Кто не сидел, тот не русский

Самый молодой из известных современных художников Новосибирска Артём Лоскутов за последние три года успел снять фильм о Сибири, побывать за решёткой и получить государственную премию за акцию «Монстрация», которая на 1 Мая объединяет под абсурдными лозунгами тысячи молодых людей в разных городах России и мира. В редакцию Сиб.фм Лоскутов пришёл с художницей и соратницей Марией Киселёвой и прямо с порога объявил о своём выходе из проекта «Монстрация».

Почему ты решил выйти? Кажется, проект только стал набирать обороты. Не побоимся даже утверждать, что «Монстрация разбудила Болотную». Ведь большая часть лозунгов с Болотной явно годилась бы и для Монстрации.

Лоскутов: Монстрация задумывалась как художественная акция и в то же время — как возможность «первоначального толчка» для высказывания, проявления личной позиции. Она должна была стать (и стала) таким нестрашным опытом участия в непривязанной к какой-то политической партии акции. Своего рода гражданская гимнастика. И в этом смысле Монстрация в зародыше содержала и возможность Болотной тоже, которая, кстати, и впитала в себя её элементы: один из главных лозунгов вполне соответствовал абсурдному духу Монстрации — «вы нас даже не представляете».

Монстрация признана лучшим региональным арт-проектом на премии «Инновация» в 2010 году

Насчёт моего выхода. Вы же помните про конец света в 2012 году, все же кино смотрели? Знаете же, что будет? А вообще, Монстрацию делаем даже не мы, а чиновники, которые постоянно пытаются её запретить и тем самым создают драму, привлекают к ней ещё больше внимания.

Не пропадает ли у вас в таких условиях желание вообще чем-то заниматься?

Лоскутов: И да, и нет. Сейчас в тюрьме сидят три девушки из группы Pussy Riot, о чём можно легко забыть и уехать в Таиланд, где нет этого средневекового мрака, или пойти в панковский клуб и напиться дешёвым пивом. Но они же продолжают сидеть, ты не можешь этого не замечать.

Девушки из Pussy Riot создают контекст, из которого нельзя вырваться. Поэтому, чтобы быть честным перед собой, пытаешься в меру сил и возможностей как-то их поддержать.

Киселёва: Конечно, когда ты пытаешься что-то сделать для города, а в ответ на тебя нападают, желания сотрудничать с властью не возникает. Хочется делать, но без коммуникаций с ними. Я учусь в архитектурной академии, и иногда студентам предлагают поучаствовать в конкурсе проектов памятников для районов Новосибирска. Нарисуйте, мол, ребята. А я не хочу даже близко к этому подходить.

А ты что ли каменные члены хотела установить?

Киселёва: Нет, конечно. Нам просто говорят: «Как-нибудь подешевле только рассчитывайте, материалов мало, всё так дорого». И предлагают для начала остановиться на пластике. Государство всё время ссылается на то, что ему чего-то не хватает.

У меня прошлым летом была показательная история во время стажировки в фирме, занимающейся элитными интерьерами. Цены заоблачные, всё по самому высшему классу. Приходит чиновник, заместитель начальника департамента строительства и архитектуры мэрии Новосибирска, и заказывает кухню на три миллиона рублей и ещё всякой «мелочёвки» типа панно из оникса на такую же сумму.

Эти люди воспринимают себя как царьков, а нас — как свою челядь, которой иногда с барского плеча можно что-нибудь кинуть.

Поэтому же и Первомайский сквер застраивается: им всё равно. Они не будут там гулять, не пойдут по Вокзальной магистрали и не наткнутся на дикое количество рекламы. Они будут гулять в совершенно других местах, в Венеции, например, или где-нибудь в Китае. Или в закрытых для других людей заповедных местах — в Туве, на Алтае...

Что держит в Новосибирске? Почему бы отсюда просто не уехать?

Лоскутов: В Пермь звали, но приглашение не подразумевало переезд. Там существует Арт-Резиденция — проект директора Пермского музея современного искусства PERMM Марата Гельмана. Приезжаешь туда на несколько месяцев, что-то создаёшь — но это долго. А вообще если есть конкретные дела и предложения, обычно еду.

Что может стать поводом для переезда?

Лоскутов: Поводом может стать только дело, требующее моего постоянного присутствия в течение длительного времени. Пока таких дел нет ни в Перми, ни в Берлине, ни в Барселоне.

Киселёва: Да их и в Новосибирске, в общем-то, нет.

Лоскутов: Тут они хотя бы могут появиться. Вот у меня несколько товарищей уехали в Берлин. А там, естественно, есть какие-то свои животрепещущие проблемы, которые всех волнуют и задевают. Как в них может вписаться человек, покинувший Сибирь, мне не до конца понятно.

Здесь ты всё равно ежедневно подпитываешься нашими условиями: среда колет тебя, провоцирует.

27 дней в СИЗО пробыл Лоскутов, обвинённый в «незаконном хранении без цели сбыта наркотических веществ в крупном размере»

Ну вот иногда она так колет, что люди бросают всё и уезжают.

Лоскутов: Баланс должен быть. К тому же эмигрировавшие художники первого эшелона (например, Тер-Оганьян или Мавроматти) остаются русскими художниками и были бы рады вернуться, появись такая возможность.

Так или иначе, вопрос об эмиграции не исчезал из повестки дня на протяжении всех нулевых. После ареста Ходорковского начался отток бизнеса, убийство Политковской и избиение Кашина заставило менять профессию и место проживания многих журналистов, прошлогодняя рокировка Путина с Медведевым дала понять, что никакой «оттепели» не будет — и так далее. У вас был момент, когда вы хотели уехать?

Лоскутов: Насколько я мог тогда судить, это были не волны эмиграции, а волны обсуждения этой темы. Паника была — это факт. Вообще, пусть лучше власти оказываются в другой стране. В Новосибирске я пока ещё более-менее чувствую себя дома, почему я должен уезжать?

Фильм «Нефть в обмен на ничего» за первый месяц только на YouTube просмотрели 47 тысяч человек

Киселёва: Один момент точно был — когда полтора года назад на нас напали и пинали по лицу. Вот в этот день было острое желание уехать в другую страну, от этих людей, от этого общества — чтобы почувствовать себя в безопасности. За два дня до этого возле памятников на площади Ленина к нам подошли постовые и потребовали, чтобы мы покинули площадь. Началась пацанская разборка. В итоге всё было обставлено как «оскорбление сотрудников милиции», а через два дня случилось то, что случилось. Позже настолько острого желания уехать не помню. Во всяком случае о реальном отъезде речь не шла.

А вы чувствуете себя счастливыми в этом городе?

Киселёва: Не припомню, чтобы счастье было связано исключительно с самим городом — с архитектурой или явлением. У меня мама стюардессой работала, и, когда я была маленькой, она летела во Франкфурт и вечером уже была дома. Это казалось так просто — как в магазин сходить, я с детства не испытываю привязки к географическим границам. Поэтому меня до сих пор немного поражает тот факт, что движение по миру может быть как-то затруднено. Что есть люди, которые не собираются покидать свой родной город ни на минуту.

Они патриоты, гордятся такой малой родиной. Чувство патриотизма обычно сопрягают с чувством долга. Оно в вас присутствует?

Лоскутов: Мы отчасти отдаём этот долг нашими проектами. Вот сняли кино про то место, в котором мы живём, и предложили относиться к нему иначе: если уж вы сюда не на заработки приехали или попилить выручку и улететь дальше, то давайте как-то иначе взаимодействовать.

20 тысяч ссылок выдает Google по запросу «Артём Лоскутов крутой»

Киселёва: Призыв к долгу — это внушаемые уловки для управления. Я не считаю, что должна хоть что-то людям, взывающим к патриотизму. Моя малая родина — моя квартира. Я же не испытываю по отношению к ней чувство долга. Мне нужно там убираться, делать периодически ремонт, благоустраиваться как-то.

Лоскутов: Но как только выходишь за пределы квартиры, понимаешь, что ничего твоего уже нет. Есть подъезд, который зассан, и вот он и есть твоя родина.

Но вы же не станете отрицать, что существуют примеры удачного сотрудничества городской власти и художественного сообщества. В Москве, например, самые обсуждаемые образцы актуальной культуры можно увидеть в центрах современного искусства «Винзавод» и «Гараж», созданных при непосредственном участии мэрии. Значит, всё-таки можно?

Лоскутов: Художественное сообщество — это мистификация, его как такового нет. «Винзавод» и «Гараж» — отдельные проекты отдельно взятых людей. Те круги, с которым мы обычно общаемся, как правило, представляют акционистское искусство. И встречаемся мы обычно на митингах против преследования художников, которые вряд ли когда-нибудь будут сотрудничать с властью.

Ты лично готов занять пост помощника министра культуры области или, чего уж там, советника губернатора в вопросах современной культуры?

Лоскутов: А была же в феврале встреча губернатора с гражданскими активистами. Позднее, конечно, стало очевидно, что речь шла не о сотрудничестве, а о демонстрации самой встречи. Я пытался тогда выйти на тему информационной закрытости власти: чем у нас занимается губернатор? Безусловно, если он назначен Москвой, то отчитываться перед жителями региона ему необязательно. Я спросил, что хорошего он сделал. В ответ услышал просьбу внимательнее следить за СМИ. А я и так слежу: губернатор пришёл в столовую к рабочим и съел с ними пирожок, губернатор приехал на птицефабрику и уточнил у них размер зарплаты. Весь этот шум и мусор я знаю, он мне не нужен.

А что тебе нужно? Сообщение «Губернатор пришёл к рабочим и поддержал их гражданские инициативы»?

Лоскутов: Почему нет? В мировой практике существует проверенный способ поддержки общественных инициатив.

Можно создать учреждение вроде бизнес-инкубатора, только для общественных проектов, где ты получаешь помещение и минимальную, хотя бы организационную помощь.

В апреле 2012 года о Лоскутове вышел сюжет на немецком телевидении. За кадром пару раз звучал Виктор Цой

В Новосибирске пустует безумное количество бесхозного пространства, принадлежащего муниципалитету, с которым он ничего не делает. Можно легко выделить небольшое помещение молодым дизайнерам и архитекторам, способным предложить что-нибудь интереснее спиралевидных клумб и памятников Александру III. Пусть это будет инкубатор для общественных проектов и инициатив, чем плоха эта идея?

А если губернатор придёт к рабочему Лоскутову и поддержит Монстрацию? Ты бы остался в проекте? В прошлом году за неё премию в Москве получил, прославился на всю страну.

Лоскутов: Вы же знаете, как к ней здесь отнеслись? В шесть утра по Москве наши чиновники пришли в свои министерства и тут же набрали Сергея Самойленко, который подавал заявку: «Как ты посмел это делать?! Кто разрешил в обход нас?» Они были, мягко говоря, не рады. Поэтому пока во власти присутствуют такие люди, у Монстрации нет шансов быть пригретой чиновниками. Они должны или меняться, или уходить.

А вы за последние годы сильно изменились?

Лоскутов: Да, конечно. Были события, после которых происходила переоценка ценностей. Первая поездка за пределы России, например. Увидел, что люди живут там совершенно иначе.

Киселёва: Могу сказать, что Артём сильно изменился после выхода из-под стражи в 2009 году. Манера поведения, образ мысли, отношение к жизни — всё стало другим. До изолятора это был малость обнаглевший парень с дредами, а теперь он — взрослый человек.

Советуете побывать в тюрьме?

Лоскутов: Да! Кто не сидел, тот не русский!