В моей семье к церковным делам всегда относились уважительно. Весной ставили вербу, пекли пасхальные куличи, красили яйца, отмечали все православные праздники. Мама, бабушка, тёти — часто молились. В храм, правда, никто не ходил: их в округе не было. Единственное место для молитв в том городе, где я росла, находилось в одном здании с магазином «Мебельтехника». Было неприятно — в этом же помещении вели приём стеклотары, стеклотару приносили одутловатого вида мужики, которые на вырученные деньги тут же покупали алкоголь и начинали радоваться жизни. Это сейчас для паствы построили отдельную церковь, а тогда, в
Крестили меня в детстве дважды. Первый раз — подпольно, у каких-то старушек (в детскую память врезалась тёмная комната, свечки и шептания). Второй раз — в настоящем церковном антураже: в нашу скромную дыру приехал поезд-храм по линии «Российских железных дорог» и жители города, ну, как минимум, все железнодорожники станции, массово повалили креститься. Вместе с детьми. Мама верила, что это поможет нам в проблемах со здоровьем — у неё обнаружилось редкое заболевание, которое обычно выявляют во время вскрытия, когда человек уже мёртв, а у меня стремительно и непонятно из-за чего падало зрение. В общем, надлежало креститься, и я помню, с каким (возникшим неизвестно откуда) благоговением таскала в школу маленький алюминиевый крестик, выданный батюшкой.
Скандал с фотографией патриарха, у которого на руке видны дорогие часы, получил новый виток: на сайте РПЦ с этой фотографии часы исчезли, а отражение на столе осталось. Позже оригинал фото вернули, а причастных обещали наказать
С тех пор прошло много лет. И вот теперь я (человек, можно сказать, для церкви посторонний) вдруг начинаю осознавать — я испытываю странные эмоции, которые возникают как реакция на то, что заявляет в публичной плоскости высшее руководство нашей церкви. Вот эти эмоции: недоумение, негодование, разочарование, горечь, ненависть, вероятно, вражда. Я не то чтобы слежу за жизнью РПЦ, нет. Я самый что ни на есть обычный мирянин, который при этом путается в терминологии. Но вот я что-то воспринимаю и что-то по этому поводу чувствую. И то, что я в итоге чувствую, меня, скажем прямо, пугает.
В моё информационное пространство попал скандал вокруг выступления в храме панк-группы Pussy Riot, дорогие часы церковных деятелей, затёртые с помощью фотошопа с фотографии на сайте РПЦ, осуждения новосибирским митрополитом небогоугодной выставки с эротическими литографиями Пикассо. Утро Вербного воскресенья добило материалом, которое опубликовал в блоге на сайте «Эха Москвы» православный религиовед Валерий Отставных. В нём говорилось, что 8 апреля «в храмах Русской православной церкви настоятели будут обязаны с амвонов прочитать следующий текст» и далее цитировался документ, принятый по итогам заседания Высшего церкового совета РПЦ 3 апреля. В нём, в частности, говорилось, что РПЦ демонстрирует активную позицию по многим злободневным вопросам и активную позицию в решении актуальных социальных проблем, способна объединять миллионы людей в молитве, добрых делах и заботе о будущем народа.
«Но это, к сожалению, не у всех вызывает радость и приятие», — говорится в опубликованном циркуляре.
Под «не всеми» в документе названы антицерковные силы, которые «опасаются усиления Православия в стране» и боятся возрождения национального самосознания и массовой народной инициативы.
«Такие люди немногочисленны, но некоторые из них обладают влиянием и готовы использовать свои финансовые, информационные и административные ресурсы для дискредитации иерархов и клириков, для порождения расколов и отторжения людей от храмов. К этим силам присоединяются те, кто продвигает ложные ценности агрессивного либерализма, ибо Церковь непреклонна в своей позиции неприятия таких антихристианских явлений, как признание однополых союзов, свобода выражения всех желаний, неудержимое потребительство, пропаганда вседозволенности и блуда. Кроме того, нападки на Церковь выгодны тем, чьи меркантильные интересы ущемляются программой возведения новых храмов в густонаселённых районах Москвы и иных крупных городов». Дальше следовало ещё несколько абзацев текста и призывы к покаянию.
Я решила посмотреть, как настоятели будут зачитывать этот текст, и побежала в ближайший храм — до начала утренней службы вроде бы оставалось 30 минут. При этом я точно не знала, где находится храм и во сколько именно начнётся служба (но было внутреннее убеждение, что всё стартует в девять утра). Святое место нашла по пастве — люди с вербами в руках, женщины смиренного вида в платочках стекались к деревянному зданию отовсюду в одно время со мной.
За церковной оградой развернулась торговля вербами и свечками, внутри было ещё немноголюдно. Я накинула на голову палантин, встала возле окна и время от времени крестилась — иначе бабушки начинали подозрительно на меня коситься. В это время в зал вышли церковные служители, установили вдоль стен подставки для книги и креста с изображением распятого Христа и стали приглашать людей на исповедь. Люди пошли.
Со стороны это выглядело так: человек склонялся над подставкой с книгой (Евангелие или Ветхий завет — я, лапоть невоцерковлённый, разобрать не смогла) и распятием, батюшка накидывал ему на голову фрагмент своего одеяния и подносил туда ухо. Если суть исповеди была понятна, он выпрямлялся и отпускал грехи. Если требовались уточнения, батюшка тоже забирался с головой под полотно и что-то спрашивал у исповедующегося.
После того как грех был отпущен, надлежало поцеловать книгу и крест. Некоторые целовали батюшке левую руку.
Я тоже решила отпустить грехи — ведь чувство ненависти, которое я вдруг стала испытывать, это грех. Но поскольку я раньше никогда на исповеди не была, разговор с батюшкой начался с неверной траектории. Возможно, поэтому он длился не меньше пяти минут, в то время как остальная паства управлялась максимум за минуту.
Эротическую выставку Пикассо, якобы запрещённую во всём мире, осудил новосибирский митрополит Тихон
— Испытываю сомнительные эмоции в отношении и после того, что заявляет в публичном пространстве руководство Русской православной церкви, — стала объяснять я батюшке.
— А что оно заявляет? — поинтересовался он.
— Что надо объединиться против врагов, противодействовать какому-то агрессивному либерализму.
— А где об этом говорится?
— Вы разве не знаете? Вы же сегодня должны это зачитывать пастве, в интернете текст опубликован, принятый высшим церковным советом 3 апреля.
— А вы поменьше интернет читайте, — посоветовал батюшка, — там такое пишут. Там комменты, например, на форумах за деньги оставляют. Или пишут, что все священнослужители ездят на мерседесах. А у меня даже велосипеда нет. Вы раньше исповедовались?
— Нет, первый раз пришла.
— Ну тогда скажу вам, что начинать нужно с того, за что вы хотите попросить покаяния.
— Хочу попросить покаяния за чувство ненависти и вражды, возникшее во мне как реакция на то, что заявляет высшее церковное руководство. Очень неприятное чувство, церковь должна объединять, а не разъединять.
— Я понял. Ну, может, у вас ещё какие-то грехи есть? Может быть, вы воровали?
— Нет, не воровала.
— Вы семейный человек, может быть, были прелюбодеяния? Может быть, чувство зависти возникало?
— Да нет, вроде бы не было ничего такого.
— А может быть, чувство обиды возникает в отношении вашего окружения?
— Чувство обиды возникает время от времени, да, за это тоже надо покаяния просить? Прошу, конечно.
Разговор с батюшкой длился дольше приведённых выше реплик, воспроизводить по памяти всё не берусь, только то, что запомнила наверняка — писать на диктофон беседу на исповеди как-то совсем не по-христиански, да и не для этого я туда шла. Но среди прочего мне напомнили, что церковь — не политическая организация, сказали, что про письмо ничего не знают («но вы послушайте, о чём мы будем говорить»), и предложили подготовиться к причастию. Я вежливо отказалась.
Поцеловав книгу и распятие, я не ушла сразу писать этот текст. Достояла до конца литургии, выяснила, что обещанное письмо из интернета на утренней службе никто не зачитывал. Заодно узнала много нового о жизни церкви, послушала, как красиво поют молодые ребята в здешнем хоре, удивилась тому, как много детей на службе. Перед тем, как освятить вербы прихожан, батюшка попросил помощи — рядом с храмом строится Дом милосердия, нужно прибрать внутри после стройки, разгрузить кое-что, приготовить к празднику Пасхи храм божий и ограду церковную.
На обратной дороге я всучила милостыню неимущим, которые культурно выстроились в ряд на выходе из православной территории. И пока шла домой, поняла — исповедь на мои эмоции не очень повлияла. Теперь вот думаю, что надо поучаствовать в церковном субботнике. Возможно, мою заблудшую душу спасёт труд. Или не спасёт.
Зато сегодня по церковному уставу разрешается кушать рыбу.
Подпишитесь на нас в Telegram
