Была страна, народ, Родина

В феврале 2012 года умер художник Элий Белютин, один из лидеров советского «неофициального искусства», а в мае его вдова, искусствовед Нина Молева, подарила новосибирскому краеведческому музею два его полотна. Картины мужа, которые на зарубежных аукционах уходят за сотни тысяч евро, она принципиально не продаёт — дарит региональным музеям. В рамках еженедельного проекта «Читальный зал» Сиб.фм начинает публиковать фрагменты разговора с Ниной Михайловной о разгоне Хрущёвым выставки в Манеже, о том, почему даже в самые голодные годы из коллекции стоимостью почти полмиллиарда долларов не было продано ни одного предмета и чем отличаются страна и государство. Первая часть — об истории семьи.

Что такое моя семья? Отец — кубанский казак из станицы Архангельской. В казачьих семьях так полагалось — земля отходила старшему сыну, второй становился священником, а уже третьему казачий круг выделял деньги на образование. Отец оказался младшим, он окончил реальное училище в Ставрополе, потом мукомольный техникум в Одессе, затем, когда уже женился на моей маме — Московский физико-математический институт имени Баумана. Вот и судите сами — интеллигенция или как?

А вот мама — дочь генерала, последнего дежурного генерала Николая II. При этом дед был сыном ливенского огородника. В городе Ливны — это 120 километров от Орла на юг — тогда на девять тысяч жителей были и гимназия, и реальное училище, и даже два нотных магазина. Дед окончил реальное училище, потом — чугуевскую школу подпрапорщиков и прошёл всю военную лестницу. Участвовал и в японской войне, и в германской, но сравнительно рано попал в Западный округ — это нынешняя Польша — и стал одним из руководителей этого округа. Вот перед вами стоят часы, на внутреннем, скрытом донышке которых выгравирована поздравительная надпись от офицеров и подписи: Кутепов, Салтыков и Антон Деникин.

Деникин служил под началом деда и был его любимцем.

Это был мальчишка из Ломжи, городка под Варшавой, и дед его поддерживал — сначала на военной службе, а потом помог попасть в академию генштаба. Деникин дедом восхищался и очень его уважал.

Дед нажитого состояния не имел, жил на жалование. А женился он на Софье Степановне Лавровой — праправнучке Ивана Сергеевича Тургенева. Она уехала из Ливен с красавцем штабс-капитаном и прошла с ним весь путь до генерала. Это моя дворянская линия. Но ориентация у меня всё же больше казачья — по энергии и темпераменту.

В 1919 году армия Деникина составляла 100 тысяч штыков и сабель

Вообще семья складывалась очень любопытно: бабушка вышла замуж за деда, потому что он пообещал, что она получит образование в Европе. И она действительно окончила физико-математический факультет в Сорбонне. И не уехала потом ни в какую эмиграцию. У меня из родных никто не уехал. В 1919 году, когда она похоронила мужа — он умер от ран в Ливнах — за ней примчался Антон Деникин. Он в то время занимал Воронеж со своими войсками.

Дед был похоронен как красный генерал — так писали в газетах. Почему красный? Только потому, что он не вышел из армии после того, как она была преобразована из царской в Красную.

Он сказал: «Я давал присягу России. Кто там в правительстве — военного человека не интересует. Вот эта земля — и ей я служу».

И вот, когда Деникин приехал, чтобы спасти, помочь эмигрировать бабушке и её дочери — моей маме — бабушка София наотрез отказалась уезжать: «Я никуда не поеду, — сказала она. — Во-первых, не уеду от свежей могилы мужа, а во-вторых, он в предсмертном письме просил меня и Таню не уезжать. Я училась, чтобы приносить пользу России».

В октябре 1930 года Московскому механико-машиностроительному институту было присвоено имя революционера Николая Баумана

Она потом закончила ещё и Бауманку вместе с дочерью и её молодым мужем. Я так понимаю, что она им очень помогала — вряд ли они сами смогли бы и поступить, и учиться потом — образования у обоих не хватало. Бабушка же настояла, чтобы родители поступили на только что образованный факультет энергетики. Папа потом стал главным энергетиком Москвы. Он был настоящим производственником и кроме своей работы знать ничего не знал. А мама выбрала совершенно шалую специальность — инженера по электрооборудованию шахт глубокого заложения, и работала по ней всю жизнь. Почти все руководители нашей угольной промышленности были её учениками.

Бабушке заниматься наукой, конечно, не позволили, и она всю жизнь проработала в школе. У неё была своя система, она занималась с детьми от первого до последнего класса. В начальных вела все дисциплины, а потом, начиная с пятого — математическую группу — арифметику, алгебру, тригонометрию, геометрию, физику и труд.

Дети учились конструировать одежду по разработанному ею математическому методу; а ещё слесарному делу, рубанком работать тоже учились. Причём всё это делали и мальчики, и девочки.

В 1936 году, на первом физкультурном параде по Красной площади шли спортсмены в костюмах, сконструированных её восьмиклассниками.

У неё был принцип: «Не может быть умной головы при глупых руках».

Что касается политики — никто и никогда на эти темы в доме не говорил. Не потому, что боялись — ощущения страха не было. Было другое. Я общалась в основном с бабушкой — родители всё время были на работе. И все разговоры серьёзные, жизнеобразующие, у меня были с бабушкой. Я задавала ей много вопросов, спрашивала, как она оценивает то, что происходит вокруг, и она мне как-то сказала: «Я не могу тебе дать ответ или советовать. Вы — совершенно другое поколение, у вас исходные данные другие. Ты должна сама научиться решать, что хорошо, а что плохо. Но исходить из того, что десять заповедей — это святое». И вопрос был снят. Только один раз она сказала: «Те, кто добирается до власти, думают, что десяти заповедей для них не существует».

Я всегда знала, что людей арестовывают несправедливо, с самого детства. И близких наших забирали — причём специалистов, знатоков. Муж бабушкиной младшей сестры, Александр Григорьевич Богословский, был одним из ведущих военных топографов царской армии, потом стал главным топографом частей Красной армии на юге России. Он видел ошибки, которые допускались при составлении карт, и приехал в Москву, добился приёма у Ворошилова, рассказал, как много ошибок, что можно и нужно делать. Через 48 часов его арестовали и расстреляли.

Спустя много лет я понимаю, какая граница внутренняя происходила: была страна, народ, Родина. И были те, кто гарцевал у рычагов власти. Поэтому, как только началась война, я ушла защищать не власть, а страну. И никто в доме меня не отговаривал, хотя мне тогда было 15 лет.