Психологическая обстановка

Постановщик балетного сегмента закрытия Олимпиады в Сочи балетмейстер Эмиль Фаски представил в Новосибирском театре оперы и балета новый одноактный балет. Спектакль, поставленный на музыку Эцио Боссо и Дэвида Ланга, получил название «Сны под свинцовым небом». Накануне премьерного показа балета, который состоялся 26 февраля, ровно через год после закрытия сочинской олимпиады, Эмиль Фаски дал корреспонденту Сиб.фм интервью, рассказав о новом спектакле, современной хореографии, а также о том, какие сложности поджидают балетмейстера, задумавшего поставить новый полноценный балет.

Эмиль, как идея родилась сотрудничества с Новосибирском?

Насколько я знаю, мысль о том, чтобы поручить мне постановку в новосибирском театре нового балета, высказал в начале сезона Игорь Зеленский (художественный руководитель балета Новосибирского театра оперы и балета и Московского академического музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, — прим. Сиб.фм). Идея получила одобрение, после чего мне была поставлена задача создать одноактный современный балетный спектакль. Но каких-либо специальных рекомендаций не возникло, за что я очень благодарен театру. В ходе репетиций никто в творческий процесс не вмешивался. Для меня в театре был зажжён зёленый свет.

Что вы можете сказать о своём новом балете?

Полагаю, что красноречивым хореограф должен быть на сцене. Но если в двух словах, то балет связан с человеческими переживаниями и человеческими чувствами, которые возникают во время войны. Об этом говорит само название балета «Сны под свинцовым небом», но оно же позволяет фантазировать глобально.

Мне не нужно придерживаться какой-то конкретной сюжетной линии.

Находясь вне чётких рамок, можно отразить переживания людей, расширив ассоциативный ряд, который будет возникать при просмотре.

Но финал-то будет оптимистичным? Или нет?

Как одевают и обувают артистов Новосибирского театра оперы и балета

Он будет философско-загадочным. Мне не так просто объяснить это словами, гораздо легче это выразить в пластике. Сам балет будет не очень большим и займёт 24-25 минут, чтобы сильно не утомлять зрителя. Всегда хочется найти какие-то необычные решения, пытаясь уйти о банальности. Мне изначально претит чисто примитивная хореография. Приходится искать золотую середину между просто примитивной хореографией и навороченной, которая, в сущности, тоже никому не нужна. Я как-то задался вопросом: почему спектакли прошлых лет идут на разных скоростях восприятия? Лет 20-30 назад скорость жизни у нас была совсем другая. Сейчас мозг работает быстрее, у нас больше информации, и динамика её восприятия другая, чем это было раньше. Естественно как художник задаю себе вопрос, насколько я могу тянуть ту или иную сцену. Что нужно делать, чтобы удерживать внимание зрителей? Но я не волшебник, а только учусь.

Но, на мой взгляд, у меня в балете все развивается динамично.

Современная хореография это в основном абстрактная форма, красивая пластика и математическая схема. Всё легко и подвижно и не несёт глубокого смысла. Мне не нравится чисто абстрактная форма. Мы, молодые хореографы, сейчас ищем формы, которые будут позитивно воздействовать на самых разных зрителей. Танцевать движения ради движения неинтересно. Но и демонстрировать классические формы, где есть завязка, кульминация и развязка, тоже для современного балета банально. Для меня важна психологическая обстановка и чтобы абстрактная форма не была пустой, я стараюсь её заполнять ассоциативными рядами.

Для создания видеоряда спектакля вы специально пригласили Рустама Бабаева из Мариинского театра. Какое значении будет иметь видео в новом спектакле?

Мы сразу хотели сделать дополнительный видеоряд к балету, была даже идея пригласить мультипликатора. Но потом пришёл Рустам, а он большой профессионал, который сказал, что если у нас информационный видеоряд, то все зрители будут смотреть кино. Но просто так пускать слайды было неинтересно. Уверяю вас, что динамика в спектакле будет. Одна сцена будет сменяться другой, без зависания. И в видеоряде будет динамика, но видеоряд будет меняться, но не так быстро.

Вы танцевали в театре Якобсона, в танцевальных труппах Гамбурга, Монте-Карло и Штутгарта. Однако в прессе появляются такие высказывания, что вы являетесь последователем Юрия Григоровича и всего советского балета. Могли бы вы сказать, кто ваш настоящий учитель?

Новогодний балет «Щелкунчик» за кулисами и на сцене глазами ребёнка

Не верьте всему тому, что говорят. Мне ещё очень далеко до такого мэтра, как Юрий Григорович. Я не являюсь его последователем, хотя получал из его рук дипломы и поощрительные премии. Мне повезло. По долгу службы мне пришлось пройти путь артиста балета, которому удалось поработать с такими мастерами, как Уильям Форсайт, Иржи Килиан и Матс Эк. У всех перечисленных мне удалось поучиться, и не по книжке, а в непосредственной работе, когда видишь, как зарождается спектакль у такого мастера, как Джон Ноймайер, и как развивается замысел балетмейстера.

За последние десятилетия человеческое тело настолько изучено, что любое движение может напоминать какого-то мастера. Поднял руку, и уже говорят, что это было у Григоровича.

Сделал головой какое-то движение, а многим кажется, что это было у Начо Дуато. Наклонился куда-то и тут же отмечают, что тут проглядывается Уильям Форсайт. В наше время очень трудно быть аутентичным. Но я могу сказать, что сцена не врёт и каждый человек уникален.

Даже один и тот же салат можно сделать по-разному. Арсенал хореографа довольно велик, чтобы творить сегодня. Чем аутентичнее хореограф, тем сложнее его пластика, а значит, нужно больше уделять внимания только ей.

«Простые вещи», «Трагедия Саломеи» — все ваши постановки сделаны в так называемой малой форме. У вас есть планы постановки большого спектакля?

25936 рублей — средняя зарплата артиста балета в 2014 году

Очень хочется большой формы. Более того, я готов к большой форме. В своё время я сознательно не хотел переступать ту черту, когда студент Гарварда вдруг становится вице-президентом транснациональной корпорации. Мне хотелось пройти все пути, начиная с малой формы. Но сегодня у меня есть все основания для того, чтобы поставить спектакль в большой форме. Но одно дело желание, другое — возможность. Знаю, что театры готовы ставить оригинальные постановки в большой форме. Сложность заключается в том, что для создания спектакля продолжительностью в полтора-два часа, необходимо достаточное репетиционное время. Не все театры готовы освободить артистов для репетиционной деятельности. Дело в том, что некоторое время назад была введена система, в результате которой артисты не могут адекватно зарабатывать, если не выходят на сцену.

К сожалению, освободить артиста для репетиций означает — не дать ему заработать. Ситуация более чем странная.

Кроме того, существуют проблемы с музыкальным материалом. Давайте посмотрим на современных композиторов. Для достойных авторов главным источником дохода являются вовсе не симфонии, а современный кинематограф. Государственного заказа на балеты, увы, в настоящее время нет.