После думских выборов прошло три с лишним недели, в разговорах и записях в социальных сетях всё больше Нового года, всё меньше политики — во всяком случае, в «немоскве». Свою версию того, почему современная российская провинция не готова протестовать, изложила в колонке для Сиб.фм обозреватель Татьяна Ткаченко.
Горячо сочувствуя и разделяя, на новосибирский митинг 24 декабря я не пошла. На выборы вот пошла, из протестных соображений голосовала за каких-то упырей, и до сих пор противно. Да, я испытываю гордость и духовную близость к «городским сердитым», уставшим от цинизма власти и посылающим ей, власти, недвусмысленный сигнал о том, что с ними стоит обращаться поделикатнее. Но разделяю всё это с телеканалом «Дождь», а не с согражданами перед ГПНТБ. Не из снобизма — из безысходности.
Я с симпатией отношусь к жителям своего города и не боюсь провокаций, задержаний и холодов. «Просто не хочу», как говорилось в старом анекдоте. Потому что знаю, что будет стыдно и неловко, что перед микрофонами будут выступать люди, с которыми мне на одной площади делать нечего, и я не смогу отделаться от ощущения, что меня снова обманули, только на этот раз «не те», а «эти»: местные деятели КПРФ, ЛДПР и Русских маршей. Отвечая на вопрос, почему он пойдёт на митинг, мой московский приятель сказал: «Из социальной близости». Я уверена, что именно это чувство привело большинство на Болотную площадь и проспект Сахарова в Москве. И отсутствие его — оставило нас дома в Новосибирске.
Размышляя о природе этого явления, я в субботу вечером смотрела итоговое обсуждение на «Дожде» и поймала ведущего на том, что для описания событий он чаще всего пользуется словами «эстетически» и «душевно». А я, как ни стараюсь испытать вдохновение, сидя за две с половиной тысячи километров от проспекта Сахарова, ни эстетического, ни душевного единения с местным протестным движением не чувствую. Я наблюдаю за происходящим в Москве практически с материнской гордостью — но и с долей материнской же снисходительности.
Потому что это у них там, в столицах, по словам Ирины Ясиной, «время цинизма прошло», а мы тут, как говорила моя покойная тётка, «только ехидством и спасаемся».
В эти дни как никогда популярна цитата Синявского: «У меня с советской властью эстетические разногласия». В нас оскорбили по большому счёту не гражданина — его, если разобраться, может, и не было никогда, — а человека со вкусом и совестью. Мы ведь не внезапно прозрели, мы давно знали про накрутки и вбросы и вполне трезво наблюдали за зачисткой политического и информационного поля, пока выбор на нём не стал совсем тошнотворным, как у змей в банке: не задушит, так укусит. Просто в этот раз уж слишком грубо всё было обставлено. Это как в детстве: воруешь у мамы одну-две конфетки — и ничего, потом три-четыре — и тоже ничего, а вот десять внезапно вызывают мамину ярость. Так вот, декабрьские события беспощадно обнажили не пресловутый информационный и интеллектуальный, а эстетический и душевный разрыв между столицей и провинцией.
Потому что в провинции люди задавлены совсем другим разрывом — кассовым — и необходимостью выдавать родине (хэд-офису, акционерам) что-нибудь важное на-гора. При этом родина (хэд-офис) планы по выдаче этого самого на-гора ставят, как правило, невыполнимые, на своём языке называя их «амбициозными», стоимость жизни уже вполне приблизилась к вполне себе столичной, а зарплаты остаются вполне себе провинциальными.
По существу, в чём просчиталась власть? Она ведь не без оснований думала, что после
И что, если обеспечить его шопингом, суши-барами, отпуском в Турции и радостью безоглядного консьюмеризма, ну и не знаю там — Тиной Канделаки, олимпийскими победами и разговорами о креативном классе, — то можно продолжать грести конфетки из вазочки. В принципе можно было предположить, что, наевшись, общество потребления задумается о душе — то есть справедливости и достоинстве. Но вместо души ему подсовывали то гламур, то танцы со звёздами, то ценности успеха и силы в противовес ценностям «лохов», «лузеров» и «демшизы». Ну и вполне логично, что первым напотреблялось это самое общество в Москве, где ресурсов побольше, и как-то незаметно гламур сменился «духовкой», а «духовка» — гражданским самосознанием, и вот уже Ксения Собчак, одевшись, как подобает случаю, в скромную курточку, выговаривает с трибуны слова: «гражданское общество». Пока плохо выговаривает, неестественно, но она способная — научится.
Относитесь к Собчак как хотите, но её появление на сцене рядом с Навальным посылает нам важный сигнал: пообветшавшая политическая элита способна на обновление и появление новых лиц. Однако в провинции, — извините, в регионах, — вырождение политического класса за эти годы приобрело просто разрушительный характер. Здесь на трибунах по-прежнему бубнят политические лидеры, через одного обладающие либо врождённым косноязычием, либо фрикативным «г».
Современная российская провинция на политическое высказывание не способна.
Хотя вот новосибирская салонная звезда и арт-менеджер Анна Терешкова тоже вроде почувствовала за политикой какие-то тренды — и немедленно получила за это по рукам. Да и некому ей, к сожалению, на местной политической сцене противопоставить свою красоту, богемность и умение носить костюм.
Вся эта политика здесь как-то не политика. Честно говоря, даже демонизировать местную власть как душителя свобод тут не получается: по долгу службы (я отвечаю за связи с общественностью в большой корпорации) мне приходилось наблюдать, как обречённо пахали на полях агитсражений сибирские губернаторы, разрываясь между доярками и деятелями культуры, как, тяжело подбирая слова, они убеждали бизнес-сообщество голосовать за ЕдРо. Ей-богу, все они выполняли свою работу добросовестно, но не производили впечатление людей, которым это доставляет удовольствие. Такие же заложники — и ситуации, и территории, — как и мы, жители этой большой заснеженной страны. Ну, им там сказали: с работы снимем, дотаций лишим, на больницы не дадим, если наберёте меньше 60%, они и надрывались. У них же люди, ответственность, команды — и население, которое как назло живёт там, где дальше уже не сошлёшь, и давно привыкло рассчитывать только на себя. Его этим больнично-социальным хоррором не запугаешь, оно в равной мере не ждёт помощи ни от больниц, ни от министров и больше века живёт по принципу: не жди, не бойся, не проси. «Партию не надо любить, за партию надо голосовать...» — этот искренний лозунг в порыве политического воодушевления произнёс как-то один из высоких томских чиновников — и тут же не выдержал и сам рассмеялся. Не получается у нас антагонизма, какое-то неяростное наше противостояние.
Мы не «городские сердитые», а «городские уставшие». Поэтому большинство населения новосибирских офисов о митингах узнаёт от детей, которых туда не пускает, — и убеждено, что люди приходят на них за дармовым алкоголем или за 600 рублей. Не знаю, как у вас в офисе, а у нас все сходятся на этой цифре. Остальные смотрят телеканал «Дождь». С нежностью.