В городских супермаркетах ежегодно появляются новые виды йогуртов и различные мясные деликатесы, а сами супермаркеты есть уже в каждом квартале. Рыночная торговля за последние 20 лет подарила горожанам огромный ассортимент продуктов, и мало кто задумывается, откуда родом йогурт в красивой бутылке. Как деревни, кормящие города, переживали переход к рыночной экономике, и что происходит с сельской жизнью сегодня, корреспонденты Сиб.фм спросили у старшего научного сотрудника Института экономики и организации промышленного производства СО РАН Ольги Фадеевой, одного из авторов книги «Российская деревня в лабиринте реформ».
Ольга Петровна, вы выросли в деревне?
Нет, я городской житель, и интерес к сельской тематике связан с моей специальностью. Окончив НГУ, я по распределению попала в отдел социальных проблем Института экономики, где в то время изучались различные аспекты обычной сельской жизни и работы в колхозах и совхозах.
Свою задачу, как исследователя, я вижу в том, чтобы, приезжая в село как посторонний человек, свежими глазами увидеть не только негатив, которого и так хватает, но и позитивные ростки, которые в какой-то момент могут «выстрелить». Главное — понять, что для этого нужно сделать.
Ваша книга охватывает период времени сельской жизни, когда происходили рыночные реформы. В чём состоял их основной замысел?
Он сводился к тому, что нужно быстро сломать всё, что есть, и внедрить рынок во все сферы сельской жизни. Тогдашним реформаторам сильно не нравились колхозы и совхозы, которые показали свою неэффективность, так и не решив продовольственную проблему. Сельское хозяйство называли «чёрной дырой», куда без отдачи вливались деньги. Первым шагом стал откат к популистской политике большевиков на заре СССР — мол, давайте раздадим землю крестьянам, а они сами разберутся, что им нужно для эффективной работы.
Но когда все происходит быстро, и нет времени просчитывать результаты таких радикальных шагов, ожидать добра не стоит. Указом президента в конце 1991 года начались попытки реорганизации и акционирования колхозов и совхозов. Работники этих предприятий получали земельные доли, от пяти до десяти гектаров, и имущественные паи, зависевшие от зарплаты — сельхозмашины, скот и так далее. Людям выдавался документ, который в народе называли «розовыми бумажками».
В документе указывалось право собственности, например, на пять гектаров. Но саму землю никто не межевал, поэтому нельзя было понять, где именно твоя земля находится и как её найти.
Можно говорить, что это была некая «виртуальная приватизация». Но если бы тогда реально начали делить землю, мы бы не избежали кровавой бойни — земля различается своими качествами, положением, удалённостью от дорог и посёлков.
Кто же выигрывал от этой реформы?
41% сельхозпродукции России в 2008 году производили низкоэффективные, основанные на тяжёлом ручном труде домовые хозяйства
Только фермеры. Они получали часть земель колхоза, плюс им давали земли из специальных районных фондов перераспределения. Ещё они могли арендовать доли односельчан, тогда их земля «находилась» и становилась реальной. Однако и у фермеров была своя «чёрная полоса» в середине
Неоднозначность земельных реформ
Эти десять лет, с одной стороны, были очень трудным переходным периодом, когда разорялись предприятия, и вместе с ними оставались без работы целые сёла. Но за это время происходило то, что я называю симбиозом коллективного хозяйства и личных приусадебных участков. А главный парадокс был в том, что тогда на приусадебной земле, по статистике Росстата, производилось больше половины сельхозпродукции всей страны. В том числе 80% овощей, более 50% молока и мяса.
Этому есть объяснение: как правило, люди, содержащие такие придомовые хозяйства, работали в колхозах и все ресурсы для содержания этой земли они получали именно там, далеко не всегда официально. В этом и заключается упомянутый симбиоз, который лучше бы называть паразитированием. Было время, когда в некоторых сёлах, например, в Маслянинском районе, в начале
В течение этих десяти лет сельские предприятия, не получая прибыли, но и не банкротясь, продолжали существовать за счёт сверхэксплуатации труда сельчан в условиях отсутствия рыночного оборота земель.
Как ситуация изменилась в
Всё изменилось с кризисом 1998 года и последовавшей девальвацией рубля. Если до кризиса импортные продукты были дешевле отечественных, то после него резкое снижение курса рубля сделало менее выгодным приобретение сельхозпродуктов за рубежом и заставило торговцев и переработчиков обратить внимание на местных производителей. Инвестиции в российское сельское хозяйство и, прежде всего, в производство зерна, стали казаться рентабельными, частный капитал пошёл в село. Эти события привели к окончательному краху колхозов и переходу их в частные руки.
В начале
Тогда образовался серьёзный перекос в структуре цены на продукты питания. Львиную долю дохода от продажи конечного продукта забирали переработчики, торговля и государство через налоги. Собственно, такая явная несправедливость сохраняется и сегодня. Те, кто мог, начали заводить переработку сырья у себя. Например, высокотехнологичное и современное молочное предприятие — племзавод «Ирмень» в Новосибирской области — успешно занимается переработкой сырого молока и производством молочных продуктов.
Для крестьян, производящих сырьё, просчитать заранее закупочную цену невозможно — действует масса факторов: от роста цен на топливо до климатических условий. В 2010 году в центральной части России была засуха. Сибирские производители думали, что выиграют от этого, однако из-за большой стоимости транспортных услуг компании-посредники не смогли предложить тогда хорошую цену. Сельхозпроизводители долгое время не могли диктовать свои условия на рынке продовольствия и были вынуждены соглашаться на мизерные цены, что им предлагали, которые зачастую не обеспечивали даже возмещение издержек.
Книга Ольги Фадеевой и Земфиры Калугиной «Российская деревня в лабиринте реформ» распространяется Издательством СО РАН
Сейчас производители стали заметно сильнее в сравнении с тем, что было в
А дисбаланс цен на сельхозпродукцию сейчас постепенно решается, но опять же — ручным регулированием, когда собирается кабинет министров и решает выделить деньги на льготную закупку ГСМ для посевной. При этом цены на солярку стабильно поднимаются каждую весну. И неизвестно, где причина, а где следствие: ведь цены на рынке топлива могут расти как раз в ожидании льготных закупок. Такие разовые вливания не решают проблему в целом — закупочная цена на сельхозтовар остаётся для его производителя загадкой.
С 1995 года цены на зерноуборочные комбайны выросли в 27 раз, а цены на зерно — в четыре раза. В
В нынешних условиях сельское хозяйство может быть высокоэффективным, местами это уже так. Однако оно постоянно требует больших инвестиций. По успешному опыту можно сказать, что эффективно лишь то сельское производство, которое использует высокие технологии. Что интересно, Новосибирская область сегодня, благодаря техническим инновациям, является лидером по производству молока, хотя такого никогда не было. При этом необходимо понимать, что такая модернизация производства высвобождает большое количество «лишних» работников, что приводит к негативным социальным последствиям для села. В то же время нужно понимать, что сейчас правительство уже не сможет помогать так, как это было в советское время. Например, молоко из посёлков Северного района Новосибирской области в райцентр доставляли на вертолётах, потому что не было дорог.
В книге вы пишете, что сегодня в структуре доходов сельчан заработная плата стоит на третьем месте. Как так получилось и что на первых двух?
На втором месте — доходы от личных подворий, а на первом — пенсии. Однако это только в так называемых «брошенных сёлах», где сёлообразующее предприятие разорилось и остались рабочие места только в школах и других бюджетных организациях. В таких сёлах появилась маятниковая трудовая миграция, когда люди находили работу в городах, работали там, например, по две недели и на две недели возвращались к семьям.
Сейчас в село приходят большие внешние инвесторы, укрупняются фермерские хозяйства, формируются агрохолдинги. С одной стороны, это, безусловно, хорошо, с другой стороны — большой капитал безжалостен к сельскому укладу жизни. Здесь государство должно внимательнее регулировать правила игры, защищать права сельских жителей на труд и собственность, обеспечивать им возможность пользования землёй и другими местными природными ресурсами. Но помимо государства и крупного капитала огромную роль играет именно местная администрация — что за человек стоит во главе района и муниципалитета.
И даже если глава района ориентирован на развитие территории, то экономические проблемы породили более серьёзную беду — демотивацию населения. Дело в том, что утрата постоянной работы, даже на относительно короткий срок, может привести к тому, что людей уже невозможно мотивировать к работе деньгами. В 2011 году мы были в селе Сузунского района, где проживало немало безработных электриков. И когда главе поселения потребовалось наладить уличное освещение — он готов был платить по 500 рублей за один повешенный фонарь. Но он не смог найти людей, которые на это согласились бы, поэтому пришлось везти пятерых электриков из Сузуна.
Люди отказываются работать за три тысячи в месяц. Они прекрасно понимают: их труд оценивается очень низко. Им проще не работать вовсе, чем ещё раз сталкиваться с тем, что их не ценят в обществе.
Если в селе ликвидируется основной работодатель, то процессы деградации идут очень быстро. Люди привыкают, что можно жить разовыми заработками или на одну пенсию, идёт минимизация потребностей, развивается алкоголизм. Грустно, что, глядя на происходящее, сельские дети впитывают это в себя как норму жизни. Эффективно бороться на практике получается отнюдь не у крупных агрохолдингов, а у местных фермеров, которые не выгоняют пьющих сразу, а постепенно их перевоспитывают.
В сельской местности проживает третья часть населения России. Можем ли мы сказать, что власть и общество уделяют деревне треть своего внимания? Как, по-вашему, чем ещё государство может сейчас помочь селу, кроме закупки ГСМ и выдачи льготных кредитов?
Учёные говорят, что сельская экономика нуждается в диверсификации. Нельзя заставлять сельчан заниматься только сельским хозяйством, уже пришли новые технологии и в пять раз сократили потребность в живой рабочей силе и тяжёлом труде. Стадо в 500 коров могут обслуживать две-три доярки. Конечно, большая часть людей уже ушла из села, но нужно придумать, чем занять оставшихся. Здесь может помочь развитие сферы сельского туризма. Два года назад я побывала в Костромской области, где уже сложилось понятие «дальних дач», куда выезжают москвичи и восстанавливают для себя старые дома, организуют там музеи, дают работу местным. Правда, это сугубо сезонное дело.
Власть должна уметь замечать точки роста в сёлах, развивать их, и главное — поддерживать местные инициативы.
Когда в Маслянинском районе появился новый руководитель-предприниматель, там появились горнолыжные курорты, производство козьего молока и сыра, по-новому начали добывать золото.
Вы говорили, что хорошим примером господдержки села может служить Белгородская область. Почему?
Там власть как раз пытается выстраивать многоукладную систему — занимается развитием не только сельского хозяйства, но и других отраслей. Губернатор Евгений Савченко пошёл на смелый и правильный шаг — область выкупила 40% сельскохозяйственной земли у крестьян. Это стало мощным рычагом регулирования развития, потому что регион сдаёт эту землю в аренду аграрным холдингам. Там успешно развивается малоэтажное строительство, семейные фермы, возрождаются хутора для туристов, действует программа «Родовые поместья», когда можно купить гектар земли с инфраструктурой и построить себе дом. К слову, вопрос с сельской инфраструктурой там решили давно — у всех сёл хорошие дороги, плиточные тротуары, газопровод, сельские школы не закрываются, а наоборот, строятся. При этом активно ведётся воспитательная работа с населением — вдоль дорог можно встретить плакаты, призывающие не бросать мусор, на которых указано, где будет ближайший контейнер для этого. Есть, конечно, и перегибы, когда фермера, разводящего рыбу, заставляют заниматься сельским туризмом — просят оборудовать пляж, домики для отдыха и так далее.
В Швейцарии, например, в ориентированных на туризм поселениях появились новые улицы, построенные в старом деревенском архитектурном стиле. Люди туда приезжают отдыхать и уединяться с природой. Для нас такая форма туризма пока кажется экзотикой, но нужно к этому стремиться. Ведь тишина, покой и возможность побыть наедине с природой ценятся всегда. Вообще, если бы каждый из нас мог побывать во всех районах Новосибирской области, он бы увидел, какая она необычная и богатая: солёные озера Кулундинской зоны, озеро Чаны, отроги Соловецкого кряжа в Маслянинском районе, реликтовые сосновые боры вдоль Новосибирского водохранилища. И не нужно ездить за границу, чтобы получить удовольствие от отдыха в естественных природных ландшафтах.
Россия занимает третье место в мире по экспорту зерна, после Канады и США
Давайте немного пофантазируем. Представьте, что вы стали министром сельского хозяйства Новосибирской области, какими будут ваши первые шаги?
К сельским территориям нужно искать новый подход. Важно понять, насколько эффективна текущая политика. У нас в регионе расходуется около 3 миллиардов рублей на сельское хозяйство — это программы поддержки крупных проектов, закупка техники, финансирование процентных ставок кредитов. Нужно оценить реальную эффективность данной поддержки и, при необходимости, пересмотреть приоритеты этих программ — в большей степени ориентировать их на стимулирование малого и среднего бизнеса, который способствует решению специфических проблем конкретных сельских территорий.
Во-вторых, важно наладить рынки сбыта сельхозпродукции, чтобы решить вопрос с недооценённостью этого товара и наладить логистику так, чтобы наше сырьё не оседало в регионе.
Полгода назад во время телемоста жители Кыштовского и Северного районов спрашивали у министра сельского хозяйства Новосибирской области, куда им девать их картошку, и у министра ответа не было.
Хотя по весне у нас в магазинах можно встретить картошку из Египта и Турции. Вы не пробовали? Это связано с тем, что крупные торговые сети не работают с продукцией с огородов и закупают овощи только у крупных поставщиков, отвечающих за качество. Необходимо создать альтернативу перекупщикам, которые приобретают картошку, мясо и другие продукты у сельчан по грабительски низким ценам.
Важно помнить и про инфраструктуру — дороги и газификацию. Сейчас в Новосибирской области есть газ только в нескольких райцентрах, и когда глава Маслянинского района смог протянуть к себе газовую ветвь из Черепаново, он вполне оправданно говорил, что совершил подвиг. По отношению к Сибири, где этот газ добывается, такое положение мне кажется кощунством — в той же Белгородской области газифицированы даже самые малые хутора. Будь я министром, то стремилась бы, в первую очередь, именно к тому, чтобы в наши суровые зимы сельчане могли отапливать дома газом, а не дровами да углем. Но где под всё это искать деньги, я пока не знаю, в них упираются совершенно все проблемы.