Зэкоапокалипсис

Очередная колонка Дмитрия Петрова. Автор уже на воле, но текст написан ещё в СИЗО. Не только ещё один портрет в галерею сидельцах российской пенитенциарной системы, но и мрачное пророчество о недалёком будущем.

Эту историю я написал в карцере в последний день моего нахождения в следственном изоляторе. На два часа дня была назначена апелляция, к которой я был готов. До неё оставалось немного времени, и, чтобы уменьшить волнение, я стал писать текст. Я совсем не рассчитывал оказаться на воле в этот день. Но оказался. Вместе с этим текстом.

Он чем-то мне напомнил прилепинского героя. Героя не нынешнего сытого Прилепина, лёгшего под власть, как вокзальная девка под пьяного мужика, а того — времён «Саньки». Худощавый, с впалыми щеками и мефистофелевской бородкой, он много курил и, щурясь от дыма, рассказывал. Представился восточным именем, хотя внешность его была абсолютно славянской.

Позже выяснилось, что своё восточное имя он получил, когда принял ислам, — здесь, в тюрьме.

Спектакль «Отморозки», поставленный Кириллом Серебренниковым по повести Захара Прилепина «Санькя», получил всероссийскую премию «Золотая Маска»

Это такой повторяющийся сюжет. Русский парень, считающий себя православным, с крестиком на шее, попадает в тюрьму и, познакомившись со всеми прелестями российской судебной и пенитенциарной систем, снимает с себя крест и начинает делать намаз. То ли православным пастырям нынче не до томящихся в неволе (последний раз я видел батюшку года полтора назад, он шёл по тюремному коридору и всем приветливо улыбался), то ли само православие уже настолько срослось с властью в сознании народа-богоносца, что, отторгая одно, он не может не отторгнуть другого. Но факт остаётся фактом: всё большее количество русских парней пополняет мусульманское братство. В нём они находят поддержку, справедливость и утешение.

Он закурил очередную сигарету: «Да, знаю, что харам (запрет), но что поделаешь: слаб я ещё одолеть шайтана в этом направлении».

Срок ему грозил немаленький, и он знал об этом. Он входил в организованное преступное сообщество, занимающееся торговлей наркотиками, крупнейшее в Сибири, если верить сводкам МВД. Бравшие их омоновцы, опьяневшие от вседозволенности и собственного страха, не скупились на удары: руками, дубинками, ногами. Его беременную подругу выволокли на снег и пинали куда придётся. В результате у неё случился выкидыш. А через некоторое время она покончила с собой. Она даже не была обвиняемой — всего лишь свидетелем.

«Рано или поздно их настигнут последствия того, что они творят», — попытался я проявить сочувствие.

«Да не хочу я, чтобы „рано или поздно“, — резко ответил он, — сейчас-то они живут нехерово и совесть их не мучает, а так не должно быть и не будет».

В эту минуту он был похож на волка, израненного и измученного, загнанного в угол, единственное желание которого перед смертью — сжать посильнее челюсти на горле врага.

Ежегодно сотни тысяч молодых людей попадают в жернова российского правосудия, где сталкиваются с тотальным беззаконием, несправедливостью и цинизмом. Большинство из них попадает в тюрьму за дело. И будь всё по закону и по справедливости, они спокойно отмотали бы свой срок.

Но в том-то всё и дело, что российские суды давно уже превратились в репрессивную машину, которая не судит, а сажает, причём надолго.

Столкнувшись с этой машиной, кто-то ломается, кто-то пытается с ней заигрывать, надеясь на милосердие (да где уж там!), а кто-то наполняется глухой яростью. Последних немало. Это, как правило, незаурядные, сильные личности, способные повести за собой других. Всё, что связано с властью, с любым её проявлением, вызывает у них крайне агрессивную реакцию. Здесь к месту будет упомянуть, что все русские революционеры прошли через царские тюрьмы и каторги, именно там они и сформировались как личности.

По общему мнению опытных сидельцев, весь этот судебно-мусорской беспредел начался с момента третьего пришествия всенародно избранного, то есть с 2012 года. Мы все помним, как в том же году Госдума превратилась в «бешеный принтер». А это значит, что уже сейчас начали выходить первые репрессированные позднепутинской эпохи. Через три-пять лет они начнут освобождаться массово и ежегодно.

Это будет армия хорошо подготовленных людей с твёрдыми убеждениями, прошедших тюремную закалку и люто ненавидящих режим.

Председатель Госдумы Сергей Нарышкин, в июне 2016 года комментируя итоги работы депутатов парламента шестого созыва, заявил, что определение «бешеный принтер» уже не имеет отношения к нижней палате депутатов

Пока их сверстники на воле делали карьеру, пили пиво и висли в гаджетах, они занимались спортом, обменивались опытом, молились своим богам и каждый божий день культивировали, растили и укрепляли в себе ненависть к власти. Они убеждены, что именно власть обошлась с ними несправедливо и незаконно, спрятав за решётку на долгие годы. И обязательно найдутся те, кто организует, придаст форму этим десяткам тысяч очень замотивированных людей. А распространение ислама в лагерях и тюрьмах — это всего лишь одна из форм такой горизонтальной организации. Причём не единственная.

Государственная репрессивная машина, имитируя борьбу с преступностью, на самом деле порождает собственных могильщиков. И дай бог, чтобы всё обошлось малой кровью. Потому что не за горами тот час, когда сытые лица людей в погонах и мантиях исказит ужас перед силой, которой они ничего не смогут противопоставить. Перед силой, которую они породили сами.