В январе социолог интернета, сотрудник Высшей школы экономики Полина Колозариди прочитала в новосибирском книжном магазине «Перемен» лекцию о скуке в интернете. Специально для Сиб.фм Егор Михайлов поговорил с ней о двойственной природе интернета, стирании границ между онлайном и офлайном и влиянии соцсетей на человека.
Некоторое время назад казалось, что с появлением интернета и социальных сетей наконец все увидят, как много есть на свете разных мнений и помогут друг другу узнать мир во всей его полноте. Но в последний год кажется, что всё получается наоборот: люди продолжают замыкаться в своих пузырях. Предсказывали ли такой поворот социологи?
Прообраз интернета, первая компьютерная сеть ARPANET, соединяла четыре американских научных центра
Всегда были большие надежды на то, что это новое технологическое пространство действительно каким-то образом демократизирует среду. Но почти сразу появились контртеории. Это связано с двойственностью самой природы интернета. С одной стороны интернет — продукт научных лабораторий, университетов, отсюда вся его идеология за распространение знаний, за свободную мысль. А с другой стороны, это всё-таки детище органов госбезопасности, и в этом смысле интернет — инструмент для любых действий правительств или коммерческих компаний, ничего более.
Из прикладных исследований мы видим подтверждения того, что обе идеи работают. Например, появляются исследования, которые подтверждают, что работает так называемая спираль молчания. Суть её в том, что если ваши друзья придерживаются одной политической позиции, а вы вдруг начинаете сомневаться, что придерживаетесь её же, то в социальных сетях вы менее склонны высказывать своё мнение, чем даже в офлайновой беседе.
Конечно, это не единственное исследование. Мы видим, что с другой стороны множество людей получают возможность действовать, общаться, какой не было раньше. То есть утопические надежды реализуются, просто не в той форме, в которой мы хотели и могли бы придумать, потому что реальность оказывается богаче, интереснее и грустнее, чем то, что мы придумали.
Грустнее?
Ну да, о спирали молчания, конечно, никто не мечтал. Никто не говорил:
«Хорошо бы, чтобы я не мог высказаться, чтобы я сам был себе цензором».
Хотя самоцензура тоже была предсказана, достаточно почитать фантастические романы недавнего прошлого.
То есть спираль молчания сильнее, чем либерализующая функция интернета, или они друг друга уравновешивают?
Они друг друга двигают. Мы каждый раз делаем сколько-то шагов вперёд, а сколько-то назад. Но самое интересное для меня как социолога в том, что фигура наблюдателя тоже трансформируется. Понравился бы кому-нибудь из интеллектуалов восьмидесятых годов интернет? Сложно сказать.
Мы видим, что многим людям из девяностых, которые создавали интернет, современный интернет сильно не нравится. Они говорят, что он сильно коммерциализировался, стал более однобоким, менее творческим. Мы устраиваем в мае ежегодную конференцию про интернет и делали круглый стол как раз с людьми из старого интернета. Там собрались пять человек, отцы-основатели из девяностых: Дмитрий Манин, Роман Лейбов, Лёха Андреев, Михаил Якубов. И они говорили полушутя о том, что пользователь в последние десятилетия стал не тот, и вообще когда AOL, «Америка Онлайн», открыла анонимный доступ, вот тогда всё и покатилось. И ещё был Станислав Козловский, руководитель Викимедиа в России, и он говорит:
«Вы знаете, а у Википедии всё хорошо. Википедия даже сплотилась, потому что все чиновничьи препоны заставляют сообщество более решительно действовать».
America Online (впоследствии AOL) — крупнейший интернет-провайдер США в 90-х и начале 2000-х годов. В январе 2000 года AOL объединилась с конгломератом Time Warner, в 2009 компании разделились
То есть, конечно, где-то убыло, где-то прибыло.
Вы сказали, что спираль молчания действует в онлайне жёстче, чем в офлайне. Насколько вообще онлайн и офлайн сейчас разделены? Есть ощущение, что они чуть ли не сливаются.
Да, сливаются. Мы действительно не распознаём, когда выходим в интернет. Во многом потому, что Россия, особенно за Уралом и в небольших городах — это среда мобильного интернета. Соответственно, гаджет и сервис становятся очень близкими понятиями, люди до конца не отделяют интернет-практику. Когда вы пользуетесь мессенджером, вы не думаете, что работаете в интернете. Отчасти это можно сказать про фотографии, которые сразу утекают в облако, ещё про какие-то практики.
Но есть нюанс: нельзя сказать, что это происходит прямо-таки без единого сучка и задоринки. Люди устают от технологий, им надоедает, что они залипают где-то, люди чувствуют себя некомфортно.
Я делала исследование, которое показывает, что родители зачастую не только детям не дают планшет, они сами, когда общаются с близкими, стараются по минимуму использовать гаджеты. Вот если мы разговариваем, то сидеть и параллельно тыкаться в телефон — это становится неэтичным в некоторых средах.
В последние годы мессенджеры, бывшие заменой смс, начали развиваться и даже наступать на кончик хвоста социальным сетям. Начали ли заниматься этим трендом социологи?
Ужасно радуюсь вашему вопросу, потому что про мессенджеры мы с коллегами начали писать полтора-два года назад, когда всё ещё не было так масштабно. Уже была первая среда пользователей, но не было всей инфраструктуры. Мы написали статью, объясняя, что это за тренд, открывая поле, потому что непосредственно посвящённых мессенджерам исследований в России я знаю не так много. В общем, история с мессенджерами только начинается, мне кажется, она будет очень большой, и я сильно подозреваю, что они не только наступят на хвост социальным сетям, но и потопчутся по этому хвосту.
А кто на кого больше влияет — «Фейсбук» на человека или наоборот?
Мне представляется как социологу, что «Фейсбук» или любой другой сервис и его взаимодействие с пользователями — это на деле сеть разных взаимодействий, в ней много, как говорят социологи, факторов, и нельзя говорить об однозначном влиянии. Нужно перечислить эти факторы.
Есть разные пользователи: пользователи-потребители, пользователи, которые занимаются обеспечением инфраструктуры, модераторы сообществ. А ещё создатели групп, бизнес и государство, которые тоже иногда выступают как пользователи.
1,71 млрд человек превысила аудитория социальной сети Facebook, согласно отчётам компании за 2 квартал 2016 года
С другой стороны, если мы говорим про «Фейсбук», за ним стоит организационная культура, в которой есть практики и идеи, подспудно стоящие за тем, что в итоге производится. Её роль нельзя преуменьшать. Мы часто говорим, что все эти корпорации такие горизонтальные, такие современные, а потом смотрим, как Google отключает Google Reader, несмотря на миллионы петиций. В этот момент невозможно не задуматься, что всё-таки есть организационная культура, которая, какой бы она не была, является а) бизнесом и б) идейной и содержательной средой.
Кроме того, «Фейсбук» — это совокупность механизмов и алгоритмов, и это, например, изучают исследователи, которые занимаются теорией фреймов в социологии Ирвинга Гофмана в онлайн-пространстве. Они очень здорово рассказывают о том, как алгоритмы создают ситуации взаимодействия, то, что влияет на нашу деятельность. Грубо говоря, то, как «Фейсбук» показывает таймлайн или просто сообщения, влияет на то, как это воспринимается пользователем. Так происходит, скажем, разграничение приватности и публичности, потому что механика, пользователю не видная, влияет на наше восприятие. Ещё есть роль дизайна, других составляющих.
Широкую публику не очень интересует, что изменилось у конкретных людей — мы хотим понимать что-то про себя, про то, как меняется человек во всей этой истории.
И часто ситуация сдвигается в сторону того, что самые громкие исследования — про какие-то такие buzzwords. Особенно любимое, конечно — большие данные. Мол, с помощью «Фейсбука» Трамп выиграл выборы, «Фейсбук» всё про вас знает...
14,4 млн человек ежемесячно пользуются соцсетью Facebook в России
Социологи занудствуют: не надо путать корреляцию и каузальность, совпадение и причинность. Но тщетно. Почему? Эта идея всемогущества социальных сетей мне кажется современной разновидностью астрологии. Мы понимаем, что человек такой расы, такого вероисповедания, таких политических взглядов, таких привычек, с какой-то вероятностью идёт и голосует за Трампа. Мы не можем до конца проверить, видим совпадение, а причинности на самом деле не знаем. Это похоже на астрологические прогнозы: мы видим, что гороскопы иногда совпадают с жизнью, но в чём причина? В звёздах? Долгое время люди были уверены, что так оно и есть, были уверены в этом точно так же, как мы уверены в наших цифрах, в наших данных. Это же большие данные, ну как можно в них не верить? Очень средневековая история: совпадает же, работает, значит, правда. Истинно, потому что верно.
И довольно любопытно, как сам этот разговор влияет на нас. Ведь в конечном счёте на то, каким становится сервис, опосредованно влияет наше представление о том, как он работает.
То есть до «Чёрного зеркала» ещё далеко?
«Чёрное зеркало», мне кажется, во многом про социальные пороки, хотя мы склонны говорить, что здесь из-за технологий всё происходит. Но, конечно, оно ставит интересные вопросы. Ведь во многом история технологий — это социальная история: утопий, мечтаний, и наоборот, антиутопий.
Подпишитесь на нас в Telegram
