась в Новосибирск, обратно интегрироваться в свое археологическое общество тоже было достаточно тяжело. Но сейчас уже все нормально».
Сегодня Майя Филатова изучает китайский язык, мечтает защитить докторскую диссертацию и дальше двигаться в своем научном направлении. А еще — о том, чтобы в Новосибирске появилась своя собственная школа дендроархеологии.
Потому что успех в науке, считает она, это, прежде всего, удовлетворение от того, что она сделала какую-то важную практическую работу: «Потому что я считаю, что наука – в первую очередь, для людей, а не для удовлетворения собственных интересов. И, если то, что я делаю, помогло человечеству, то, наверное, я все-таки не зря это делаю. А диссертации, выигранные проекты, статьи в высокорейтинговых журналах — это лишь средство, которое помогает ученым показать свой конкретный результат».
А еще Майя – счастливая жена и мама. Ее супруг – тоже ученый, археолог, поэтому в семье царит полное взаимопонимание и смирение с неизбежными для этой профессии взаимными командировками.
«У нас вся жизнь, наверное, вокруг археологии. И трехлетняя дочка у нас уже знает, что папа изучает камни, а мама изучает древесину. Правда, пока ей больше нравятся камни, потому что с ними можно поиграть», — улыбается молодая женщина.
«Ни дня не смогла бы, наверное, обойтись без любви», — отвечает она на вопрос о том, что считает самым важным в жизни. А еще – мечтает о городе, в котором бы царила красота, где люди бы не сквернословили, и чтобы среди главных ценностей были бы знания, а не деньги.
Признаемся: мы тоже мечтаем, что когда-нибудь наше общество станет именно таким. А, прощаясь, желаем нашей героине новых научных достижений, и чтобы ее мечты обязательно сбылись.