Деформация искренностью

Сибирский художник Себастьян Ликан известен целым рядом проектов. Среди самых ярких — «Сила небес» с хоровым ансамблем «Маркелловы голоса», благотворительные рождественские выставки, серии мастер-классов. Но, как признаётся художник, по-настоящему любимые творения — те, что создаются для детей.

Себастьян, не у каждого художника получается работать, творить для детей. В чём секрет?

В моём случае все корни в детстве, в Румынии. Я всегда любил придумывать сказки, особенно на Рождество. Помню, рисовал Деда Мороза с крыльями. Взрослые, кстати, не одобряли, говорили, что только ангелы могут быть крылатыми.

В целом, моё детство было самым лучшим. У нас огромная семья: только представьте, у моей мамы двенадцать братьев и сестёр, и у меня множество двоюродных сестричек и братишек. Мы вместе жили в нашем румынском селе и весело проводили время.

Во что тогда играли румынские дети?

Если бы сегодняшние психологи интерпретировали наши игры, у них бы волосы встали на голове.

Мы играли в свадьбу, в крещение и даже в похороны — такие ролевые игры в жизнь, которая текла вокруг нас ежедневно.

Помню, играем в крещение ребёнка, и я крёстный, а значит, нужен подарок. Я знал, что родители в такой ситуации дарили несколько метров красивой ткани. Залез в шкаф, отрезал подол от маминого платья и довольный пошёл на крестины. Когда мама обнаружила результат моих трудов, она от шока не смогла даже слова вымолвить. Или, к примеру, мы открывали центр по ремонту телевизоров. Ремонтировали так, что на несколько месяцев семьям приходилось вообще от них отказаться.

Одним словом, у родителей были поводы впасть в отчаяние. Кричат: «Сеее-биии» — это Себастьян сокращённо — значит, пора прятаться.

Думаю, не все знают, что вы в прошлом — православный священник. Имели свой приход на Украине. А с чего началась эта история?

В нашей деревне была большая церковь, и я всегда любил слушать звон колоколов.

Бывало, просыпаешься утром — в окна солнце льётся, весь двор в цветах, а в воздухе стоит колокольный звон.

Мне кажется, я в эти моменты был по-настоящему счастлив. Потом, примерно в седьмом классе школы, я полюбил византийскую иконопись. Это было довольно необычно для того времени. Мои ровесники увлекались футболом, а я на всех стенах углем рисовал святых.

По словам Евгения Ройзмана, автора-собирателя «наивной» иконописи, 'при минимуме средств на этих иконах — максимум выразительности'

Стены быстро кончились. Начал пробовать рисовать на ткани, на наволочках. Позже уже изучил технику так называемой «наивной» иконы, ну и, конечно, в семинарии много времени посвящал изучению церковной архитектуры и иконописи.

В самых разных ваших произведениях часто фигурирует один и тот же персонаж — медвежонок. Почему так любите его? Как он появился?

Медвежонок появился именно здесь, в Новосибирске. Когда я приехал сюда в начале двухтысячных и начал рисовать, мне хотелось придумать что-то сибирское. Я нарисовал его один раз, потом второй, а потом он как-то ко мне прицепился. Стал живым. Я мечтаю о том, чтобы мои рисунки когда-нибудь были мультиплицированы.Медвежонок стал бы главным героем. Он, кстати, — символ детской стоматологии в клинике UMG.

В UMG была реализована, насколько я знаю, ещё одна большая фантазия?

О да! Но идея не только моя, любой проект движется энергией увлечённого человека. В UMG работает потрясающий детский врач-стоматолог Наталья Адаева, которая лечит зубы деткам, в том числе очень сложным ребятишкам, детям с особенностями здоровья, с расстройствами аутистического спектра, с синдромом Дауна. Наталья — абсолютно солнечный человек, сама почти как ребёнок.

Вокруг таких людей рождается творчество, и моё в том числе. Мы с ней придумали целую сказку: расписали вручную стены кабинета, я сделал настоящий сундук с подарками, нарисовал меню анестезии — можно выбрать анестезию, например, с клубничным вкусом или вкусом пиццы. Это реальная сказка, цель которой лечить детей без страха, без боли, без скуки. Мне кажется, ребятишки будут даже придумывать, что у них болят зубы, чтобы попасть в эту историю.

Знаю, что в этом году у вас есть план сделать необычный рождественский проект.

Да, большой проект с настоящим рождественским вертепом. Сейчас мы думаем, в каком городе это реализовать. Рассматриваем Кемерово, Алматы, Новосибирск и Москву. В Москве на эту идею откликнулась Надежда Бабкина и ансамбль «Русская песня». Будем обсуждать, как всё это организовать, чтобы получилось целое театральное представление. Кстати, решили, что обязательно включим такой элемент, как чтение стихов на табуретке — ребятишкам понравится.

Ну, раз уж заговорили о табуретках, то давайте поговорим ещё об одном «детском» проекте — мебели, которую вы вручную расписываете для детей. Как появилась эта идея?

Это целая история. Я несколько лет назад пару месяцев жил в Москве у своей подруги. Обратил внимание на то, что мебель у её детей совершенно не напоминает детскую. Вроде бы всё нормально, функционально, но ведь детство — это такой возраст, когда всё вокруг, вся окружающая атмосфера должны будоражить воображение. Я взялся и расписал всю её мебель в детской — гномики, птички, ангелы, лошади...

Так вот, эти дети до сих пор спят на этой мебели, не соглашаются менять и считают буквально родной. Я думаю, что в каждом доме должно быть что-то семейное. Мы покупаем сейчас кучу мебели в IKEA, спустя сезон выбрасываем её, покупаем новую. Никаких воспоминаний, никаких зацепок. Мы стараемся постоянно что-то забыть. Вот так и живём, что хочется выбросить всё.

Или обнулиться.

Абсолютно точно. Стереть всё — как в компьютере. А в моём идеальном представлении должно быть так: человек вернулся через 30 или 40 лет в свою комнату, а там всё осталось так, как было в его детстве. Это даёт ощущение некоторой укоренённости, основательности человеческой жизни.

Каждая детская в вашем исполнении — это история в одном экземпляре?

Совершенно верно. Даже если я сам захочу что-то повторить — не получится.

Я встречаюсь с мамой или папой, слушаю их, вижу их деток, и из возникшего образа черпаю творческую энергию, создаю свои картины.

Сколько новосибирских мальчиков и девочек уже живут в таких комнатах?

Не очень много. Вручную невозможно делать что-то в больших объёмах. И самое главное, после того, как я отдаю очередную кроватку или шкафчик, начинается цепная реакция — все звонят и просят сделать что-то подобное. Обожаю этим заниматься, понимаю, что мои рисунки — это точки отсчёта, от которых детское воображение будет отталкиваться и улетать в заоблачные дали.

Вы на своих детских мастер-классах следите за полётом этих фантазий? Они вас вдохновляют?

Рисование для ребёнка — это очень серьёзный процесс. Он в нём выплёскивается полностью, причём не всегда там только счастье и безоблачное небо. Расскажу одну историю. Однажды мы с Анной Терешковой ездили в один из новосибирских детских домов, и я проводил там мастер-класс. Детки были маленькие, и я предложил им: «Давайте церквушку нарисуем?». И вот сидят, пыхтят, скрипят кисточками, рисуют церквушку, а один мальчик при этом начинает тихонько плакать.

Слезы просто капают — и всё! Я его расспрашивал, пытался выяснить что не так, другие дети удивились, потому что мальчик этот никогда не отличался особенной какой-то плаксивостью. И тем не менее, что-то произошло с ним в момент рисования.

Для меня это был урок. У детей есть редкое качество — искренность.

Возможно, именно эта искренность меня немного деформировала, потому что я всегда говорю то, что думаю. Иногда это плохо и даже мешает. Но всё же не зря в Святом Писании сказано: «Будьте как дети...».