Большинство стартапов так и не выходят на рынок, и только единицы из них становятся прибыльными. Задача инвесторов, поддерживающих проекты, — понять, какие стартапы смогут достичь успеха. О том, в какую зависимость попадают разработчики и кто готов поддерживать сибирские IT-проекты, корреспондент Сиб.фм спросил у бывшего руководителя IT-инкубатора Академпарка Станислава Триерса, который теперь занимается региональным развитием интернет-бизнеса.
Многие учёные считают, что настоящая наука либо мировая, либо — никакая. Может ли IT-бизнес быть региональным, сибирским? Или это название — утешение для тех, кто не смог выйти на мировую арену?
В сибирском IT-бизнесе есть прикладные вещи, которые не свойственны другим регионам. Насколько я знаю, новосибирские разработчики делают тяжёлые проекты — такие редко встречаются. Если в других регионах России среди разработчиков популярны проекты из сферы e-commerce, по продаже товаров через интернет, то здесь периодически встречаются высокотехнологичные сервисы. Это связано с тем, что в Новосибирске хороший научный и вузовский потенциал, и здесь программисты берутся решать сложные задачи, что и позволяет им добиваться успеха на мировом рынке.
Насколько сибирский IT-бизнес встроен в международную экономику? Такие истории успеха, наверняка, можно пересчитать по пальцам.
Многие IT-компании работают на зарубежных заказчиков. В Академпарке есть сильные проекты, такие как Appercode — первый стартап в России, получивший грант фонда повседневного финансирования Microsoft. Обычно сибирские компании работают с зарубежными партнёрами как аутсорсеры — выполняют заказы и продают, но это непродуктовый бизнес. Чаще, конечно, всё готовое приходит уже с Запада, и иногда появляются продукты, которые создаются тут, а выходят на рынок там.
Для того чтобы попасть на мировой рынок, у сибирского проекта должны быть конкретные преимущества, которых нет у западных аналогов.
В них должно быть решение проблемы, которое не смогли найти там. В частности, поэтому сибирский IT-бизнес всё-таки в мировую среду встроен слабо — мы привыкли адаптировать уже готовые проекты.
Станислав, расскажите, кто заинтересован в финансировании таких проектов?
Есть такое мнение, что денег на рынке стартапов сейчас больше, чем самих стартапов, которые нуждаются в поддержке. В России, с одной стороны, есть государственная поддержка в виде инкубации, где стартапы содержатся на госсубсидию. С другой стороны, венчурные фонды, как государственные, так и частные, и бизнес-ангелы. Они заинтересованы в том, чтобы зарабатывать больше денег, поэтому всегда находятся в поиске интересных проектов.
Венчурный фонд в Новосибирске имеет гораздо больший объём, чем в других сибирских регионах, с чем это связано?
Возможно, здесь просто больше стартаперов, чем в других регионах. И, скорее всего, причина в высокотехнологичности бизнеса Новосибирска. Но, как показывает практика, он не так активно инвестирует, поэтому ориентироваться только на него не стоит. В России достаточно много фондов, которые находятся, например, в Москве, но инвестируют в проекты других регионов.
С 1994 года фонд Бортника поддерживает стартапы
Правда ли, что поиск инвестора — одна из крупных проблем на первоначальном этапе бизнеса?
Деньги венчурного фонда априори самые дорогие, и нужно понимать, насколько они необходимы на ранней стадии. Если проект рассчитывается своей долей, то чем позднее он привлекает инвестиции, тем это для него выгоднее. На начальном этапе реализации проекта, когда ещё почти ничего не сделано, стоимость компании низкая и привлечь большую сумму денег будет сложно. Здесь я бы советовал разработчикам разобраться в том, какие фонды есть, под какие проекты они инвестируют, какие требования к проекту они предъявляют. Мы (Фонд Развития Интернет-Инициатив) ждём проекты из сферы интернет/mobile, у команды должен быть работающий прототип, и потенциальный рынок от десяти миллионов долларов. И у каждого фонда, у каждого бизнес-ангела свои требования. Они могут касаться даже оформления сделки — есть фонды, которые инвестируют только в юридические лица, зарегистрированные в Америке.
В какую зависимость попадает стартап после того, как он получил финансирование?
Связано с условиями: либо человек получает деньги и отчитывается за них, либо же фонд имеет долю в проекте и это влечёт за собой дополнительные условия. Есть различные грантовые условия, когда стартаперы получают средства на развитие своего проекта и потом только пишут отчёт по потраченным деньгам.
Грант можно потратить на зарплату, на образовательные поездки, на расходы, связанные с реализацией проекта.
Если поддержку оказывает венчурный фонд, то он, естественно, ждёт прибыли от продажи той части проекта, которой он владеет.
Есть ли стартапы, которым оказал поддержку ФРИИ, и они стали работающими проектами, дошли до потребителя? Как вы оцениваете результаты работы в Сибири?
На данный момент мы проинвестировали три проекта из Новосибирска. Один вернулся обратно и успешно дальше развивается. Два проекта только приступили к нашей акселерации в Москве. Если говорить о результатах работы ФРИИ в Сибири, то в Новосибирске мы запустили заочный акселератор на базе IT бизнес-инкубатора Академпарка и проводим мероприятия для разработчиков и основателей стартапов. Также в планах запустить площадку для работы с проектами в Томске.
Станислав, а что дальше делать разработчику, если его проект прогорел?
Учитывая опыт, запускать новый.
Но в него вложили деньги, как быть с обязательствами?
Это же венчурная история. Только один из десяти проектов выстреливает, девять, скорее всего, провалятся — такова специфика рынка.
Компания и фонд знают, что есть риски, поэтому почку потом не забирают.
Понятно, что если на реализацию проекта берёшь кредит в банке, то ты эту сумму в любом случае должен будешь выплатить. Если ты занимаешь деньги под странные условия и тебе, в случае неудачи, придётся продавать квартиру, то это уже не специфика рынка, а отклонение.
$17 млрд стоит один из самых дорогих стартапов в мире Uber
Куда уходят стартаперы, которым не повезло? Каждый год приходят новые, а историй успеха не так и много.
Здесь есть несколько путей. Либо с накопленным опытом идти работать в большую компанию, либо же реализовывать новый проект, не совершая ошибок предыдущего. Раньше с идеей создать своей стартап приходили совсем молодые студенты, сейчас, в основном, вполне себе взрослые люди.
То есть, время молодых, дерзких с горящими глазами проходит? По статистике Pruffi, средний возраст стартапера — 32 года. Или в Новосибирске иначе?
В каждом регионе средний возраст стартапера будет отличаться. Если в Новосибирске большие компании стараются сильных разработчиков забрать к себе на работу ещё до пятого курса, то многие из них даже не думают заниматься стартапами. И когда они уже получают опыт, то уходят из корпораций, чтобы делать что-то своё — это повышает их шансы на удачу. В Новосибирске таких проектов достаточно много, поэтому у Академгородка есть все шансы стать Кремниевой тайгой.
Подпишитесь на нас в Telegram
