Социальное предпринимательство напоминает единорога. О нём много говорят, но само его существование кажется спорным. Что это — бизнес, благотворительность, способ отмыть деньги? Фонд «Навстречу переменам» в октябре запустил самый масштабный конкурс в своей истории — лучшие проекты в сфере социального предпринимательства для помощи детям в России получат грант на 1,2 млн рублей. О завиральных романтиках, «грантожорках» и умном подходе профессионалов с председателем Совета фонда Татьяной Бурмистровой побеседовал корреспондент Сиб.фм на презентации конкурса в Москве.
На круглом столе Сиб.фм, посвящённом социальному предпринимательству, год назад шли споры даже вокруг определения этого термина. Сейчас появилась ясность, что это?
Эксперты и сейчас не до конца договорились, что это такое. Если заглянуть в интернет, то можно найти 48 определений соцпредпринимательства. Определение, которого придерживаемся мы, звучит так: социальный предприниматель — это человек, который замечает проблему общества — действительно острую, — которую государство и бизнес по определённым причинам игнорирует. Это могут быть проблемы трафика работорговли, трудоустройство детей с нарушением развития, которым вроде бы зачем ещё и работа-то? Он пытается решить её инновационным творческим способом, да ещё и так, чтобы это было не локальное решение проблемы в моей деревне, а масштабируемый опыт на другие регионы.
Анна Тихомирова из Москвы придумала детский книжный автобус «Бампер»
В этом смысле первый пример соцпредпринимательства — это англичанка Флоренс Найтингейл, которая два века назад придумала медсестринское дело. Этой профессии раньше не существовало, она её придумала, и количество смертей сократилось в десятки раз, потому что раньше за всеми этими больными не было нормального ухода. Вот это прообраз социального предпринимательства, потому что по сути меняется статус-кво проблемы. Когда Аня говорит: «Я хочу, чтобы все дети читали», — и они начинают читать — вот это социальное предпринимательство, потому что есть социальный эффект. С нашей точки зрения самое главное — социальный эффект, а финансовая устойчивость — это гарантия того, чтобы организация могла работать и этот социальный эффект производить.
Это не самоцель.
Есть разница между социальным предпринимательством и бизнесом с социальной направленностью?
Социальное предпринимательство никакого отношения к бизнесу с социальной направленностью не имеет. Бизнес с социальной направленностью — компания Tele2, у которой есть задача делать вышки в местах, где их не делает никто, и предоставить связь по таким ценам, которые не предоставит никто. Или сеть ресторанов Макдоналдс, которая держит low cost, — это тоже бизнес социальной направленности. Но там самое главное слово — «бизнес».
Если мне скажут, что компания Tele2, вместо того чтобы получать доход, решила отправить все деньги на благотворительность, я решу, что они сошли с ума.
Потому что бизнес — для того, чтобы делать деньги. А социальное предпринимательство — для того, чтобы общество менялось. Деньги — это необходимое условие для развития.
Это также и основное отличие от благотворительных и некоммерческих волонтёрских организаций. Волонтёры — это просто люди, которые собрались и что-то делают. Как это дальше будет существовать и на что — непонятно. Социальное предпринимательство же — это устойчивая организация профессионалов, которые, во-первых, понимают, как работать с этими сиротами, инвалидами, детьми с ограниченными возможностями, и, во-вторых, осознают, что для этого им нужны деньги.
Они не сидят и не думают, кто же нам принесёт эти деньги в клювике, а придумывают, как эти деньги привлечь!
Или как продать свои услуги.
У таких организаций могут быть разные модели. Например, когда те, кто могут платить, платят и за себя, и за того ребёнка, который не может. Это одна история. Бывает, что один человек совмещает бизнес и НКО, как Аня Терещенко с книжным автобусом «Бампер». Они продали книжки, получили доход и совершили бесплатную поездку в детский дом. Это ещё одна модель — когда мы зарабатываем для того, чтобы менять социальную среду.
Есть модель чисто фандрайзинговая — как у Яны Леоновой, автора фонда «Измени одну жизнь», когда деньги не зарабатывают, а просто собирают. Но это умный фандрайзинг с продуманной маркетинговой кампанией.
Это не задача людей, которые пришли с улицы. Это задача людей-предпринимателей, потому что они думают, как изменить систему, добиться социальных результатов, но при этом и как заработать на это деньги. Деньги — это основа, финансовые потоки — это возможность продолжать свою работу.
Фонд «Навстречу переменам» /Reach for Change основан в Швеции в 2010 году
Но если человек умеет зарабатывать деньги, то зачем ему вкладывать силы в то, что заведомо не принесёт ему никакой прибыли?
Это крутой вопрос. Это самый крутой вопрос, который сегодня был задан. Действительно, очень трудно объяснить людям, что существуют сумасшедшие, которым не всё равно. Вот социальному предпринимателю — ему не всё равно. Для него деньги не самое главное. Более того, многим людям из бизнеса уже понятно, что деньги — это не главное.
На самом деле, мотивация — что заставляет людей заниматься этим — у всех очень разная. Кто-то занимается любимым делом, кто-то начинает решать свою собственную проблему, своего ребёнка-аутиста, например, и из этого выходит организация, которая помогает и другим детям. Таких людей, которые на самом деле хотят менять вокруг себя мир, — их и много, и мало одновременно. Более того, все люди.
У всех возникает дилемма: идти по пути большего зарабатывания денег или продолжать решать социальную проблему.
Вот как Аня говорит: в детский дом ехать или остановиться в школе, где наверняка будут хорошие продажи, и времени на детские дома не тратить? Но для них важно, чтобы те, кто не читал, читали. И это желание каждый раз нужно поддерживать, обсуждать, решать, сколько ты можешь это делать, потому что люди выгорают. Как говорят в хорошем мультике, кто людям помогает, тот тратит время зря. Порой возникает и такая мысль.
С другой стороны, если это умно сделать, то можно и заниматься крутым делом, от которого меня просто прёт, и приносить пользу людям, и ещё деньги зарабатывать. Это вообще идеал.
Есть такие истории?
У нас тоже есть такие истории, но поменьше. Моя любимая история — англичанина Джейми Оливера. По его системе дети, молодёжь такая сложная, наркоманская учатся на шеф-поваров, и он организовал сеть ресторанов, где они работают. Это очень прибыльный бизнес! И вместе с тем профориентация подобных подростков. Сейчас просто такой мир, когда идея, в которой есть хорошая социальная составляющая, может на самом деле приносить хорошие деньги.
При этом, как только человек перестаёт думать о социальном благе и начинает думать о деньгах, у него деньги заканчиваются.
30 ресторанов поддерживают социальный проект Джейми Оливера
Люди чувствуют, про что ты: про то, чтобы свой карман набивать, или — мир менять. Когда мы только начинали свою деятельность в России, было очень много цинизма. Нам говорили, что это не будет работать в России, у нас люди думают только про деньги! Нам говорили и так: «Я не верю в вашу благотворительность!»
А теперь послушайте, что говорят, — это совершенно другой взгляд. Поэтому нужны журналисты, которые объяснили бы людям, что гранты социальным предпринимателям действительно возможны в нашей стране, что если вдруг человек делает что-то хорошее и знает, как это делать, то, может, не стоит искать злого умысла, а стоит просто вдуматься, почему он это делает.
Это легко понять, когда вокруг столько организаций, которые просто сидят на грантах и по факту занимаются отписками.
Есть такое дело, есть такие организации. Ну, мы стараемся быть не такими и работаем, как можем.
Основатель благотворительного магазина «Спасибо» — о самоокупаемости социального бизнеса
А как отличаете таких потенциальных «грантоежек»?
Это сложная система. Первое сито — это волонтёрские чтения. На самом деле, когда читаешь заявку на грант, понимаешь, чего человек хочет и в своём ли он уме. К нам приходит множество завиральных идей. Поэтому первая проверка — на здравый смысл.
Иногда такое ощущение, что он людей, которые пишут заявки, покидает. Это либо какие-то совершенно небизнесовые проекты, либо про бизнес, но не наш, там вообще нет детей, или же проект про детей, но предлагается тот способ помощи, который никогда не может быть реализован: мол, давайте всех детей отправим на Луну, они поймут, как хорошо жить на Земле. Я сейчас утрирую, но вообще такого довольно много.
После этого отбора из массы заявок остаётся одна треть, и проект изучают эксперты, которые по шкале проверят проект на актуальность, инновационность, реалистичность и творческий подход. Дальше идёт характеристика человека — есть ли у него лидерские качества и так далее. После начинается этап административной проверки, когда изучают репутацию организации, что она на самом деле из себя представляет, что автор заявки на «Фейсбуке» пишет, что думает. Мы смотрим все соцсети! Когда мы выбираем шесть предпринимателей на всю страну, мы должны быть уверены, что это не «грантоежка», не нечестный человек. У нас не было такого ни разу, чтобы человек взял деньги и исчез.
Следующее сито — интервью, когда мы так же, как с вами сейчас, разговариваем глаза в глаза, потом ещё обучение, на котором мы смотрим, продвинулся ли человек в своей идее, а потом жюри конкурса, а потом ещё и дети, которых вообще не обманешь!
Детское жюри судит работы финалистов, претендующих на грант «Навстречу жизни»
У нас в Болгарии был случай. Там девушка придумала сайт полового просвещения для подростков 16 лет. Детям, которые пришли слушать проекты, я раздала деньги и сказала: «Вот, спасибо вам за работу, берите — деньги ваши; или же сейчас перед вами выступят пять человек, и вы можете дать эти деньги им». Девочка с сексуальным просвещением разговаривает с подростками, для которых это основная тема, а её никто и слушать не стал и денег они ей не дали. Она им: «Я вас сейчас научу половой грамотности». А они ей: «Ну-ну». Кстати, на конкурсе этом ребята всё, что получили, раздали и даже свои добавили.
У нас потому и такое сито — потому что мы знаем, что на этом рынке есть то, о чём вы говорите: нечестные люди, «отмывальщики», «грантожорки» и прочие. Нам их не надо.
Проверяете, на что идёт грант?
Каждые три месяца!
Но это же легко подделать. Нарисовали в отчёте, что раздали конфет на празднике: вот, ушло столько-то тысяч...
Во-первых, у нас конфеты никто не раздаёт. Во-вторых, у нас эти деньги могут пойти на зарплату себе, хоть все, ради бога... Но! Когда человек выигрывает, мы пишем бизнес-план. Там конкретно указано: столько-то детей получат вот это, изменится вот то, будет принят такой закон или переоборудовано такое-то место. Каждые три месяца они пишут нам отчёт, а мы с ними встречаемся шесть раз в год. Невозможно обмануть!
На встречах лично проверяете документы?
Мы не документы смотрим, а детей и их родителей. Нам не важно, на что руководители проекта потратили деньги, нам важно, что получилось в итоге. Сколько они привлекли денег, уже интереснее. Вот, мы вам дали миллион двести, сколько вы ещё добыли?
То есть вы не контролируете, на что конкретно пошёл грант?
Если нам написали детальный отчёт о том, как всё прекрасно, а там три ребёнка сидит — вот тут мы докопаемся. Покажите мне ребёнка, покажите мне его семью — что у них поменялось? Ты с ними работал три месяца — что произошло?
Мне рассказывает Нина Никифорова с её конкурсом «Жеребёнок», что им прислали 500 работ. Большое число для отчёта. А мама девочки-участницы говорит: «Мы теперь второе сырьё не выбрасываем, а обязательно сдаём его на переработку, потому что нас ребёнок воспитал экологии». Вот это результат!
Как Нина это сделала, как она эти деньги потратила — купила она детям краски или себе чашку красивую, чтобы настроение было хорошее, — нам не важно! Нам важно, чтобы таких детей, у которых что-то поменялось в голове, было больше. Это не идиотское государственное финансирование: провели мероприятие, потратили на него 50 тысяч. А выхлоп где?
Обычно с участников грантов и требуют полного финансового отчёта с прописанными расходами.
Государство — это другая машина. Они для того и требуют всё это, потому что у них должен быть порядок. У нас тоже есть порядок, но мы можем по-другому его соблюдать, в рамках российского законодательства, конечно. Нам важно, чтобы был результат.
Вы пишете — мне нужен грант на зарплату. Пожалуйста! Ну, что такое миллион в наше время на всё это время? Это ни о чём! Понимаешь, что человек, чтобы привлечь деньги в свой проект, работает по 15 часов в сутки. Но при этом, бегая по этим делам, он должен понимать, что у него есть зарплата, что ему есть чем кормить свою семью. Тогда он не будет разрываться ещё на шести работах, он будет заниматься только своим проектом, и поэтому будет результат.
Года достаточно, чтобы проект вышел на самоокупаемость?
Нет, недостаточно. Большой грант — это весомая часть нашего бюджета. В дальнейшем возможна поддержка, но именно возможна, если проект хорошо зашёл и действительно развился. У нас были случаи, когда мы прекращали отношения после года. Человек исчерпался, и идти дальше некуда.
Мы говорим «возможно», потому что мы, как социальные предприниматели, тоже убеждаем всех наших партнёров, что на эти проекты нужны деньги. Но кто знает, что через год мы вновь сможем уговорить? Я, конечно, уверена, что сможем. Но мы говорим: возможность дальнейшей поддержки. Неизвестно, сколько будет денег. Знаю одно: когда спонсоры видят результат, они готовы участвовать.
Сейчас в связи с мировыми обстоятельствами началась травля различных социально ориентированных организаций. Не было проблем у ваших подопечных или у вас? Всё-таки изначально Reach for Change — иностранный фонд.
Tele2, Metro и Viasat — основные попечители фонда Reach for Change
Вы где-нибудь видите надпись Reach for Change? Нет, только «Навстречу переменам». Абсолютно российский фонд, зарегистрированный в апреле как новое юридическое лицо.
Да, мы наследство зарубежного фонда, но он учреждён российскими людьми и получает российские деньги, мы учитываем реалии времени.
Это решение было связано с «Династией»?
Мы просто идём в тех трендах и тенденциях, которые есть в стране. Я бы не хотела обсуждать «Династию», это совершенно другая история. Лично моё отношение к этому довольно-таки негативное.
Но мы живём в России, и что всех ожидает, то и нас ожидает. Когда меняется экономика, политика и так далее, есть два варианта — собрать чемоданы или что-то делать. Лучше что-то делать, чем сидеть, ругать, бухтеть, что всё не так. Мы собираемся что-то делать, а не собирать чемоданы.
Подпишитесь на нас в Telegram
