Цифровое неравенство

Чем отличается подход к инновационным разработкам у российских и зарубежных специалистов, почему большинство стартапов так и не вырастают в большой бизнес, в чём заключается цифровое неравенство людей и территорий, журналисту Сиб.фм рассказала председатель совета директоров некоммерческого партнёрства «Сибакадемсофт», гендиректор компании «Софтлаб — НСК» Ирина Травина.

Как вы оцениваете состояние мировой IT-отрасли сейчас, на какой стадии жизненного цикла она находится? Например, угольная промышленность на спаде, угольная отрасль уходит в прошлое. А что с IT? Всё ещё подъём, стадия зрелости или уже спад?

IT — это всерьёз и надолго. Информационные технологии — это работа с информацией в любых видах, основа основ. Они будут меняться, наверное, появятся другие базовые технологии. Интернет — одна из таких базовых технологий. Возможно, он тоже изменится, но сама суть — всемирная связь — останется.

То, что IT с нами навсегда, ещё академик Андрей Ершов предсказывал, и благодаря ему, в частности, появилась школьная дисциплина — информатика. Какое количество людей будет задействовано в этой отрасли? Столь же большое, как сейчас, или как-то изменится?

Меняется сегментация людей в этой отрасли. Раньше, например, профессия программиста была супер элитная. Человек, который мог писать на разных языках программирования, представлял большую ценность. А сейчас создание прикладных программных продуктов стало проще, превратилось в сборку некоего конструктора Lego.

По традиции школьников учат языку «Паскаль», на котором практически не пишут приложений. Преподавание позволяет выявить этих элитных программистов. Раз уж они «Паскаль» прошли, из них может толк получиться. Но мы упускаем довольно большой слой людей, которые могли бы не так глубоко погружаться в технологии, но, тем не менее, успешно работать в этой отрасли. И мы понимаем, что информатика в школе тоже должна как-то меняться.

Насколько сильна конкуренция в отрасли?

Посмотрите, как устроен App Store. Это виртуальный интернет-магазин, в котором находятся приложения для устройств Apple. Там сотни тысяч продуктов разработчиков всего мира. Чтобы ваш продукт в App Store поднялся хотя бы в топ-100, или в какой-то узкой категории в топ-10, надо очень серьёзно продвинуться. Невероятная конкуренция!

Становится больше людей, которые занимаются, грубо говоря, тиражированием технологий, и меньше — команд, создающих уникальный продукт.

Можно ли тогда ожидать появления новых цукербергов, которые буквально на коленках, маленькой командой создают взрывной продукт?

Выстрелить может любая команда. Но поскольку их очень много, угадать, кто выстрелит, сложно. Недавно был финал Летней школы Академпарка. В IT-секции мы отсмотрели порядка 15 проектов, которые вышли в финал Школы. Я понимаю, почему их много: барьер вхождения низкий, инвестиции небольшие. Или их вообще ноль, если считать, что есть идея, ты берёшь в партнёры одного-двух программистов, и вы просто за идею работаете. Создаёте прототип и уже с ним идете добывать деньги. Так появляется очень много однотипных проектов, которые я называю «свой свечной заводик».

Вас это пугает?

Немного. Очередная биржа каких-то услуг. Биржа как точка, место, куда я приду и вот это всё увижу разом. В сфере туристических услуг, организации праздников, детских ресурсов (куда ребёнка в садик отдать и так далее). По сути, это однотипные проекты и у них однотипное всё. Меняется интерфейс, наполнение. Из таких многочисленных «свечных заводиков» точно ничего крупного не выйдет. Но меня радует, что есть проекты немного другого плана. Их мало, но они есть.

Ментор — опытный бизнесмен, который помогает продвигать на рынок новые стартапы

А для появления цукербергов должна быть классная идея, но не только она одна. Есть очень хорошая компания «ДубльГИС», которую мы все любим и которая здорово развивается, у них была гениальная бизнес-идея. Эту бизнес-идею взял Google, вложил неизмеримо больше инвестиций, мы видим результат. На уровне идеи можно выстрелить в какой-то момент, но потом всё равно нужны инвестиции. Для того чтобы делать из стартапов приличный бизнес, у нас очень многих звеньев не хватает, например, нет института менторства, не хватает фондов...

Понятно, проблема — это инвестиции. Основных источников два: частные инвестиции и государственные. Есть помощь со стороны государства?

Государство, конечно, что-то делает. Идёт поддержка самих инкубаторов: снижена цена за то, чтобы там находиться.

500 долларов в месяц за место берут аналогичные инкубаторы в США

Я считаю, что 1000 рублей в месяц за рабочее место (стол, стул, компьютер) — это очень дёшево. Остальное субсидируется региональным правительством, включая тренинги для инкубируемых компаний, участие в выставочных мероприятиях, конференциях. Скажем так: если ты активный, если ты понимаешь, что хочешь, то поддержка доступна.

Вы говорите сейчас о поддержке на самом низовом уровне?

Да, да. С фондами тяжелее существенно. Их откровенно мало. Например, есть Российская венчурная компания (РВК), но и она, и большинство других фондов, созданных государством, работают с крупными проектами. Порог вхождения должен быть хотя бы 20 миллионов рублей.

То есть у них нет развитой инфраструктуры, чтобы работать с небольшими проектами?

Не хватает так называемых посевных фондов, работающих со стартапами. Есть Фонд Бортника, который помогает малым формам предприятий в научно-технической сфере. Это государственный институт развития, и в нём реально получить деньги, но он закрывает именно компании в научно-технической сфере. Чтобы участвовать, нужно иметь специальные уставные виды деятельности, научное исследование и так далее. И потом, один фонд — это не десятки и сотни, как на Западе.

В какой степени Россия интегрирована в мировую индустрию программного обеспечения? Если, скажем, мы резко оборвём сейчас все связи, мы сможем тут, внутри в России, что-нибудь создавать или это совершенно абсурдная мысль?

Утопия. У нас нет готового задела, который находится в копилке всего мирового сообщества. Тот же Microsoft так плотно занял рынок, что заменить его в одночасье невозможно. Причём, мы видим попытки других американских корпораций создать хотя бы аналоги Microsoft Office.

Но что это за попытки? Есть Open Office — открытая программа с плохой совместимостью компонентов. Google выпустил свои «облачные» варианты: аналоги работы с электронными таблицами, работы с презентациями, с текстом, но и там очень много ошибок, и эти продукты тоже не обладают должным качеством. Нельзя просто взять и из ничего создать пакет офисных программ, да ещё такого качества, которое бы удовлетворяло миллионы людей. Это нереально.

Сейчас идут разговоры о создании национальной платёжной системы. Насколько технически это возможно?

Технически это возможно. У нас есть база для этого, как минимум, две разработки: «Универсальная электронная карта» и «Золотая корона». Кроме того, надо понимать, что есть вещи, которые являются элементами национальной безопасности. Хотим мы или нет, какие-то элементы больших информационных систем должны быть локализованы в стране. Российский расчётный центр относится к таким вещам, его придётся создать. Я не говорю, что этот российский расчётный центр должен закрыть собой всё, но он в стране должен быть.

А на каком «железе» он будет?

Пока что на чужом «железе». Ну и что? У нас столы, может быть, иностранные, но мы же на них работаем и делаем российские продукты. Из микросхем, кстати, иностранных. Но здесь нельзя увлекаться. Нынешняя волна, импортозамещение, перехлёстывает. Потому что очень многие разработчики, особенно в институтах, у которых были какие-то заделы, сейчас думают: «Ах, у нас сейчас замещение импорта, и мы со своим продуктом вовремя и зайдём». Но они забывают, что продукт должен быть рыночным. А если продукт устарел морально и физически?

И ни в коем случае нельзя взять и всё заменить российским. Это и невозможно. Просто сказать: всё, заменяем на российское, что ли? А оно возьмёт — и сломается. А мы не можем, чтобы у нас сломалось. Это же тоже вопрос национальной безопасности. Хватит падать уже спутникам. Хочется, чтобы они летали в конце концов.

А в чём сильные и слабые стороны российских IT-компаний в сравнении с зарубежными?

Наши компании слишком умные, очень хорошо ориентируются в технологиях, специалисты просто супер, даже экстра-класса. И при этом — абсолютное неумение работать с рынками. Я работала со Всемирным банком. Он в какой-то момент проявил интерес к продвижению наших IT-проектов. Знаете, что они про нас говорят? «Вы отличаетесь от американцев: те не будут вдаваться, как сделан калькулятор, что за технология экрана, какие устройства ввода, а вы будете. Но американцы сразу спросят: какую, чью проблему решает этот калькулятор? Кто его купит?» Подходы разные!

У нас инновации идут именно от технологии, то есть мы придумываем что-то, а потом думаем: «Так, а куда бы нам эту технологию применить?»

Например, в Летней школе был проект «Технология создания нанопорошков». Человек придумал технологию, бочки этих нанопорошков сделал, а ему говорят: «Нельзя эту технологию продать». Все хором говорили, потому что у неё нет рынка. Рынок есть у конкретного порошка, если этот порошок решает проблему упрочнения краски или что-то там ещё. И в IT то же самое очень часто происходит.

Давайте теперь с мирового и российского уровня перейдём на Новосибирск. У вас есть оценка, какую долю рынка IT занимает Новосибирск в стране?

Мне кажется, не больше пяти процентов. Это особенность вообще IT-рынка в России. Есть топ-5 системных интеграторов, они сосредоточены, естественно, в Москве и они закрывают порядка 70% рынка. А региональные компании находятся на субподрядах у этих интеграторов. Нужно ещё учитывать, что доли рынка считать методически сложно. Как, например, считать доходы компании «ДубльГИС»? Они у неё вообще от рекламы. Они говорят: «Мы — не IT-компания». Вот и всё. Они действительно не IT-компания. Да, с помощью информационных технологий продукт существует и вообще — живёт. По сути сам продукт — это услуги, предоставление бесплатного справочника для людей, а бизнес-модель по сути исключительно на рекламе.

Известно, что многие программисты сидят здесь, но работают на зарубежные компании. Эта тенденция усиливается или уже что-то меняется?

Если говорить о крупных международных компаниях, то они приходят в Новосибирск. Но как московские компании, и налоги платят в Москву за людей, работающих здесь. Мы в результате, как территория, не досчитываемся налогов.

Если компания приходит сюда, то, по-хорошему, она должна делать новосибирский филиал, который является плательщиком налогов в местный бюджет.

Есть маленькие компании, которые смогли найти зарубежного клиента, и на него работают. Им, в принципе, не очень интересно светиться, потому что накладные расходы и вообще налоги довольно высоки для такого бизнеса. Если их сейчас насильно вскрывать и выводить на свет, то им проще переехать куда-нибудь, где их не будут трогать.

Давайте поговорим о новосибирском Академгородке. Он представляет собой такую агломерацию, где есть и академические институты, и вычислительный центр, недавно был создан Технопарк, университет на подъёме, плюс здесь же находится много IT-компаний. Вот этот системный синергетический эффект, который был в замысле, он в чём-то реально проявляется сейчас?

Синергетический эффект в приходе компаний, в самом их появлении. Был научный городок, и вдруг откуда-то взялись высокотехнологичные компании. Их сначала десятками считали, а теперь уже сотнями. Я не только айтишников имею в виду. Сейчас в какое здание ни ткни в справочнике, в любом здании в Академгородке, если это не жилой дом, найдётся IT-компания. Вот вы представляете, какое их количество на этой территории? У нас Новосибирский госуниверситет, институты и сибирское отделение РАН составляют научно-образовательный комплекс. И компании возникают здесь, в первую очередь, из-за кадров.

Я бы сказал, не только из-за кадров, но и из кадров...

Из этих кадров, да. И то же самое происходит и вокруг других вузов, где готовят IT-специалистов. Мы видим явную концентрацию — притяжение к серьёзным кадровым центрам. В Академгородке дополнительным плюсом является мультидисциплинарность, которая, я надеюсь, может привести и к серьёзным междисциплинарным проектам. Мне нравится, например, что начинает развиваться тема персонализированной медицины. Без IT она просто никуда не пойдёт. Я думаю, что всё-таки это медицина будущего.

У любого человека в будущем обязательно будет генетическая карта, база всех анализов и заболеваний, к которым он предрасположен.

Персонализированная медицина — это огромное количество инструментов, именно с точки зрения IT-технологий, которые позволяют решить проблемы здоровья. Это серьёзный проект, который как раз может развиться в Академгородке.

Первая тенденция — это та среда, которая позволяет компаниям массово появляться и расти. Вторая тенденция — мультидисциплинарность, которая даёт возможность порождать проекты типа персонализированной медицины. Есть ещё какие-то эффекты от взаимодействия разных структур? Появился Технопарк. Он что-то внёс в разделение труда между академической наукой и прикладниками?

Видите, Технопарк — это в первую очередь инфраструктура и место. Не сам Технопарк наполняет себя жизнью, созданы или существуют структуры, которые делают это, например, ассоциация «СибАкадемСофт» — она привносит туда свои мероприятия, свою жизнь, клубную деятельность. Технопарк даёт возможность учёным-разработчикам, исследователям, если есть идеи, попробовать их проверить в Технопарке на предмет, может из них получиться бизнес или нет.

Чем сегодня живёт ассоциация СибАкадемСофт?

Сегодня мы живем IT-кластером. Мы начинали в 2001 году как ассоциация, партнёрство. Тогда стояли задачи лоббирования интересов группы компаний. Нам прямым текстом сказали, что работать отдельно с мелкими компаниями не будут, мол, объединяйтесь, делайте структуру, которая бы выражала ваши интересы. Это и в СО РАН нам сказали, и в областном правительстве.

Мы сделали, потом лоббировали, лоббировали, лоббировали и налоббировали, вот — Технопарк стоит.

Считаем, что мы прекрасно поработали. Стартует жилищный проект в Ложке — прекрасно. В том, что компании смогли в Технопарке построиться за свои деньги, есть и наша заслуга. И наша, и «СибАкадемИнновации». Мы на этом настаивали и боролись за это, добились, это прекрасно.

Представим, что в стране создаётся Министерство информационных технологий, и вам предлагают занять пост министра. Две вещи, которые вы бы не стали делать, и две вещи, которые бы вы стали делать в первую очередь?

Есть две вещи, которые меня пугают. Именно с точки зрения развития информационных технологий. Первая: сосредоточение очень многих IT- услуг и IT-инфраструктуры в рамках одной компании — «Ростелекома». Я считаю, что в случае с IT такой подход не совсем правильный, должна быть конкурентная среда. «Почта России» — один из примеров такого монополиста. Они пытаются раскачаться и что-то сделать, но по сути структура работает жутко неэффективно, притом, что потенциал у неё просто огромный.

А во-вторых, идёт разбазаривание средств на одни и те же задачи. Снова и снова деньги тратятся на то, что можно было бы тиражировать.

Например?

Ну, например, разнообразные сайты. В госструктурах очень много порталов и сайтов, на которые каждый раз тратят новые деньги. Каждое министерство создает свою информационную систему. Потом начинаются проблемы взаимодействия этих систем, на их решения снова тратятся средства...

Нет стандартных решений для разных министерств?

Нет стандартного пакета услуг, который закрывал бы основные потребности министерств на уровне правительства.

Нынешнюю ситуацию мы называем «зоопарком информационных систем».

Мне кажется, здесь довольно много неэффективных бюджетных расходов.

Понятно. А что вы стали бы делать?

Хороший вопрос... Во-первых, мне нравится, что министерство связи и массовых коммуникаций озаботилось кадрами. Я бы больше даже озаботилась. Потому что кадры в нашей ситуации решают всё.

У министерства есть стратегия развития этой отрасли, они приняли дорожную карту, и там вполне неплохие задумки, в том числе — по обеспечению отрасли кадрами. Это действительно задача серьёзная и её надо разными способами решать. Вообще говоря, пополнять IT-отрасль можно не только студентами. Можно и пенсионеров обучить, воспитанников детских домов. Если внимательно посмотреть, многим людям можно дать профессии, которые бы их кормили.

Второе, на что бы я обратила внимание, — цифровое неравенство — и людей, и территорий. Нужно, чтобы были равные возможности доступа к услугам IT.

Я понимаю, что такое цифровое неравенство территорий. А что такое цифровое неравенство людей?

Сравните пенсионера и продвинутого пользователя. Хорошо, мы научили пенсионеров своим детям по мобильным телефонам отвечать. Но чтобы пожилая мама пошла в банк и карточку завела — следующий уровень. А чтобы включила скайп и с дочерью в другом городе поговорила — это уже третий этап. Нужно уменьшать цифровое неравенство между различными слоями населения. Я считаю, это повлияет и на рынок в целом, и на государство.