Переговорщик

Слухи о том, что новым музыкальным руководителем и главным дирижёром новосибирского оперного станет тридцатитрёхлетний латыш Айнарс Рубикис, победитель всемирного конкурса дирижёров имени Малера, начались ещё летом, но контракт был подписан только 19 декабря. Интересы молодого музыканта представляет британское артистическое агентство Askonas Holt. В судьбе своих подопечных оно принимает живейшее участие — все три приезда в Новосибирск Рубикиса сопровождала похожая на повзрослевшую Мэри Поппинс Рона Иствуд — заместитель директора Askonas. Об отношениях с музыкой, оркестром и агентством Айнарс Рубикис рассказал корреспонденту Сиб.фм за полчаса до того, как в первый раз вышел на сцену в качестве главного дирижёра.

Как вы начали работать с Askonas Holt?

В опере XVIII века дирижёра называли «дровосеком», потому что в его руках была палка длиной 1 метр 80 сантиметров

После конкурса я приехал в Лондон. Там я встретился с представителями шести агентств. Все они были лондонские, но работали по всему миру — такие как, например, IMG. И я, когда ехал в Лондон, планировал только пять встреч с пятью агентствами — Askonas среди них не было, мне позвонили за день до отлёта. Мы говорили два часа. Причём они знали, что я победил в конкурсе Малера, но не видели меня в работе, даже когда мы уже подписали контракт.

Они просто взяли очередного победителя Малеровского конкурса?

Нет. Конечно, у них была ещё информация. Они её собрали довольно много. Музыкальный мир очень тесен. Помню, когда мне позвонил Борис Мездрич, и я на следующий день рассказал об этом Роне, она, конечно, первым делом разыскала все истории об этом театре: кто тут работал, что, где, когда — всю картинку. И только потом мы решили ехать знакомиться.

Что касается того, почему я выбрал Askonas Holt — для меня это агентство как открытый дом, и я часто в Лондон езжу просто, чтобы побыть с ними, это не отношения «агент — артист», ты там воспринимаешь себя как члена семьи.

То есть вас подкупила атмосфера?

Нет, не атмосфера. Я вам скажу, что меня подкупило. Первым, кого я там встретил, был директор Askonas. И если с другими агентствами мы разговаривали об искусстве, о музыке, о том, что они могут мне предложить, то Мартин (исполнительный со- директор Askonas Holt Martin Campbell-White)
первый вопрос задал в лоб (Айнарс говорит «среди глаз»): «Что тебе нужно?» Я говорю: «Ну как, вы же меня пригласили?» Ответ был: «Ну и что? Чего ТЫ хочешь от нас?»

И он заставил меня думать с первой минуты знакомства о том, чего я хочу в жизни.

А вы сами до этого формулировали, чего хотите от своего будущего?

Нет. Конечно, идеи какие-то есть у каждого, но не было такого сконцентрированно-сформулированного ответа. У меня главная цель и была и есть — заниматься тем, чем я хочу, и вопросы «нет денег — есть деньги» никогда не останавливали. Вот какой цели не было у меня совсем — это цели выиграть конкурс.

Вы шли на конкурс и не хотели победить?

Нет. Совсем. Там была другая история. Я попал на конкурс только потому, что меня уговорил мой бывший преподаватель по хоровому дирижированию. Он дал мне анкету на двух листах и сказал — заполняй. Я отказался. Я до этого уже трижды посылал заявки на разные другие конкурсы — и не попадал. Поэтому просто махнул рукой и решил, что это не для меня, я буду жить своей жизнью.

И потом, когда я поехал в Бамберг и увидел, какое там настроение, обстановка, посмотрел на других 11 конкурсантов, окончательно понял — это не для меня. Весь этот дух соревновательности, когда важна именно победа.

В итальянской опере дирижёров было двое: один, скрипач, руководил оркестром, другой, клавесинист, — певцами

На конкурсах я был с хором. И ещё тогда понял, что есть коллективы, которые ездят, чтобы победить и получить приз, а есть те, для кого цель — держать себя в хорошей форме, выступать на разных площадках, они ездят ради сцены, музыки, своего дела.

После того, как меня объявили победителем, мне позвонил латвийский журналист и задал вопрос: «Какая она была, эта борьба?» А её не было, не было никакой борьбы. Потому что я шёл на сцену и не думал, что там сидит жюри. Я поехал, потому что хотел «попробовать руку» на Западе, с хорошим оркестром. Это шанс — поработать с оркестром такого уровня, проверить себя.

То есть у вас духа соревновательности, стремления прийти первым совсем нет?

Нет. Тем более, что я не спринтер — если уж бежать, то не на короткую дистанцию, а на длинную.

Ещё в XIX веке все дирижёры стояли всегда лицом к публике — показывать ей спину считалось неприличным

Когда вы дирижируете, думаете, как вы выглядите со стороны?

Никогда. Я показываю то, что чувствую сейчас. Музыка, театр — вообще искусство сиюминутное. Это картину — нарисовали, повесили на выставку, не понравилось зрителю — можно снять и перерисовать. То, что делает на сцене актёр или музыкант — единовременное искусство. Он не может уже ничего исправить — время прошло, процесс завершён. Именно в этом уникальность.

А записи свои смотрите, слушаете?

Нет, — энергично мотает головой, — не люблю. У меня потом весь день испорчен. Я ошибки буду выискивать и найду обязательно. Вот этот профессиональный кретинизм я стараюсь не допускать. Бывает, когда без этого не обойтись — но день потом испорчен.

Небольшую деревянную палочку для дирижирования впервые применили композиторы и дирижёры Карл Вебер и Людвиг Шпор

Вы готовы к тому, что отношения с новым коллективом могут сложиться не сразу?

Я буду стараться, я человек миролюбивый и всегда стараюсь вопросы решать мирным путём. Я знаю, что это не всегда удаётся, но у нас рот не только для еды: разговоры, разговоры, разговоры. Разговоры — и какой-то выход всегда можно найти. Нет такого пространства, откуда не было бы двери. Из конфликта или недоразумения всегда можно найти выход. Мои двери здесь всегда будут открыты — я это сказал на собрании сегодня в театре. Я знаю, и здесь и на Западе много коллективов, в которых музыканты никогда не могут зайти в кабинет главного дирижёра или директора. Это не мои правила. Главное — это разговоры, всегда всё можно решить. Почти всё.

Сколько времени вы будете проводить в Новосибирске?

Есть условная цифра — десять недель, но мы все — и я, и Рона — понимаем, что это ничего. Я буду стараться приезжать сюда, как только представится возможность. Это не значит, что я буду всё время дирижировать — работы очень много. Просто нужно было поставить какую-то цифру. Но я сразу сказал, что я не могу терять те возможности, которые у меня сейчас есть, например, в том, что касается возможности исполнять симфоническую музыку. У меня в этом мало опыта, я должен познакомиться с разными музыкальными коллективами.

Например, за этот год я узнал, что с разными оркестрами работают абсолютно разные вещи. Как одно и то же лекарство кому-то поможет, а кому-то — нет.

Оркестры в разных странах играют по-разному, у всех свои краски. И у дирижёра — своя. И ты должен её перенести.

Мендельсон дирижировал тростью, обтянутой кожей, а Гектор Берлиоз и вовсе считал идеальным предметом обычную сучковатую ветку

Бывает, что оркестр сопротивляется и не поддаётся?

Бывает, но это проблема дирижёра. Это он должен найти маленькую скважину, чтоб «влезть к ним».

То есть дирижёр — это профессия не диктаторская?

Нет, ну совсем нет — это же командная работа. Всё ведь на сцену потом идёт, и зритель всё ощущает. Всегда чувствуется: диктатор — или человек, который любит свой оркестр. Дирижёр — не диктатор, он, скорее, переговорщик.

Я был в Гонконге в сентябре, а там другая культура, совсем другая. И город, и люди — всё другое. У меня вообще был шок. И у нас было три или четыре репетиции — и я пробовал очень много и способов, и приёмов — как зайти в оркестр, как сделать так, чтобы появилось доверие. Ладно, думаешь, это не сработало — попробую другое, потом третье — всё бесполезно.

Но первые две репетиции это было, как будто стоишь перед стеной. Ты просто бьёшься в неё. Дирижёр — это больше психоаналитик. Ему надо поймать ситуацию, найти решение. И стандартных приёмов не может быть никогда — мы же все разные.

А если оркестр незнакомый, и времени на репетиции немного — когда ж его полюбить?

Надо стараться. Неделя, два дня — надо.

Так у гастролирующего дирижёра запас любви должен быть бесконечным?

Да, бесконечный и быстрый, очень быстрый.