В еженедельном спецпроекте «Читальный зал» Сиб.фм начинает публиковать записки Ольги Ладик. В 90-е она нелегально, по туристической визе, уехала из новосибирского Академгородка на заработки в Соединённые Штаты и провела почти пять лет «в комфортабельной тюрьме с разрешёнными прогулками». Первая часть записок — о жизни прислуги в «еврейской Америке».
Холодные и голодные девяностые. Тёмной зимней ночью мы с подругой ходим по тропинке, протоптанной между высокими сугробами, и привычно ноем, жалуемся друг другу на жизнь. Дни стали одинаковыми, наши разговоры — унылыми и вязкими: о холоде, безденежье, о том, что мечты о яркой интересной жизни выцветают, мы стареем и замыкаемся в кругу невыносимых житейских нужд.
Вдруг что-то во мне щелкнуло, и я увидела нас сверху — как мы бредём в беспросветной темноте по этим бесконечным тропинкам, будто по лабиринту. И третьего дня бродили, и на прошлой неделе, и год назад, и причитали этими же словами. Со всей ясностью я поняла: сейчас или никогда. Я должна немедленно совершить какой-то решительный, может быть, безумный поступок и выпрыгнуть из этой колеи, иначе ничего стоящего в моей жизни уже никогда не случится, и все отпущенные мне годы я буду ходить по кругу, превращаясь в скучную раздражённую тётку.
По данным Росстата, из России в 1995 году эмигрировали более 347 тысяч человек. В 2007 году — около 47 тысяч
На следующий день дочь принесла газету с объявлением — звали собирать тюльпаны в Голландии. Потом было ещё много заманчивых приглашений: учительствовать в Африке, эмигрировать в Канаду и в Австралию, нянчить детей в Эмиратах. И хотя все эти проекты со временем лопались, как мыльные пузыри, жить с такими радужными перспективами стало интересней. Когда года через два на горизонте замаячила Америка, я подумала, что это — продолжение игры. А оказалось — правда. Спустя месяц я уже рассчиталась на работе, собрала со всех друзей деньги на дорогу, оформила фиктивный брак и с тошнотворным враньём проникла сквозь немыслимо узкое ушко американского визового центра.
И вот я стою на американской земле — лгунья, фиктивная туристка, намеревающаяся нелегально остаться в Америке и зарабатывать на хлеб насущный.
2 сентября 1997, вторник
Неужели я действительно стою на этом немыслимо далёком берегу? И где торжественность долгожданного момента? После одиннадцатичасового перелёта я плохо соображаю и не чувствую ничего, кроме усталости.
Изрядно поволновавшись на таможне и паспортном контроле, мы с Женей были свободны. Женя, бойкая и находчивая, моложе меня, прилетела со мной из Новосибирска. Из всей нашей многочисленной группы только мы вдвоём и получили визы.
Более 90% потока женской трудовой миграции идёт в обход официальных институтов (исследования Института социально-экономических проблем народонаселения РАН)
На выходе из аэропорта нас встречал Виктор, сотрудник принимающего агентства, солидный, уверенный в себе мужчина лет сорока пяти. Обнял нас, расцеловал. На Женины восторги о том, что все трудности позади, он возразил, что проблемы только сейчас и начинаются. О Викторе нам в Новосибирске говорили, что он будет для нас как отец родной, обо всём позаботится и всё устроит. Прежде всего меня поразил здесь теплый, очень влажный воздух, густой, насыщенный незнакомыми запахами. Так, наверное, пахнет море, какие-то экзотические растения. И ещё — громкое стрекотание цикад — просто гул стоит между небом и землёй. Долго, часа три, ехали по шоссе мимо городков с домиками, похожими на разноцветные детские кубики. Много зелени, холмы. Постепенно темнело, и в окнах домов зажигались огни.
Уже в темноте приехали в офис — дом на окраине какого-то селения. Несколько не очень опрятных комнат, в одной, видно, ночуют русские. Судя по их разговорам, они живут в Америке не первый год. Хорошо было бы их расспросить, но сами они интереса к нам не проявили, мы едва держались на ногах, да и Виктор не отлучался — откровенно не поговоришь.
Виктор объявил, что мы должны ему по 750 долларов: 550 — за устройство на работу, 100 — за встречу и 100 — за приглашение.
Он настаивал на том, чтобы мы сейчас же отдали ему деньги или паспорта, которые он вернёт, когда мы с ним рассчитаемся. Для нас это было неприятной новостью. В агентстве говорили только о 100 долларах за встречу. Мы поняли, что нас обманули в агентстве, или сейчас обманывает Виктор. Но ни возможности что-то доказать, ни денег у нас не было, на улицу ночью не пойдешь, да и днём не многого добьёшься без копейки в кармане и с фальшивыми туристическими путёвками. Поэтому мы, как овцы, безропотно отдали свои паспорта, хотя знающие люди не раз предупреждали о том, что этого делать нельзя. Виктор дал нам номер своего телефона с тем, чтобы мы звонили ему в случае каких-либо проблем. Объяснил, что сейчас отвезёт нас на место работы, будем убирать дома у евреев-хасидов. Что это такое, я толком не знаю, слышала только, что живут они очень своеобычно. Если эта работа нас не устроит, то в течение двух месяцев мы можем бесплатно получить другую. А позже придётся ещё раз платить за трудоустройство. Предупредил, чтобы сразу не спешили менять работу — в любом случае поначалу будет очень трудно. Всё это звучало убедительно. Как окажется на самом деле — скоро увидим.
Хасиды придерживаются строгого дресс-кода. Мужчины носят белую рубашку, капоту или пиджак с чёрными короткими брюками, заправленными в носки — символ удалённости от земной грязи
Нас с Женей повезли на место будущей работы. Часа через полтора, уже глубокой ночью, приехали в деревню Монрой. На пороге большого особняка нас ожидала моя хозяйка, миссис Гольдберг, худощавая властная женщина средних лет. Тут же, на пороге, договорились об условиях моей работы — шесть дней в неделю по 12 часов, с восьми утра до восьми вечера. Зарплата — 300 долларов в неделю. Первую зарплату мне выплатят только в конце месяца.
Жить и питаться я буду у хозяйки. Хорошо это или плохо, много или мало — я абсолютно не представляла, поэтому согласилась с тем, что предлагали. Женя будет работать в этой же деревне, где-то поблизости. Хозяйка предложила ужин, я отказалась — очень устала. Меня провели в маленькую комнатку в подвале дома. Кровать, шкаф, столик, в коридоре — туалет и ванная. В Москве уже утро, а в Новосибирске и вовсе день. Буду ложиться. Надеюсь, завтра ещё отдохну и осмотрюсь.
3 сентября 1997, среда
Кажется, я собиралась отдыхать и осматриваться — ничего подобного, в восемь утра уже вышла на кухню. Позавтракала — овощной салат, кофе, хлеб с очень вкусным ореховым маслом. Первое поручение — вымыть пол на кухне. Кухня — огромная, разделена барной стойкой на две половины. На одной половине — диванчик, длинный-длинный стол и десятка полтора стульев. О порядке на второй половине, на собственно кухне, хозяйка рассказала мне очень подробно. Эта кухня тоже поделена на две части, в каждой — своя плита, столы, холодильник, раковина, своя посуда и даже тряпочки. С одной стороны — всё, что предназначено для молочных продуктов, с другой — для мясных.
Эти продукты при еде или приготовлении смешивать нельзя ни в коем случае. Недопустимо посуду для молока ставить в раковину для мяса или наоборот.
Все прочие продукты прилагаются к тому или другому, но если они в мясной посуде, то их ставят на мясной стол, а если в молочной, то, соответственно, — на молочный. Всё это хозяйка объяснила мне очень внятно. Я поняла, что, каким бы абсурдным мне это ни казалось, всё — серьёзно, и ошибаться нельзя. И ещё я поняла, что с моей хозяйкой вообще ошибаться не стоит, хотя она и голоса не повышает, и разговаривает приветливо.
На основе Каббалы хасиды учат, что каждый еврей является носителем божественного начала и в их изгнании из Иерусалима есть великий смысл
На работу я надела прямую юбку и футболку. Всё это хозяйка забраковала, велела надеть чулки и что-либо длиннее. Женщины здесь носят одежду, которая закрывает ноги до икр и руки ниже локтя. Я надела зелёное платье, оно с рукавами и достаточно длинное. Хозяйке не понравилась открытая шея. В конце концов, мне пришлось надеть огромные разношенные шлёпанцы и широченный, длинный цветастый халат. Мыть в нём пол страшно неудобно — он ерзает по полу и пачкается, тем более что швабру здесь не используют, приходится ползать на коленях. В общем, я в моей рабочей одежде была похожа на чучело и очень стеснялась показываться людям на глаза.
Не знаю, понравилась ли хозяйке моя работа. Она сделала несколько замечаний, глядела изучающе и как-то неодобрительно. Потом послала меня в соседний дом. Там мне велели почистить серебряные вещи: большие красивые канделябры, блюда, бокалы и прочее. Затем вымыла несколько окон. Они очень большие, решётчатые и открываются сверху вниз, как в поезде. Старалась, конечно, очень, поэтому устала. Но с этой работой я, кажется, справлюсь.
6 сентября 1997, суббота
Свой первый выходной день я провела совершенно бездарно — как загнанное животное отлёживалась, отсиживалась в своей комнатке или на заднем дворике. Даже гулять никуда не ходила — нет сил. Неужели так будет всегда?
10 сентября 1997, среда
Впечатлений много, но писать некогда — так быстро проходят эти четыре часа свободного времени, с восьми вечера до 12 часов ночи! Обычно с утра я работаю в доме хозяйки, а после обеда — в чужих домах. Домой возвращаюсь в девятом часу. Моюсь, ужинаю, покурю-подумаю на своих задворках, ещё час-полтора занимаюсь английским или читаю, и пора спать. Устаю страшно. Ноги, руки к вечеру делаются чугунными. Руки избиты, все в ссадинах и болячках от ушибов и множества химикатов, которые использую во время уборки. Мою полы, окна, стены, плиты, духовки, холодильники, чищу унитазы, серебро, мою посуду, иногда глажу (это легче). Пот течёт ручьём. Работать приходится не приседая.
Клиентки, хозяйки домов, в которых я работаю, платят миссис Гольдберг за мою работу повременно, за каждый час, поэтому каждая заинтересована, чтобы в оплаченное время я сделала как можно больше.
Я знаю, что если раз-два мною останутся недовольны, то попросят прислать кого-либо другого, моложе и сильнее. Здесь, в деревне, работает много таких женщин с Украины, России, но больше всего полек. Украинские и русские женщины нелегально, с просроченными визами, живут здесь годы и годы. У полек другой статус. Им довольно легко дают визы на десять лет. Они даже могут ездить домой, но, как ни странно, не многие используют эту возможность. Я встречаю их, переходя из одного дома в другой. Здороваемся, улыбаемся. Так я познакомилась с Аллой. Она приехала сюда из России полгода назад, побывала тут и там, жила какое-то время с американцем, который её обижал, а потом оказалось, что им интересуется полиция в связи с убийством. Очень эмоциональная, в своих рассказах путается, ругается последними словами, всем недовольна — и работой, и женщинами, с которыми она живёт.
По неофициальным оценкам, в США работает от 9 до 20 млн нелегалов
Оказывается, так комфортно, как я, живут очень немногие. Обычно хаускиперов (так нас здесь называют) селят по два-четыре человека в комнате, а иногда для них снимают целый дом. Там, конечно, веселее: можно многое узнать об американской жизни, о работе, а это очень важно сейчас, но и всяких ссор, выяснений отношений тоже, видать, достаточно. Люди ведь разные, многие обозлены теснотой, непосильным трудом, тоской по дому. Мне грех жаловаться, в моей комнатке никто мне не мешает, скучать некогда, о доме я сейчас стараюсь не думать.
Иногда мне кажется, что я не выдержу и умру — так всё болит от работы. Бывает, давление поднимается до 240. И это при том, что я постоянно принимаю лекарства, которыми запаслась в России. А что будет, когда они закончатся? Говорят, что лекарства здесь безумно дорогие.
12 сентября 1997, пятница.
США занимают первое место в мире по количеству автовладельцев — 765 на каждую тысячу граждан
Попробую описать деревеньку, в которой я живу. Городок Монрой расположен часах в двух езды от Нью-Йорка. Я ничего о нём не знаю, могу только догадываться, что это небольшой городок, ничем особенно не примечательный. И живут там обычные американцы, которых я до сих пор толком ещё не видела. А километрах в пяти от него расположена наша деревня. Здесь живут только очень религиозные евреи, которые сами обособились, чтобы избежать влияний современной светской жизни, которую они считают тлетворной. Между городком и деревней нет автобусного сообщения. У всех местных жителей есть автомобили, а пришельцы, вроде меня, при надобности ходят в город пешком.
Место здесь очень холмистое, повсюду лес: акации, дубы, клёны. Я видела сосны, ели и много деревьев незнакомых мне пород. На дворе уже сентябрь, а зелень яркая, пышная. По лесу от дома к дому петляют, пересекаясь, неширокие дороги. Дома расставлены поодаль друг от друга. Перед каждым — зелёная ухоженная лужайка с клумбами. Эти американские дома кажутся игрушечными, но на самом деле они довольно большие, двух- и трёхэтажные, по 10-15 комнат разного назначения.
Помню, в России, ругая наши стандартные хрущёвки, говорили, что на Западе, мол, все дома — разные. Оказалось, что это не так.
Эта деревня, видимо, строилась по трём-четырём типовым проектам и многие дома похожи друг на друга,как близнецы. Но они очень удобные, с множеством спален и подсобных помещений. Кроме столовой, в которой едят в будничные дни, обязательно есть парадная столовая с громадным столом, буфетами, наполненными красивой серебряной посудой, высокими серебряными подсвечниками и другими прелестными вещицами, назначения которых я не знаю. Всё это не лежит мёртвым грузом, как часто бывает у нас, а используется по субботам и в праздники. В гостиных — диваны, шкафы с книгами, думаю, религиозными. Мебель красивая, похожая на старинную, из дерева ценных пород. В спальнях громадные встроенные шкафы, туго набитые одеждой и обувью. Есть дома богатые, в них просторнее, чище, красивее. Есть — беднее, а изредка я убираю и в очень бедных, очень грязных домах. Но таких мало.
В США минимальные нормы размеров жилого пространства определяются отдельно для каждого штата: в Арканзасе минимум на семью — 242 квадратных метра, в Огайо — 168
Женя живёт на соседней улице. Видимся мы с ней нечасто. Обе устаём от работы, к тому же она живёт в квартире с женщинами с Украины. Они опытные, работают не первый год, знают писаные и неписаные законы и правила. Жизнь там кипит, с отъездами, приездами, иногда ссорами. В общем, Жене не до меня, хотя иногда она скупо делится со мной ценной информацией. Например, о том, что у нас есть возможность ещё на полгода продлить визу, которая заканчивается очень скоро. Это может сделать Виктор за 80 долларов. Долларов жалко, но виза — святое дело, лишь бы не обманули.
Я начинаю догадываться, что вокруг таких простаков, как мы, вьётся много всяких жуликов, которые щедро обещают быстренько организовать гражданство, визы, замужество — осуществить все заветные мечты неопытных нелегальных эмигрантов.
Они знают, что никуда обманутые люди не пойдут жаловаться, так как их тут же депортируют, а то и в тюрьму посадят.
Мне нравится Женина трезвость и практичность. Это и неудивительно — в России она занималась бизнесом, торговала на рынке молочными продуктами. Там, рассказывает, столько акул, что ой-ой-ой! Что-то не сошлось, и она оказалась с астрономическими долгами и очень серьёзными угрозами. Поэтому поехать в Америку было для неё делом жизненной важности. Ей нужно быстро заработать здесь деньги и рассчитаться. В России остались дочь-студентка, сестра, родители, с ними может случиться всё что угодно. Недавно Женя по секрету сообщила мне, что у неё появилась возможность перейти на другую работу. Там платят гораздо больше.
Подпишитесь на нас в Telegram
