Глаз-алмаз

Много ли нужно для счастья? В чём оно измеряется? У каждого свои ответы. Лично я два раза в жизни испытала невероятный восторг просто от того, что отчётливо увидела листья на деревьях и глаза людей на улице. Первый раз это произошло, когда доктор подобрал мне контактные линзы и отправил на небольшую прогулку вокруг клиники. Было лето, вокруг цвели одуванчики, и я наслаждалась внезапно обретённой чёткостью. Тогда мне было 16 лет. Сейчас мне 30, но я снова испытываю всё тот же восторг. Хотя нет, он намного сильнее — теперь, чтобы видеть, мне больше ничего не нужно вставлять в глаза. Мне даже не нужно носить очки. Я сделала лазерную коррекцию зрения.

Детство: разгром

— Видишь?
— Не вижу!

Мама стоит в дальнем углу комнаты и держит в руках книгу. Я должна прочесть буквы на обложке, но пока это только розовое расплывчатое пятно. Мама делает шаг в мою сторону:

— Видишь?
— Не вижу!

Всё, что вдалеке, стало расплываться, когда мне исполнилось три года. Я стала много щуриться и садилась почти вплотную к телевизору, чтобы посмотреть «Спокойной ночи, малыши».

— А так видишь?
— Не вижу...

Мама подходит ближе. Через неделю мы поедем к глазному доктору (слово «офтальмолог» в наших краях стали употреблять позже), который поставит мне диагноз: прогрессирующая миопия средней степени обоих глаз. А пока мама делает ещё один шаг. Теперь я вижу. Это книга Александра Фадеева. Крупными белыми буквами на обложке написано: «Разгром».

Всё, что происходило со мной в детстве, сейчас вспоминается как страшный сон. Разгром — ни больше, ни меньше.

Я не могла читать с доски в школе, и в 8 лет мне выписали первые очки для дали. В них я была похожа на стрекозу, одноклассники, конечно, обзывали очкариком. Потом зрение упало ещё, в очках понадобилось ходить постоянно. Оправы в девяностые годы не были ни изящными, ни красивыми. Мои вторые очки тупо занимали половину лица.

Склеропластика — операция по остановке роста глаза. За глазное яблоко вводят полоски биоматериалов: они не дают глазу растягиваться

Потом доктора сказали, что раз зрение сильно падает, то требуется хирургическое вмешательство. Операция называлась «склеропластика». Сначала её сделали на левый глаз. Надрезали там что-то скальпелем, пришили какой-то лоскут — всё под полным наркозом. Через полгода запланировали вторую аналогичную операцию.

800 миллионов людей на планете, по данным ВОЗ, близоруки

Дело было в новосибирской областной больнице, где мы наблюдались всё время. После второй операции меня выписали домой, но не успела я туда доехать, как у меня опух глаз. Представьте, что вам под веко запихали куриное яйцо. Представили? Вот таких размеров была моя опухоль. Мы, до смерти перепуганные, вернулись в больницу, однако доктора сказали, что это у меня вирус гриппа, прописали димедрол (!), какую-то жгучую мазь и снова отправили домой.

Так начался год мучений под названием «Давайте угадаем, какая у девочки болезнь». Потому что, конечно, это не был вирус гриппа. Глаз опухал только после физической активности или походов в баню. Иногда я доходила до школы и возвращалась обратно, потому что ну невозможно же сидеть на уроке, когда у тебя вместо глаза опухоль размером с яйцо.

И вот, спустя годы, я передаю привет государственной медицине и тем хирургам, которые просто ошиблись и во время операции зажали пришитым лоскутом кровеносный сосуд. Правда, в этом они так и не признались. После «вируса гриппа» они предполагали, что у меня аллергия, отёк Квинке, крапивница, лямблии, глисты, описторхоз и даже велели посетить гинеколога. Мало ли. Потом им пришла в голову «гениальная» идея, что у меня аллергия на пришитые лоскуты: «Давайте мы их уберём». Третья операция под полным наркозом на обоих глазах. И, конечно, никакого эффекта от склеропластики. Тотальный разгром...

Академик Святослав Фёдоров — основоположник рефракционной хирургии

Глаз продолжал опухать, когда мы с мамой впервые пришли в Новосибирский филиал Микрохирургии глаза имени Фёдорова (МНТК). Конечно, решение сменить врачей было верным. Потому что в МНТК мне тут же поставили правильный диагноз и сделали четвёртую операцию — по расчистке зажатого кровеносного сосуда. Зрение к тому моменту упало до −5,5 диоптрии. Я махнула рукой на всё, стала носить очки, а после — контактные линзы, и думала, что больше никогда, никогда, никогда ничего не буду делать со своими глазами.

Закончилась школа, начался университет. Мама спросила, не хочу ли я сделать лазерную коррекцию зрения — в МНТК эти технологии появились ещё в 90-е и стали очень популярными в нулевые. Я ответила, что сыта по горло и что меня полностью устраивают контактные линзы (хотя чем дальше, тем сильнее от них уставали глаза). Но на самом деле мне было просто страшно.

Прошло ещё несколько лет, зрение упало до −7,5 диоптрии и на этом остановилось. Казалось, что линзы и очки, а вместе с ними синдром сухого глаза будут моими постоянными спутниками. Я даже один раз подумала, что лазерная коррекция, возможно, вполне себе вариант. Подумала и забыла. Но, видимо, мысли, если их правильно думать, действительно способны стать реальностью: через две недели коллеги из нашей редакции пригласили меня на тест-драйв лазерной коррекции зрения в МНТК.

Чем хороша профессия журналиста? Ты никогда не знаешь, где окажешься завтра. Я вот вновь оказалась на операционном столе.

Задача простая: надо максимально погрузиться в тему, пройти этапы подготовки к операции, испытать на себе саму технологию и рассказать обо всём читателям Сиб.фм. В этом и состоит смысл тест-драйва, одного из наших любимых редакционных форматов.

Подготовка к операции

Поскольку я уже год живу в Алматы, то первоначальную диагностику прошла здесь, в самой популярной местной клинике аналогичного профиля. Лазерную коррекцию зрения делают далеко не всем, поэтому надо было понять, нет ли у меня противопоказаний в принципе. В первую очередь доктора смотрят на толщину роговицы. Если она очень тонкая, за операцию, скорее всего, не возьмутся. Хотя всё решается индивидуально для каждого пациента.

— Когда меня дистанционно спрашивают, можно или нельзя сделать лазерную коррекцию зрения, я всегда отвечаю так: «Покажите мне конкретный глаз», — рассказывает врач-офтальмолог МНТК, хирург Ренат Садрутдинов, который не только осматривал меня накануне операции, но и проводил её. Он уже 11-й год работает в Микрохирургии глаза и через его руки прошла не одна тысяча пациентов. Но для меня это — пятая операция, так что я максимально напряжена.

1,5 тысячи операций сделал доктор Садрутдинов в 2014 году

Доктор увлечённо отвечает на мои вопросы, видно, что профессия ему очень нравится. Я понимаю — не головой, нет, а каким-то шестым чувством, — что передо мной специалист с большой буквы, врач, как говорится, от Бога. И жуткий мандраж, который терзал меня все дни с момента, когда я решилась на этот тест-драйв, начинает стихать. Но я всё равно канючу:

— Доктор, я очень боюсь боли. Прямо боюсь-боюсь. Я самый страшный трус в этом вопросе. Скажите, что я буду чувствовать?

— Когда работает лазер, вы ничего не чувствуете. Только небольшое давление. После операции — ощущение песка в глазах, но оно быстро проходит.

— И всё?

— И всё.

Мне немного неловко, что я веду себя как трёхлетняя девочка:

— Доктор, а как реагируют другие пациенты, тоже боятся?

— У всех по-разному. Удивительно, но сильнее всего боятся спортсмены, военные и пожарные. Когда они лежат на операционном столе, их просто трясёт. А после операции люди говорят одно и то же: «И это всё? Это то, чего мы так боялись?»

Чем дольше мы разговариваем, тем спокойнее я становлюсь. Доктор погружает меня в тонкости предстоящей операции и всех выполняемых процедур, а между тем капает мне специальные капли — чтобы посмотреть глазное дно. Теперь надо немного подождать.

— А для чего нужен вон тот прибор, за которым вы меня осматривали?

— Он фотографирует рисунок радужки. Потом снимок загружается в лазер. Но в операционной мы ещё одну фотографию сделаем.

— Зачем?

— Лазер привязывается к радужке, узнаёт пациента по ней. Для чего это делается? Вот у вас есть астигматизм, а у астигматизма есть определённая ось. Вы в операционной можете лечь так или сяк, голову можете на 10 градусов наклонить — а это всё критично. Поэтому лазер привязывается к рисунку радужки, и даже если вы ляжете боком, он всё равно будет работать очень точно.

От капель зрачок расширяется так, что теперь моей радужки практически не видно. Выгляжу я очень мистически. Меня просят присесть ещё к одному аппарату.

— Наша цель, если говорить простым языком, — собрать в кучу пучок света на сетчатке. Пока он у вас рассеян, вы плохо видите, — поясняет Садрутдинов. — Смотрите на кончик пальца, теперь вверх максимально. Направо вверх. Просто направо. Направо вниз, просто вниз... налево вниз, налево, налево вверх, вверх...

— О, я вижу кровеносные сосуды!

— Это называется аутоофтальмоскопия. Свет светит сквозь сосуды и попадает на сетчатку, поэтому вы их видите. У каждого человека рисунок сосудов свой, как отпечаток пальцев. У вас, как ни странно, хорошая сетчатка.

— Как ни странно!?

— У пациентов с большой близорукостью бывают проблемы. Но я не вижу у вас противопоказаний, думаю, с вероятностью 97% получим хороший результат.

— А бывают какие-то другие результаты?

— Редко, но бывает, что небольшой остаточный минус сохраняется. Тогда мы в течение года можем сделать повторную операцию. Всё индивидуально. Иногда мы специально сохраняем этот минус — в зависимости от возраста пациента. Вы ведь знаете, что после сорока лет у людей идут обратные процессы и те, у кого было 100-процентное зрение, плохо видят вблизи. Поэтому если есть небольшой минус, то с возрастом он исчезает, и получается, что человек видит на 100%.

Прежде чем отпустить меня домой, доктор спрашивает, есть ли у меня какие-то вопросы. Но я уже думаю о новом имидже и как этим вечером пойду в парикмахерскую за шикарной стрижкой. Единственное, что приходит мне в голову, спросить, а что чаще всего интересует других пациентов?

После лазерной коррекции употреблять алкоголь можно через две-три недели, но умеренно — спиртное может дегидратировать ткани и повлиять на процесс заживления

— Девушки задают два вопроса: когда можно фитнесом заниматься и рожать.

— Вот, кстати, да — когда?

— Через полгода беременейте и рожайте. В ранний послеоперационный период гормональные перестройки могут быть не очень благоприятны. Но на практике всё хорошо, многие даже сразу беременеют.

— А я слышала, что нельзя делать операцию тем, кто ещё не родил.

— Это не имеет значения. Вы вот знаете, что с глазом происходит во время родов?

— Я не знаю, но женщина ведь напрягается.

— А глазу-то что?

— Ну она же их выпучивает... — пытаюсь выстроить я хотя бы какой-то логический ряд.

— На самом деле вероятность возникновения проблем с глазами такая же, как и без операции. Все беременные наблюдаются у офтальмолога. Кстати, у нас есть две пациентки, которые долго лечили бесплодие, а забеременели после операции.

— Это почему?

— Стресс, который человек испытывает здесь, положительно влияет на зачатие. Даже сами гинекологи говорят, что лечить надо голову. Наверное, во время операции женщины просто отвлекаются от всего.

— Вас-то в крёстные не звали?

— Нет, но одна пациентка сказала, что назовёт сына в честь меня.

— Окей, а с фитнесом что?

— Да через неделю идите и занимайтесь.

— Хорошо, с женскими вопросами всё понятно. Расскажите, что интересует мужчин?

— Мужчины спрашивают, когда можно выпивать.

Средняя стоимость диагностики в офтальмологических клиниках Новосибирска составляет 2200 рублей, в Алматы мне пришлось заплатить в два раза больше. Хотя аппараты здесь стоят другие: два обследования проводились с прикладыванием оборудования непосредственно к роговице, для чего мне в глаза капали обезболивающие капли и какую-то мазь. В МНТК такого нет — в новосибирской клинике используют бесконтактные технологии. И диагностика в результате не занимает несколько часов, и глаза не раздражаются.

Перед диагностикой, а уж тем более перед операцией, глазам нужно обязательно отдохнуть от контактных линз.

Врачи настоятельно рекомендуют перед посещением клиники носить очки: минимум три дня до диагностики (от этого зависит точность обследования) и две-три недели до операции.

4,5 тысячи операций лазерной коррекции зрения провели врачи МНТК в 2014 г.

Также перед операцией нужно сдать анализы в любой удобной клинике. Список сначала показался мне внушительным: кал, моча, кровь — на ВИЧ, на гепатиты, на сифилис (по-научному это называется «реакция Вассермана»), на сахар, общий анализ крови... Но если сдавать всё в одной лаборатории, то получается очень удобно. Кроме того, нужно сделать флюорографию, ЭКГ, получить заключение у ЛОРа, стоматолога и терапевта. Всё это я прошла в одной из поликлиник Алматы на платной основе. Хотя в России по месту прописки всё намного проще — надо просто прийти к терапевту со списком анализов и он выдаст вам необходимые направления. Лично у меня поход по врачам занял всего один день. Но стоит учесть, что результаты обследования на ВИЧ готовятся от 3 до 7 дней — в зависимости от лаборатории.

Если говорить о том, сколько времени нужно, чтобы провернуть такую операцию, то у меня на всё ушло пять дней: диагностика в Казахстане (чтобы не лететь зря в Новосибирск — а вдруг у меня оказалась бы тонкая роговица?), сдача анализов в Казахстане, диагностика в Новосибирске накануне операции, день самой операции и обязательное посещение доктора на следующее утро.

День операции

В клинику я приезжаю пораньше: ещё нужно провести кое-какие замеры, в частности — проверить зрение. Вчера мы этого делать не могли, поскольку после осмотра глазного дна фокус становится расплывчатым, да и светочувствительность повышается. Меня заранее предупредили, чтобы я взяла с собой хорошие светозащитные очки. Ну и сопровождающий тоже не помешает. В кабинете, где проверяют зрение, на стене высвечивается электронная таблица. Надо — включил, не надо — выключил. ШБ, МНК, НКИБМШ... Я с детства помню последовательность этих букв наизусть.

Без очков буквы на стене я не вижу совсем. Поэтому мне показывают картинки — сначала специалист стоит далеко от меня, потом подходит всё ближе и ближе. Я как-то привыкла, что моя близорукость — это примерно − 7,5 диоптрии. А если выразить по-другому, то у меня, оказывается, всего 3% зрения. Всего 3%!

Затем мы снова идём за какие-то аппараты. Я честно пыталась запомнить их названия, но это было очень сложно. Зато я запомнила, как в МНТК организован процесс осмотра пациентов. Как в современном Сбербанке! У каждого свой идентификационный номер, пациента приглашают по громкой связи, настоящий конвейер. Всё происходит очень быстро!

Когда приходит моя очередь, спрашиваю у девушки-специалиста, что именно она делает на этом аппарате.

— Сейчас я буду измерять длину вашего глаза. У вас близорукость, значит, он больше нормы.

— А что считается нормой?

— Нормой считается длина 23,5-24 миллиметра. У близоруких длина глаза составляет 25,8-26 миллиметров, а при дальнозоркости он короче — 20-21 миллиметр.

После осмотра возвращаемся к доктору Садрутдинову. Он спрашивает, не против ли я, если за обследованием будет наблюдать ординатор. Я не против, пусть учится как следует!

Затем меня отправляют в больничную палату. Впрочем, это больше похоже на гостиничный номер. Здесь две комнаты, в одной из них большая кровать, на которой отдыхает пациент, а в другой — пара кресел, столик и телевизор. Чтобы сопровождающие не скучали. Мне нужно ждать своей очереди. В первый операционный день после майских праздников людей не очень много, кажется, нас всего пять человек. А в среднем доктора оперируют по 15-20 пациентов.

Перед тем как попасть в самое святое место в клинике, поверх одежды нужно надеть специальный костюм. Лучше всего, если одежда будет из хлопка — в шерстяном проходить в операционную не рекомендуется. Драгоценности тоже лучше оставить дома, ну и, разумеется, никакого макияжа.

Я сижу в операционном «предбаннике». Передо мной ещё один человек в очереди. Играет ненавязчивая музыка. Из операционной выходит девушка.

— Ну что, как, было больно? — спрашиваю я.

— Больно не было! — она улыбается, садится в коляску, и медсестра увозит её отдыхать.

Вторая девушка скрывается за дверью оперблока. Скоро туда пригласят и меня. Медсестра закапывает мне специальные капли и обрабатывает лицо спиртовым раствором. Просит не трогать его руками. Как назло, начинает дико чесаться нос и он занимает всё моё внимание. Время пролетает незаметно, вторая девушка выходит в «предбанник». Тоже улыбается. У меня смесь противоречивых чувств:

— Что, правда, не больно?

— Правда, не больно!

Ну что же, пойду — проверю...

Что мне очень понравилось, так это атмосфера в операционной. Все доброжелательные, доктор поясняет этап за этапом. А ещё у него очень милая шапочка, правда, я заметила это только на фотографиях.

2010 год — начало операций фемтосекундным лазером в Новосибирском филиале МНТК

Сначала мне на глаз приложили пластиковую линзу: с одной стороны она прикладывается к роговице, а с другой — в неё входит фемтосекундный лазер. На заданной глубине он делает много микровзрывов. Я ощущала только давление на глаз, видела красное пятнышко в центре лазера и больше ничего. Лазер работает всего несколько секунд на одном глазу. Больше времени занимает укладка пациента.

Из неприятных ощущений могу назвать только одно — установку векорасширителя. Он необходим, чтобы человек не моргал, пока идёт операция. Это обычная железная штучка, ничего пугающего. Неприятно только потому, что кожа вокруг глаза очень нежная, а векорасширитель холодный. Но это такие мелочи, что даже как-то смешно обращать на них внимание.

— Сейчас мы сделали вам надрез на роговице вот этим фемтосекундным лазером. Получился такой лоскут роговичный, мы его откидываем, как крышечку. А теперь, пожалуйста, пересаживайтесь за другой лазер.

Я в здравом уме и твёрдой памяти самостоятельно сажусь на операционном столе и перебираюсь на другую кушетку. Никаких болевых ощущений. Только картинка размыта, как будто в глазах стоят слёзы.

— Я правша, поэтому люблю делать операции на правом глазу. Когда работаю на левом, мне немножко мешает нос, приходится его учитывать, — рассказывает Ренат Садрутдинов. Говори, доктор, говори, мне намного спокойнее, когда я слышу, что вы делаете. — Ну вот, с этим глазом закончили! Как вы себя чувствуете?

— Нормально!

Второй лазер испаряет роговицу, он делает её более плоской при близорукости и более выпуклой при дальнозоркости. Процесс испарения роговицы тоже безболезненный. Конечно, я чувствую прикосновение к глазу, но это всего лишь прикосновение. По операционной распространяется специфический запах.

— Чувствуете этот запах? — спрашивает меня доктор. — Так пахнет ваша близорукость.

— Нет, доктор, так пахнет палёная свинья!

На каждый глаз в целом уходит около 5 минут. Время пролетает очень быстро. Мне капают какие-то капли и помогают сесть на кушетку.

— Видите часы на стене?

— Да.

— Сколько времени?

Картинка пока очень расплывчата, но я вижу: 14:15.

Затем доктор делает мне подарок — ту самую линзу, которую прикладывали к глазу и к лазеру. Я держу в руках очки, эту линзу и пока ещё с трудом соображаю, что со мной только что произошло.

— Идите, отдохните немного, в три часа ко мне на осмотр! Операция завершена, поздравляю!

Медсестра выкатывает меня из операционной.

100% зрения вместо 3% стало у меня после операции

Теперь нужно заехать в процедурный кабинет, поставить укол. Я смеюсь, что этот укол будет самым болючим местом во всей операции. Процедурный пока занят, мы стоим рядом, ждём. Я поворачиваю голову направо и вижу на двери табличку. До неё примерно 10 шагов. На табличке написано: «Внимание, оперблок! Вход только для сотрудников». Я вижу это? Я вижу! Меня охватывает сильнейшее чувство, которое сложно описать словами. Оно поднимается откуда-то изнутри, я начинаю плакать.

— Девушка, вам больно? — взволнованно спрашивает сопровождающая меня медсестра.

— Скажите, а плакать можно?

— Можно.

— Мне не больно. Это слёзы радости...

О, дивный, новый мир! Здравствуй!