В середине 80-х в трёх сибирских городах — Кемерово, Томске и Новосибирске — родилось нечто, не похожее на привычное советское искусство. На улицу вышли актёры ещё только организованного театра — кемеровской «Ложи»: бродили по проспектам в балахонах, «замеряли» уровень воды и всё никак не могли найти в «городском океанариуме» дельфинов. Участники новосибирского «Пан-клуба» восстанавливали историчекую справедливость: «выловили» Чапаева в Оби, дали Пушкину второй шанс застрелить Дантеса. Хулиганили томичи — Макс Батурин и его Всемирное общество новых пролетарских поэтов. Об этом — прошедшая выставка Сибирского филиала Центра современного искусства «Повторение непройденного» в Томске. Её куратор Сергей Самойленко рассказал корреспонденту Сиб.фм, почему на смену галерейному искусству пришло уличное и как место ироничного перформанса заняла Монстрация.
Почему именно уличный перформанс вы называете адекватной реакцией на перемены 80-90-х?
Это период небывалых изменений, к которым никто не был готов. Цензурные запреты рушились моментально, каждый месяц выходило что-то новое: вчера — письмо Нины Андреевой в защиту Сталина, через месяц уже издают Набокова, ещё немножко — и Солженицына. Стало понятно, что старые формы искусства перестают работать, требуются новые. Конечно, появилась новая литература, поэзия, выставки нового искусства. Например, в московском Манеже проводились огромные выставки молодых художников, которые дополнялись выступлениями поэтов... В провинции это тоже происходило в той или иной степени — выступления, вернисажи. Но, мне кажется, правильным был именно выход в городскую среду с очень необычными вещами.
Две недели Олег Кулик жил в клетке, установленной в галерее «Deitch Projects» (США)
Например, лучшим искусством 90-х были перформансы Олега Кулика, там сказано всё об этом времени, о нашем диком капитализме и популярных штампах социального дарвинизма. И перформанс Александра Бренера, когда он на Лобном месте в боксёрских перчатках вызывал Ельцина на бой.
То есть формы искусства были ответом на вызов времени. И хотя в том же Новосибирске всё происходило более театрализованно, не так социально остро, но, например, установка виселицы на станции метро «Гагаринская» под предлогом какой-то лохматой годовщины борьбы с коррупцией (в дату казни сибирского губернатора князя Гагарина) мне кажется остроумным перформансом.
Сложно представить, что подобную акцию допустили бы сегодня...
Да.
Те полтора десятилетия — время даром данной свободы, которую никто толком не оценил и не использовал, но перформансы — это зафиксированные уроки свободы.
«Пан-клуб» никуда не исчез, и даже отпраздновал в этом году своё двадцатилетие
Cибирский перформанс появился стихийно, вне влияния Запада и даже столицы. Но обладал ли он достаточной самобытностью и оригинальностью, чтобы сформировать самостоятельную школу уличного искусства?
Как таковой школы — нет. Авторы не рассматривали перформанс как основное поле применения творческих сил. Допустим, для Макса Батурина и Андрея Филимонова главной была их литературная деятельность, хотя в итоге на основе перформансов и хэппенингов они поставили спектакль «Стремление к нулю», с которым съездили на пару фестивалей. Интервенция в общественное пространство была дополнительным творческим измерением. Очевидно, что никто и не придавал этому статус большого искусства, все относились немного наплевательски, поэтому и документации не осталось. И про перформансы «Пан-клуба» коллеги-журналисты до сих пор отмахиваются, что, дескать, это же не искусство, ребята просто развлекались. Ну да, развлекались — но это-то и было искусством. А потом довольно быстро все начали заниматься чем-то своим: кто-то ушёл в журналистику, кто-то сосредоточился на театре.
Если мы проведём параллель с сегодняшним днём, то, вероятно, самым ярким событием «уличного искусства» следует назвать Монстрацию? Её вообще можно считать явлением совриска?
Конечно. Это очень интересное явление, которое имеет глубокие корни в искусстве. В нём соединились и хэппенинг, и молодёжный карнавал, и черты флешмоба, и политического акционизма (хотя Монстрация — это принципиально неполитические лозунги). Монстрация как форма паблик-арта располагается в пространстве между художественной деятельностью, социальной активностью и политическим жестом. Но до сих пор надо убеждать, что это искусство.
За десять лет число монстрантов в Новосибирске выросло в 50 раз
При этом Монстрация-2004 была не первой. Нечто подобное ведь проводилось еще в 1999-м, но тогда акция художников не «выстрелила». Получается, она ждала своего времени?
Да, была акция-шествие новосибирских художников в 99-м, но они делали её для собственно художественного круга. Надо сказать, нечто похожее проводилось в Академгородке ещё в конце 60-х — с лозунгами разной степени неформальности молодые учёные участвовали в первомайской демонстрации. Типа: «Радость — народу!» И это вполне вписывалось в контекст хрущёвской «оттепели»: тогда же проходили первые авангардные выставки в Доме учёных, заседания клуба «Под интегралом». Но та акция не имела такого социального смысла и новизны. Её не воспринимали ни как отдельное явление искусства, ни как общественное явление.
А в Монстрации найдена принципиальная новизна: её делают не какие-то особые творцы, а самые разные обычные люди.
А как же фигура художника, которая должна аккумулировать в себе главный посыл, протест перформанса?
Есть такое понятие — партиципативное искусство, то есть то, в котором задействовано много людей. Это собрание не единомышленников, а самых разных участников, которые пришли благодаря сарафанному радио и социальным сетям. В результате не каждый — художник, но когда народ собирается вместе со своими плакатами и костюмами, это становится искусством.
Тем не менее перформанс — это всегда высказывание, сформулированная идея или протест. А Монстрация — это «за» или «против» чего...?
Начиналось всё с травестирования, карнавального осмеивания официальной формы демонстрации. Отсюда — принципиально неполитические и абсурдные лозунги. Чем дальше, тем сильнее эта «неполитичность» становилась политикой — просто «от противного», как антитеза «серьёзным» политическим демонстрациям. Она начиналась как школа солидарности и творческой активности, а сейчас всё больше превращается в праздник непослушания, детский карнавал, ясли. К тому же это мощный антидепрессант.
Да, кстати, чего в ней больше: собственно художественного или психотерапевтического?
Как прошёл митинг в защиту творчества и оперы «Тангейзер» в Новосибирске
Это тот редкий случай, когда художественный смысл вызывает небанальный психотерапевтический эффект. При этом нормальные люди к ней хорошо относятся, а те, у кого есть определённые психологические «зажимы», — воспринимают в штыки.
Монстрация сегодня переросла рамки первомайского шествия. Абсурдные лозунги мы видели даже на Болотной. В Новосибирске вовсе перед любым митингом теперь придумывают оригинальные транспаранты, внешнюю атрибутику. Говорит ли это о том, что митинг потенциально может трансформироваться в форму современного искусства?
Думаю, всё-таки нет. Особенно если мы посмотрим на последний митинг. Да, это форма реакции на современное искусство, но не самостоятельное художественное явление. Абсурдных и смешных лозунгов было не так много — как-то уж не до смеха. Хотя, допускаю, появится художник, который сможет изменить формат митинга так, что он превратится в художественное высказывание.
Но зато политический жест провоцирует другие явления искусства.
Например, у Евгения Иванова есть впечатляющий фотоцикл «Homo Demonstraticus» — портреты людей, которые участвуют в митингах и демонстрациях.
Перформанс как актуальный язык 80-90-х в нулевые уже практически исчез, можно ли спрогнозировать, как долго Монстрация будет отвечать духу времени?
Чем дольше её будут запрещать, тем сильнее будет интерес.
В этом смысле я удивляюсь власти: сколько можно наступать на одни и те же грабли?
Надеюсь, что и в этом году возобладает здравый смысл и Монстрация пройдёт по Красному проспекту.
А отдалённое будущее прогнозировать невозможно. Не знаю, останутся ли в истории искусства Монстрация, или «Тангейзер», или современное искусство вообще, надеюсь, что останутся. Но «запретители» точно войдут в историю короткими примечаниями, сделанными мелким шрифтом, петитом.
Но сегодня в том числе эти самые «запретители» создают в Новосибирске среду, в которой нет места современному искусству.
Сейчас самое благоприятное время для возрождения перформанса: выставочных залов нет, выставляться негде, в свете последних событий никто не рискует открыто поддерживать современное искусство. Значит, рано или поздно появятся люди, которые займутся уличными перформансами и хэппинингами, просто потому что это становится актуальным и возможным и не требует ни залов, ни дорогостоящих ресурсов.
Вообще же речь идёт о том, что нынешний период нужно как-то пережить. Стоит заниматься просвещением, образовательными проектами, что-то делать в этом направлении. И, конечно, беречь, защищать и поддерживать преемственность свободы, в искусстве особенно. Молодые люди, которые сегодня выходят на Монстрацию, этих уроков не проходили, про эти перформансы двадцатипятилетней давности ничего не знают, они начинают будто с чистого листа. То есть «Повторение непройденного» — это и про наше время. Про то, что у нас в анамнезе есть и искусство, и свобода.
Подпишитесь на нас в Telegram
