На излёте советской эпохи он создал производственный кооператив, в
Вы присутствовали на открытии проекта «Лаврентьевский прорыв». Как вам местные проекты?
Давайте я оценю их как инвестор. Первый проект связан с прицелами ночного видения. Это, конечно, не прорывная инновация, но рынок у неё есть. Но если потребность в них, по словам авторов, 100 штук в год — то этим вообще не стоит заниматься. Другое дело, что есть рынки, которые они не видят — например, ночное сафари в Африке. Туда приезжают, чтобы посмотреть животных. И это огромный рынок, он не освоен точно.
Другой проект — литиевые батареи. Тоже давно известная вещь. Но в новосибирском проекте есть изюминка — они занимаются не просто созданием батарей, а инфраструктурой полностью, как будто все уже пользуются их приборами. Это правильно.
То есть инновации — это не миф?
Знаете, у нас слова типа «инновации», «модернизация» замыливаются, теряется их смысл.
У нас очень много об этом говорится, но потребители информационных продуктов от вас, журналистов, часто получают жвачку вместо нормального продукта.
И интернет в этом смысле ещё хуже. Многие считают, что незачем читать серьёзные книги — достаточно открыть интернет, нажать кнопочку — и всё. Но там ведь выдается всё подряд, ничего общего с тем, что есть на самом деле.
В чём залог успеха венчурного бизнеса?
Венчурный бизнес — очень рисковый, хотя в России любой бизнес рисковый. Но в венчурном три главных участника: инициатор проекта, которого у нас называют инноватором; предприниматель, который управляет проектом; и инвестор, который даёт какие-то активы — не обязательно деньги, он может вам и лабораторию бесплатно в пользование дать, а может — ценный совет бесплатно. И когда три субъекта работают вместе, когда у них одни задачи и цели — проект будет иметь развитие.
Венчурный бизнес — стартап, инвестирование в который на первых этапах очень рискованно
Чаще всего, конечно, цели у них разные?
Конечно, чаще всего они говорят на разных языках. Венчурный бизнес — это типичная Вавилонская башня, где каждый говорит на своём языке. Инициатору проекта главное, чтобы у него был самый лучший продукт. Предприниматель, как правило, говорит на количественном языке: мне надо произвести столько-то установок, иметь такую-то долю рынка. А инвестор говорит на языке денег: я хочу на вложенный капитал получить столько-то процентов. Плюс у них могут быть разные амбиции. Инициатор проекта хочет довести стоимость компании до десяти миллионов рублей и купить новую машину, а инвестор видит, что проект, условно, может стоить через какое-то время миллиард, и нужно потерпеть.
Вы говорите о трёх участниках процесса. Но разве инноватор и предприниматель — это обычно не одно лицо?
Такое представление ущербно. Это как раньше все мечтали стать владельцами заводов, газет, пароходов. Я всегда говорю инициаторам проектов: «Братцы, да не нужны вам заводы и пароходы, а тем более газеты — они уже убыточный бизнес». Идеальный вариант для инициатора проекта — продать свой стартап на каком-то этапе. Нужно заниматься исследованиями, тем, чем человек умеет заниматься.
Потому что учёные — они как убийцы, все серийные. Не может человек сидеть на одном изобретении всю жизнь.
Я сижу в жюри программы «Старт» Фонда Бортника. И всегда смеюсь над инициаторами проекта, которые говорят, что им нужно столько-то миллионов, и они через пять лет построят завод. Ничего подобного! Никогда они не построят заводы! Но они тогда отвечают: есть же Джобс, Брин (Сергей Брин — один из основателей Google, — прим. Сиб.фм). Да, есть, но это исключения из правила. И к тому же они все в одной сфере — информационные технологии. А вот там, где доля материальных активов больше, чем нематериальных, в тех самых «заводах», инициаторы проекта практически никогда не бывают успешными предпринимателями.
То есть исследователь должен создавать компании сразу «на продажу»?
Это нормально. Когда я инвестирую в компанию, я уже знаю трёх-четырёх потенциальных покупателей, на которых работаю. Через несколько лет иду к ним, и кто-то из них покупает у меня бизнес. Компанию можно продать даже конкурентам. Знаете, я как-то следил — а куда деваются прорывные технологии в энергетике? А то про них раструбят в новостях, и через какое-то время они пропадают. А их, оказывается, покупают крупные игроки энергетического рынка и кладут под сукно. В итоге исследователи занимаются свободно только дорогими технологиями типа добычи энергии из рапса или свиного навоза.
Инвестор обычно представляется инноватору как «мешок с деньгами», который ещё и обмануть может. Как правильно с ним себя вести молодому предпринимателю?
Инвестор устроен очень просто — он вкладывает деньги только для того, чтобы заработать ещё больше денег. И не требуйте от него, чтобы он помогал завоевать вашему предприятию какую-то долю рынка. Ему это фиолетово — он хочет через три-пять лет получить прибыль и продать свою долю. Поэтому если вы чувствуете, что не можете найти общий язык с инвестором — откажитесь от сотрудничества, это плохо кончится. Кстати, я сразу развею миф, который существует у инициаторов проекта — о том, что инвесторы кидают, забирают технологии.
Статистика: из десяти случаев обмана в девяти инициатор проекта обманывает инвестора. И инвестор теряет деньги.
Кроме того, у нас большинство инвесторов — «огуречники». То есть люди, которые привыкли работать в традиционном бизнесе. Они знают, что нужно в определённый день купить семечки, полить их и потом продать урожай. А дальше поехать на Гавайи, вернуться и снова покупать семечки. Это бизнес «купи-продай» — им занимаются 80% предпринимателей. Венчурный бизнес — совсем другой. Ты и семечки-то не знаешь, какие покупать, и не знаешь, что их них вырастет. Поэтому у нас мало бизнес-ангелов.
11 членов входят в Национальную Российскую ассоциацию бизнес-ангелов. В США средний размер ассоциации —
Тогда расскажите, какие главные проблемы с самими инноваторами?
Инициатор проекта — он вообще как дитя. Недавно мы тут с одним разбирались. Он создал вещество с чистотой четыре девятки после запятой — подробности в данном случае неважны. Мы 40 миллионов в него вложили, сделали промышленную установку, всё работает. Прошёл год — завод встал. Мы его вызываем и выясняем, что он остановил завод, потому что усовершенствовал технологию, у него теперь шесть девяток после запятой. И он просит ещё 100 миллионов на новую установку, а эту в утиль. Но мы ему денег больше не дали, потому что пока он будет строить новую установку, он и восемь девяток изобретёт — при том что и шесть никому не нужны.
Другая серьёзная проблема — у нас большинство считает, что знает всё. И проект у них самый лучший, и вообще мы всех шайками закидаем. Это можно делать только в бане — в экономике так нельзя. Чем больше ты учишься, тем ты успешнее.
Это происходит от недостатка знаний?
Видимо. В России я выпустил в 2006 году первую книгу по венчурному бизнесу. У меня тогда даже источников не было нормальных — писали историки, политологи, профессионалов не было. Литературы и сейчас мало, как правило, в ней описывают истории успеха. Прочитайте их все, а потом закройте и поймайте себя на мысли, что вы и так это всё знали. Обычно это сказки братьев Гримм — а финансовые показатели никто вам полностью не раскроет.
8 из 10 венчурных проектов либо умрут, либо станут обычным низкоприбыльным бизнесом
Есть проблемы от незнания и у организаторов проектов типа «Лаврентьевский прорыв». Они тут сегодня гордились, что их участники за три года привлекли семь миллионов инвестиций. Но один нормальный бизнес-ангел в один проект обычно инвестирует больше. Поэтому цифра «семь миллионов» — она стыдная.
Какая сумма инвестиций в прорывные проекты в этом случае была бы для Новосибирска оптимальной, на ваш взгляд?
Я в своё время задавался вопросом: вот у нас столько умных людей, но мы ничего толкового почти не изобретаем. А какой-то маленький Израиль генерирует инновации для всего мира. И вот однажды меня пригласили в Израиль судить один конкурс. Я стал общаться со стартаперами и понял, в чём дело.
Они вкладывают деньги в такие проекты, на которые я времени бы тратить вообще не стал. Они в такое барахло инвестируют!
Но это и их преимущество — они на первом этапе деньги дают всем. Ты придумал вечный двигатель? Давай мы тебе денег дадим. А ты придумал вечный двигатель другой схемы? И тебя тоже проинвестируем. И если в Новосибирске гордятся 200 проектами, то в Израиле их 20 тысяч. Каждому проекту дают по 20 тысяч долларов — вот и считайте.
Но из этих 20 тысяч проектов в итоге успешными станут два десятка — и они будут стоить сотни миллионов долларов. Если у нас 200 проектов, то на выходе, соответственно, будет полтора успешных проекта. Так и есть: Яндекс — как раз эти полтора проекта.
Подпишитесь на нас в Telegram
