сегодня
22 декабря, 21:25
пробки
2/10
курсы валют
usd 102.3 | eur 106.5
83.98% 5.5
сегодня
22 декабря, 21:25
пробки
2/10
курсы валют
usd 102.3 | eur 106.5

Детки в клетке

Иллюстрация Максима Поминенко

Полгода я проработал учителем в обычной средней школе на окраине Новосибирска. Краткое содержание первой части: если ты мужчина, то устроиться в школу — легче лёгкого, если ты просто адекватный человек — тем более, никакого особенного отбора нет. Тем, что ты рассказываешь детям, всерьёз никто не интересуется. Учителя могут зарабатывать достойные в среднестатистическом выражении деньги, а все разговоры о массах бумажной работы — не более чем банальная лень. В этой части — о родителях, учителях и, конечно, самих учениках.

Родители

Я сам закончил школу совсем недавно — не прошло и десяти лет. И в моей памяти родители всегда трепетно (порою даже чрезмерно) относились к учителям. Если учитель сказал, что твоё поведение прескверное, а успеваемость никуда не годится — значит так оно и есть, и виноват ты.

Оказалось, с тех пор многое изменилось. За полгода работы в школе у меня сложилось стойкое ощущение, что родители воспринимают учителей как обслуживающий персонал. Но ко мне, видимо, отношение было ещё сложнее. Ну а что должен подумать родитель, если новый учитель истории — молодой парень?

Ясно как день — этот парень или какой-нибудь педофил, из тех, что показывают по телевизору, или закоренелый неудачник.

Я видел, кто родители моих детей: в конце каждого классного журнала есть раздел, где подробно описывается, кем работают родители, в каком они семейном положении, какое у них образование, и так далее (кстати, я был бы против, если бы обо мне вот так писали в школьном журнале). Это типичные жители окраин: рабочие, грузчики, продавцы, медсёстры, технички, сторожа, охранники, «менеджеры». Правда, среди родителей всех классов был один инкассатор и один работник обслуживания самолётов.

Первый раз живьём я встретился с родителями на третьей неделе моей работы.

Дело было так. За неделю до этого я поставил одному шестикласснику двойку. Вполне заслуженно — он даже не проявлял стремления учиться и отчего-то был уверен, что ему за это ничего не будет. Почему — быстро стало понятно. Во время урока в дверь буквально ворвался какой-то мужчина и с порога стал требовать объяснений, почему я поставил его сыну «двойку». Само собой, за три недели я не могу запомнить имена и фамилии трёхсот с лишним учеников (а именно столько их было в десяти моих классах — от 5 до 11), и то обстоятельство, что я не помню этого конкретного факта «двойки», папу ещё больше возмутило.

Знаете, чего он от меня ждал? Ответной агрессии, потому что именно так с ним поступали другие учителя, ущемлённые в своём величии.

Но агрессии не последовало, и папа был в шоке, что с ним, похоже впервые, поговорили по-человечески. Оказалось, что он — офицер в отставке, вышел на пенсию и ввиду наличия свободного времени стал слишком активно заботиться об успеваемости сына. Итог: чтобы не париться с его претензиями, учителя стали просто «подтягивать» сына, который окончательно разленился и стал «неприкасаемым». И таких в школе — целый список.

К тому времени, когда пришла пора ставить оценки за четверть, мальчик упорно занимался ерундой на уроках, нагло проигнорировал итоговую контрольную и в целом вёл себя довольно развязно. Ладно — поставил ему тройку.

Двоек по гуманитарным предметам за четверть быть не должно — так говорили завучи.

Фото Детки в клетке 2
«Личным распоряжением» также был уволен директор новосибирского оперного театра Борис Мездрич

Но и этого оказалось мало. Тройку ставить тоже ни в коем случае нельзя, потому что в школу опять придёт отставной офицер и начнёт всем «вставлять мозги» — опять. В итоге личным распоряжением директора мальчик получил за четверть «четвёрку».

Ещё одна история. На уроке истории в шестом классе дети как-то особенно раскричались (шестой класс — самое начало «ломки» переходного периода), и я дал им самостоятельную работу по учебнику, с условием, что в конце все будут опрошены. До этого — делайте, что хотите, хоть на голове стойте, но знайте — в конце всех спрошу. Далее я просто приведу цитату из письма родителей (стиль, орфография и пунктуация заботливо сохранены):

«мы хотели бы знать за что и на каком основании поставили моему ребёнку неуд, за то что ребёнок ответил правильно, а ВЫ из-за шума не услышали её ответ. Может быть Вы так хотели его услышать? Я терпела это в первой четверти, но дальше это продолжаться не может. Мой ребёнок не заслуженно получил 2. Я этого не оставлю, вопрос будет решаться на уровне директора школы, по поводу Вашего преподавания в классе, а также Вашего пребывания в школе. И поверьте Мы родители наших детей, этого добьёмся Это уже ходатайство всех родителей. Завтра Мы с ВАМИ ВСТРЕТИМСЯ У ДИРЕКТОРА».

В этом письме ценно всё: и тон, и содержание, и посыл, и типичное представление родителей об учителе.

Итак, учитель в их представлении: первое — боится директора, второе — с ним можно разговаривать грубо, третье — он до конца будет держаться за своё место.

Фото Детки в клетке 3
До 1864 года ученик, получивший два «нуля» подряд, подвергался телесному наказанию

В целом — недалеко от истины, если говорить о среднем учителе. Почему я так подробно рассказываю? Потому что эти истории — типичные. «Понимаешь, они насмотрелись телевизора, в котором каждый день им показывают, что в образовании работают жулики, что здесь всё покупается и продаётся, что нужно уметь отстаивать свои права. И они отстаивают — как умеют», — заверила меня директор школы, когда я напрямую спросил её, а какого, собственно, рожна родители позволяют себе так разговаривать?

Учителя

Этот раздел — самый простой. 90 процентов произведений мировой литературы, кино и театра — про то, как в какую-то сплочённую группу людей попадает человек, совершенно на них непохожий, и начинается конфликт. Так что моя история будет лишь очередным тому подтверждением.

На мой взгляд, учителя — один из самых сплочённых слоёв нашего общества.

Как правило, это люди за 40, уже глубоко обиженные на жизнь и застывшие в понимании одновременно и собственной исключительности, и ничтожности. При этом они привыкли, что все вокруг считают их бедными неудачниками, более того, они уже и сами в это давно поверили.

Учитель в нашей школе — это такой авторитарный тиран (тавтология здесь — для усиления эффекта), который работает здесь только для того, чтобы держать у детей дисциплину. Всё — больше ничего не надо.

В представлении этого сообщества если у тебя на уроке дисциплина — значит ты хороший учитель.

Фото Детки в клетке 4
Средний возраст учителя в России — 52 года. Мне на момент преподавания было 25 лет.

А то, что это достигается путём оскорблений и доходящего до маразма требования к тишине — неважно.

Кстати, со мной вместе в школу пришла молодая учительница. И уже через два месяца она вела себя как вечно прибедняющаяся бюджетница, обиженная на весь мир, и всерьёз удивлялась, а чего это я не кричу на уроках на детей?

А ещё учителя думали, что они для меня, безусловно, будут авторитетом. С чего бы вдруг? На этой почве конфликт тлел несколько недель, и я был в курсе, что учителя банально ябедничают на меня директору за малейшие оплошности и настраивают против меня детей. Я тоже времени не терял: потихоньку спрашивал детей об их знаниях, получаемых на других уроках, и быстро понимал, что цена этим знаниям — ноль. Учителя требуют от них тишины и зазубривания, но не требуют от них рассуждений и собственного мнения.

Первый конфликт случился, когда я на 10 минут опоздал на урок. Строгая учительница истории, которая была определена моим куратором (то есть в начале работы сидела на моих уроках и нещадно их критиковала, получая за это, кажется, около 500 рублей в месяц в качестве доплаты), встретила меня в дверях.

Дети были посажены на контрольную и затерроризированы до полной тишины.

Фото Детки в клетке 5
Согласно исследованию новосибирских учёных, до трети знаний по программе для начальных классов направлены на области мозга, которые у детей ещё не развиты

И при детях она начала говорить, какой я плохой учитель, какой я подаю пример, как у меня дети ничего не будут знать и так далее и так далее. Ну, и что мне оставалось делать? Так же, на весь класс, я ответил: «Ну что ж, идите и нажалуйтесь директору, вы же это хорошо умеете». Её лицо сначала посинело, затем побагровело, она опешила от такой наглости и змеёй выпалила: «Я этого так не оставлю».

Второй случай произошёл с учительницей биологии. По понедельникам мы занимались в её классе, и после 7 уроков, естественно, оставался какой-то мусор. Но она приписала нам то, чего мы не делали, а именно: поломку двух парт. В стиле отставного офицера она заявилась на один из уроков и с видом оскорблённого демиурга заявила, что я прямо сейчас должен найти виновного или сам идти и делать злосчастные парты. Я ей ответил, что мы этого не делали и на её глупые претензии я реагировать не собираюсь. Далее — по списку: синева, багрянец, «я этого так не оставлю».

Было и такое, когда на планёрках у директора они уверяли, что дети после моих уроков ничего не будут знать. Я отвечал, что и после их уроков они также ничего не знают.

Они говорили, что у них 25 лет стажа, высшая категория и три переаттестации, а я отвечал, что в современном мире это ничего не значит, если вы умеете соблюдать дисциплину только криком.

Синева, багрянец — ну, вы поняли.

Я точно знал, что они называют детей «эмбицилами» и уверяют их, что максимум, на что они способны — пойти работать на завод. Они дают знания в том виде, в котором усвоили их лет тридцать назад, а все их переаттестации — не более чем пустая формальность. Они считают, что детей нужно «тянуть», что главное — коллективизм и мысль «не высовывайся».

Ученики

Знаете, почему об учениках я говорю в конце? Потому что по своему значению в школе — они именно последние. Но они же — самые позитивные.

С самого начала я решил, что буду современным демократичным учителем, общение с учениками — как с личностями, никакого насилия и криков, воспитание здоровой конкуренции.

Как вы думаете, к скольким из этих пунктов оказались готовы ученики? Верно, ни к одному — идеология казарменной школьной жизни к этому не располагает.

Поэтому у детей, когда я с ними начал общаться демократично, началась ломка. Да, я мог и шутить, и сидеть на столе, объясняя новый предмет, и рисовать на доске схемы в виде забавных картинок. На уроках обществознания, чтобы понять, как устроена экономика, мы делали бумажные самолётики, а на уроках МХК смотрели артхаусное кино. Вместо заучивания дети делали собственные проекты. Даты на истории мы не запоминали (зачем, если можно быстро всё посмотреть в интернете?), определения — тоже. Главное для меня было донести до них причины того или иного события и научить рассуждать. Если это получится — выучить даты не составит большого труда. Если в вас уже зреет возмущение, отсылаю к зарубежным школам и современным достижениям детской психологии. И да, учителя и завучи говорили мне, что воспитание в детях конкуренции и ответственности за собственную жизнь (учёбу) — это неправильно.

Ломка у детей сменилась «проверкой границ».

Дети пытались понять, где те рамки, после которых я всё же сорвусь и начну вести себя, как «нормальный» учитель — то есть грубо.

В таких случаях им давалось задание (как правило, чтение учебника), и они предоставлялись сами себе. Хотите — кричите, но в конце — знайте! — придёт ответственность в виде вопросов по материалу. Пару серий двоек половине класса — и они поняли, что такое ответственность за свои действия, а не постоянные окрики учителя.

20 000 рублей получал я в школе за 18 академических (или 13,5 «реальных») часов в неделю

Некоторые дети буквально преобразились. Оказалось, что, если чуть-чуть отойти от стандартной программы (исполнение которой всё равно всем интересно только на бумаге) и дать детям возможность заниматься тем, чем они хотят, многие становятся очень продвинутыми. Например, с одним мальчиком в шестом классе мы разбирали, как курс доллара влияет на российскую экономику — и ко всем выводам он приходил сам. В восьмом классе мы делали полноценное социологическое исследование, а в седьмом разбирали на круглых столах психологические задачи.

Единственные, о ком у меня нет восторженных комментариев, — это одиннадцатиклассники. Это несчастные дети, которых система уже переварила. Их главная цель — ЕГЭ или выпускной вечер (на выбор). Рассуждать они уже не умеют, их мозг настроен на заучивание. Сказать небольшую речь они тоже не в состоянии. Им на всё наплевать, если учитель не требует от них обратного. Словом, они как будто полностью лишены воли, став винтиками системы. Если считать, что школа заточена именно под это — то да, у нас отличное среднее образование.

Почему я ушёл


Если вы знаете, с чего начать решение проблем российского образования —
!

Не потому, что большая часть учителей меня ненавидела, что я устал или разочаровался. Нет, школа осталась одним из самых интересных моих опытов. Просто я понял, что чувствую себя борцом с ветряными мельницами, а системе вокруг вполне нравится существовать в своём болотце. Если им всем нравится — почему я должен там что-то менять? Формализм, пиетет перед начальством, порядки колонии строгого режима, скверное устаревшее образование, потребительское отношение у всех по отношению ко всем — вот что такое современная российская школа такой, какой я её увидел. Повторю — я уверен, что моя школа была типичной, а вовсе не плохой.

Также я ушёл и потому, что в моих классах должны были начаться темы, связанные с «воспитанием патриотизма». Простите, но патриотизм — понятие ненаучное, а показывать отрицательные стороны «великой российской истории» я как учитель не имел права, таковы порядки.

Единственные, кого мне жаль в этой истории, — это дети. Они хорошие и умные, правда. Жаль, что система старательно упаковывает их в свои скверные формы.

Загрузка...