Алексей Резников — уроженец Москвы, который перебрался на Камчатку, работал там школьным учителем, а затем оказался участником научных экспедиций на Командорские и Курильские острова. В процессе экспедиций путешественнику удалось снять документально-художественный фильм в тех местах, где раньше никто этого не делал. Сейчас он живёт в Омске и учится в лётно-техническом колледже на вертолётчика. В декабре 2017 года Алексей Резников привёз свой фильм Go Beyond в новосибирский кинотеатр Синема. Корреспондент Сиб.фм посмотрел картину, а затем пообщался с её автором о будущем Камчатки, работе учителем и хвостах китов.
Как ты оказался в первой экспедиции?
Я нашёл зоологов из Москвы, которые устраивали экспедицию на Командорские острова. Мы переписывались практически девять месяцев — с момента, как они вернулись из предыдущего похода, и до момента, когда мы оказались в самолёте. Зоологам нужны были рабочие руки. Нас было всего пятеро — трое учёных и мы с подругой Олей. Мы работали на острове Беринга, он практически необитаем. Там живёт немного людей, периодически приезжают учёные, изучают птичек, ластоногих и китов.
Это одно из немногих мест в России, где киты вообще водятся и подходят близко к берегу.
Синий кит – самое большое млекопитающее
В чём заключались твои функции в научных экспедициях?
В принципе все участники экспедиций делали практически одно и то же. Независимо от статуса — доктор наук ты или просто человек, которого взяли помогать. В первой экспедиции изучали китов, наблюдая за ними. На берегу дежурили вахтовым методом. Вахты по два-три часа — мы постоянно менялись и просматривали акваторию на предмет появления китообразных, замечали их и фиксировали. С помощью такого способа можно примерно оценить количество животных в данном регионе. Когда позволяла погода, выходили на катере в море. Подходили вплотную к китам и работали непосредственно с ними. Например, фотографировали. Это называется фотоидентификацией — она нужна для того, чтобы в дальнейшем можно было определить конкретных животных и проследить за их перемещениями.
30 тонн — средняя масса горбатого кита
Горбачи, например, ныряя, показывают нижнюю часть хвоста, которую называют «бабочкой». Если в это время находиться сзади, можно сфотографировать эту «бабочку», у неё уникальный рисунок для каждого животного, белый узор. Таким же образом их снимают на Гавайях и на Сахалине, в Америке и Канаде и, сравнивая фотографии, следят за перемещениями китов. Есть общая база снимков. А в процессе второй экспедиции мы изучали морских котиков и морских львов — брали биопсию у щенков, измеряли размеры, вес, пол. Таким образом составляется статистика по половому составу.
К животным нужно подходить, чтобы взять биопсию?
Да, мы сначала проходили по лежбищу, сгоняли всех больших животных. Они очень громко ревут, а потом уходят в море. И оттуда продолжают реветь. На берегу остаётся этакий детский сад. Мы сгоняли щенков в своеобразные ясли, затем вылавливали по одному и проводили необходимые процедуры. Они, конечно, со страшной силой пытаются вырваться.
Но волноваться за них не стоит: они потом легко находят своих родителей, или родители их находят. В общем, мир и гармония.
Неужели взрослые животные не пытаются атаковать людей, которые проводят научные экзекуции с молодняком?
Морские львы предпочитают уйти. А вот морские котики очень агрессивны, они держатся именно за место, согнать с которого их практически невозможно. Главный самец занимает место, к нему стекаются самки.
Он к ним очень ревностно относится, не даёт ни одной самке перебежать к другому самцу. Доходит до драк, причём очень жестоких.
И, соответственно, в таком случае мы их обходим стороной, потому что они действительно опасны. Делаем свои дела и уходим, стараясь животных не беспокоить.
Новорожденные китята весят несколько тонн и имеют длину тела около 8 метров
Ты сходил в экспедиции, пообщался с учёными. Какое у них настроение, довольны ли они тем, что получают за свою работу?
Конечно, невозможно иметь какой-то меркантильный интерес и быть учёным. Такие учёные в России, по крайней мере, не остаются. Это не самая высокооплачиваемая работа. Это идейные люди, для которых наука — не просто способ зарабатывания денег. Наукой занимаются именно те люди, которые не могут заниматься ничем иным. Что касается финансирования экспедиций — ведь во всём мире наука грантовая, нет какого-то централизованного финансирования проектов. Под каждую новую экспедицию пишется заявка на грант, причём в разные фонды. И сами фонды решают, будут ли финансировать данное мероприятие или нет. Ну, в этом плане всё очень неплохо. Фондов много: есть российские фонды, есть международные. И пока деньги для ежегодных экспедиций находятся. Всё не так плохо, как иногда пытаются преподнести в СМИ.
Камеру ты просто так захватил в первый поход, не планировал изначально снимать кино?
Я не собирался снимать, съёмки не входили в мои обязанности. Наоборот, это мешало рабочему процессу. Я пытался делать это немножко нелегально. Ребята сквозь пальцы смотрели на это. Однажды была такая ситуация: мы работали с китами, плыли на лодке, и меня посадили на мотор. Я, конечно, вооружился камерой.
В какой-то момент руководитель экспедиции обернулся ко мне...
И я прочитал в его взгляде очень много.
И было за что: мы находились в открытом океане, там большие волны, вокруг всплывают животные, которые могут перевернуть лодку, играясь, а я управляю одной рукой, а в другой у меня фотоаппарат. Нужно маневрировать, а я в это время, допустим, протираю запотевший объектив.
Я правильно понимаю, что ты снял фильм на простой фотоаппарат?
Да, фильм снимался на обычную защищённую от воды мыльницу. Квадрокоптера или стедикама у меня не было, и я этому рад.
Мне кажется, творчество начинается тогда,
когда у тебя есть рамки. И чем уже эти рамки,
тем интереснее творить.
Когда у тебя есть всё, снять хорошо несложно. Квадрокоптер пролетает, снимает — и это уже выглядит эффектно, потому что вся красота создана природой.
Почему ты решил делать фильм в документально-художественном ключе, чем не устроила чистая документалистика?
Честно говоря, я даже не задумывался об этом и не пытался сформулировать. Когда делал фильм, ориентировался на себя, представлял себя зрителем. Мне как зрителю не очень интересна просто документальная история. Можно сказать, что сейчас путешествия — это мейнстрим. Люди бывают в совершенно разных местах: сегодня довольно просто снять что-то документальное и красивое. Сюжеты подбрасывает сама природа, мы просто это фиксируем. А создание истории, некоего посыла — это уже проявление творчества. Для меня сразу было очевидно, что фильм не должен представлять собой только нарезку кадров под музыку. Это должна была быть целостная картина.
Мне кажется, интереснее воспринимать
что бы то ни было, проживая это.
Когда видишь живого человека, главного героя, иначе начинаешь относиться к увиденному. Для меня был важен именно человек в контексте природы. Поэтому в фильме и появляется образ главного героя, девочка Надя.
В твоём фильме много интересных операторских и монтажных решений, но в киношколе ты не учился. Чем-то вдохновлялся?
Любое творчество – это воровство. Я думаю, что человек, занимающийся творчеством, это понимает. Я не ориентировался на что-то конкретное. Но когда я смотрю кино, запоминаю то, что мне нравится. Потом мне в голову приходит какая-то идея, и, если разобраться, часто оказывается, что я её где-то видел.
Ничему специально я не учился,
не читал ничего о правилах монтажа.
До Go beyond приходилось что-то снимать или это был первый опыт?
Я снимал какие-то совсем коротенькие ролики, ничего серьёзного. Да и эту работу не считаю серьёзной. Она была создана для друзей, я хотел показать им места, в которых побывал. Возможно, хотел заразить кого-то идеей съездить туда. Никаких коммерческих целей в этом нет абсолютно.
Я не мог представить, что этот фильм когда-нибудь покажут в кинотеатре, всё получилось случайно.
Ты заметил, что Камчатка, где ты жил, стала довольно популярным местом: 10 лет назад никто не обсуждал Камчатку, а сейчас все туда захотели?
По этой причине я очень ревную Камчатку. Когда уезжал туда, с трудом нашёл среди друзей и знакомых всего пару человек, которые бывали на Камчатке. Сейчас туда едут со всей России и из-за рубежа, это верно. Возможно, люди попросту привыкли к Турции. Они разведали почву, посмотрели на заграницу, а потом пресытились этим. Мир стал глобален, сегодня можно попасть в любую его точку.
И люди стали задумываться не над тем,
что можно увидеть, а над тем, что они действительно хотят увидеть.
Мы, люди – это природа. Не люблю философские заявления вроде того, что человек должен быть близок к природе — каждый пусть решает сам за себя. Но многие чувствуют потребность побывать в горах или у моря. И именно на Камчатке чувствуется та самая первозданность, которую, возможно, не найти в других регионах России. Камчатка, к тому же, перестала быть «терра инкогнита» благодаря тому же YouTube — туристы делятся информацией друг с другом.
На Камчатке насчитывается больше 300 вулканов, около 30 из них — активные
Ты ревнуешь Камчатку, однако сделал фильм, который привлечёт туда ещё туристов.
Насчёт ревности — это я наполовину в шутку. Но только наполовину. Я сделал фильм, потому что мне захотелось почувствовать себя причастным к этому месту. Природа Камчатки — это нечто гораздо более великое, чем любой человек. Я очень рад, когда туда приезжают мои друзья, которые настроены так же, как я. Но мне обидно, когда на Камчатку попадают люди, у которых просто есть на это деньги. Некоторые из них действительно избалованы: Европой, Америкой, Таиландом. И они выдумывают, чем бы ещё им удивить своих знакомых, поэтому приезжают. Однако и эти люди в конечном итоге сталкиваются со стихией. А при столкновении с ней ты многое переосмысливаешь. Ты начинаешь по-другому мыслить, когда осознаёшь, что тебя в любой момент может забрать с собой океан. Или когда ты стоишь на земле, а через пару дней там уже многометровый провал. И ты понимаешь, насколько был близок к краю.
Ты ощущаешь эту мощь, осознаёшь место
человека в природе, пересматриваешь
какие-то взгляды на жизнь.
Если на Камчатку приедет слишком много людей, она начнёт меняться — к этому ты как относишься?
Мне это не нравится, разумеется. Камчатка прекрасна тем, что это действительно дикое место. Там есть 200 километров дороги, вот и всё. И за её пределами — абсолютно дикая территория. Такая, какой она была на протяжении тысячелетий. Подобных мест в мире осталось немного, цивилизация добралась практически до всего. Я бы хотел, чтобы Камчатка осталась диким местом.
Ты работал на Камчатке школьным учителем, почему решил уйти из школы в какой-то момент?
Мы с подругой собирались проработать в школе всего год. Но остались там на два. В школе очень много бюрократических и бумажных задач, которые напрягают и отвлекают от того посыла, который ты хочешь донести до детей. Это не позволяет в полной мере заниматься тем, чем ты действительно хочешь. В школе я преподавал математику. У меня была возможность пообщаться с пятиклассниками и шестиклассниками.
Ребята в этом возрасте самые непосредственные — они ещё не успевают испортиться.
Самый крупный действующий вулкан Камчатки – Ключевская сопка, его высота — 4 750 метров, а возраст — 8 тысяч лет
Это потом у многих из них начинается поганый период: в какой-то момент дети начинают воображать из себя взрослых. У них начинается игра во взрослую жизнь. И потом кто-то из этого периода так и не выходит. А вот в пятом и шестом классах дети очень искренние.
Почему в школе хотел остаться лишь на год?
Было интересно попробовать что-то новое. Интересно было поработать с детьми, интересно было поделиться с ними чем-то. Я чувствовал, что могу рассказать им такое, что не расскажет кто-то другой. А потом всё как-то затянулось. На самом деле было очень тяжело с ними расставаться. До сих пор общаюсь с некоторыми ребятами, мы переписываемся. Пока жил на Камчатке, старался видеться с ними, ходить куда-то вместе. Возил их в интересные места, насколько это было в моих силах. Однако я считаю, что делом стоит заниматься до тех пор, пока ты чувствуешь, что горишь этим. Когда понимаешь, что делаешь что-то вполсилы и от чего-то отмахиваешься, стоит поменять род деятельности.
Теперь ты учишься на вертолётчика, огонь ещё есть?
Да, учусь в Омске уже год. Я понимал, во что ввязываюсь. Чувствую себя немного ограниченным. Это не совсем то, чем бы я хотел заниматься сейчас, не чувствую себя гармонично в том состоянии, в котором нахожусь. Но я понимаю, ради чего я это делаю, и это придаёт мне сил. Я доучусь и вернусь на Камчатку.
Если тебе предложат отправиться в новую экспедицию, ты поедешь?
Если у меня будет время, конечно. Это уникальный опыт. Никому бы не советовал отказываться.
Подпишитесь на нас в Telegram
