Расточка: снести нельзя отреставрировать

В Новосибирске готовятся снести район, построенный в середине прошлого века в близком флорентийскому ренессансу стиле: первые восемь домов уже расселили силами мэрии, идёт поиск инвестора, который ликвидирует ещё 108 зданий и построит новые. За 70 лет своего существования Расточка превратилась из уютного социалистического рая в криминальную промзону. Какой была улица Мира после войны и как сегодня живут люди в домах с осыпающимися арками? Корреспондент Сиб.фм узнала, можно ли спасти район и готовы ли жители к строительству в соцгородке бетонных высоток.

Светлое прошлое

Завод расточных станков, который дал имя району, строился в 1939 году — тогда для его рабочих на территории нынешней Расточки появились деревянные бараки. Но в 1942 году на место этого предприятия перевезли машиностроительный завод из Краснодара — так был создан промышленный гигант «Тяжстанкогидропресс».

— В конце войны деревянные бараки начали сносить, чтобы построить на их месте комфортные дома, — рассказывает сотрудник Музея города Новосибирска Константин Голодяев. — Первыми капитальными строениями Расточки стали дома № 46 и 48 на улице Сибиряков-Гвардейцев — как раз их сейчас и сносят.

Старожилы уверяют, что всю Расточку и район улицы Богдана Хмельницкого (в народе — Богдашка) строили пленные немцы, но, по словам краеведа, это всего лишь городская легенда.

— Да, на Расточке действительно есть дома, которые построили немцы, но их не так много, — говорит он. — Все военнопленные в 1948 году были высланы обратно в Германию и заключены в местные лагеря. А те здания, которые появились позднее, возводили или обыкновенные строители, или советские заключённые. На Богдашке немцы могли строить только двухэтажные дома, стоящие внутри кварталов. Все, что идёт вдоль самой улицы, — конечно, нет.

Сегодня, — говорит Константин, — сложно определить, какие именно дома построены немецкими военнопленными на Расточке. Но точно можно утверждать, что они находятся на улице Бурденко, а не на улице Мира, которая в основном застраивалась позже — в начале 50-х годов.

— Кусочек Расточки даже когда-то называли «маленький Берлин», — рассказывает сотрудник музея. — Это район 6-го, 10-го домов на улице Бурденко. Часть из них сейчас сносится.

Расточку в своё время сравнивали не только с Берлином, но и с Флоренцией. В одной из своих книг известный новосибирский архитектор Сергей Баландин писал о районе так: «По характеру стиля архитектура приближалась (но сдержанно) к флорентийскому ренессансу». Эту схожесть, по мнению профессора, обеспечивали «устройство по торцам домов перекрытых террас, открытых карнизов со значительным выносом, силуэтная пластика зданий и её формообразующее богатство».

— Расточка — это соцгород, который был построен в 50-х годах прошлого века архитектором Майковым, — рассказывает новосибирский архитектор Игорь Поповский, доцент кафедры архитектуры Новосибирского государственного университета архитектуры, дизайна и искусств (бывшая НГАХА). — Конечно, там есть и типовые дома, но Сергей Николаевич Баландин, допустим, считал, что ценность этого района даже выше, чем улицы Богдана Хмельницкого. К сожалению, многие архитектурные решения сегодня утрачены, из-за ветхого состояния объектов характер среды теряется.

Игорь Поповский говорит, что Богдашка сохранилась лучше Расточки не в последнюю очередь из-за другого контингента её жителей.

— В районе улицы Богдана Хмельницкого был завод химконцентратов, так называемый почтовый ящик (советское секретное производство — прим. ред.), и в том месте жила интеллигенция военно-промышленного комплекса, можно сказать, элита, — говорит архитектор. — А Расточка — это рабочая слобода, район, несколько оторванный от города, улица Мира не является такой мощной магистралью, как Богдана Хмельницкого. Даже ДК Ефремова известен далеко не всем новосибирцам, в отличие от ДК Горького. А ведь в прошлом году он получил статус памятника архитектуры регионального значения. Здание построено в 1952 году по проекту архитектора Валентина Добролюбова.

— Район сначала был вполне благополучным. — считает Константин Голодяев. — Но в 80-е годы, когда дома стали ветшать и многие жители переехали, район начал приобретать криминальную славу, которая укрепилась в перестройку.

До начала сноса домов Расточку можно было назвать чуть ли не самым аутентичным соцгородком Новосибирска: красоту ветшающих домов почти не нарушают современные постройки, вывесок и рекламных конструкций немного. Если прищуриться и не обращать внимания на облупившиеся стены и персонажей с двухлитровыми баллонами пива в руках, можно представить себе благополучный быт района в 50-70-е годы, когда у фонтанов гуляли молодые мамы с колясками, а на лавочках старики играли в домино.

Не успели в новые дома въехать первые труженики тыла, а район уже прославился: на его строительстве был установлен — ни много ни мало — мировой рекорд! И не по массовому ограблению, а по кладке кирпича. Бригада каменщика Семёна Максименко в конце 1945 года одновременно строила три дома на улице Мира. За восемь рабочих часов передовики производства положили 121 300 штук кирпича!

— Они возводили два этажа (третьи этажи к домам пристроили позднее — прим. ред.), после чего переходили на следующий дом, а другие строители завершали работы, — рассказывает Константин Голодяев. — Три дома были сданы под ключ за три недели, причём зимой: работы начались 7 декабря, а ко дню рождения Сталина, 18 декабря, дома были готовы.

Идеологом скоростного строительства был Семён Максименко, который не только усовершенствовал мастерок и печь, чтобы раствор не застывал, но и придумал особую схему работы. Сам бригадир только клал кирпич, возводя внешние стены, а на подхвате у него было ещё трое — они готовили и клали раствор, подавали кирпичи. Процесс рекордного строительства даже превратили в социалистическое «реалити-шоу»:

— На трансформаторную будку внутри квартала повесили большой циферблат — стрелки отмеряли время, — рассказывает краевед. — Также рядом вывесили большие цифры, которые сообщали, сколько кирпичей уже уложено. В день мирового рекорда приехали журналисты, на митинге строителям вручили награды — медали «За трудовую доблесть в Великой Отечественной войне».

Сам Максименко, которому тогда не было и 30 лет, был удостоен звания Героя социалистического труда, а его бригада получила Сталинскую премию за внедрение скоростных методов строительства — 50 тысяч рублей. Для сравнения: средняя зарплата в отрасли в 1945 году составляла около 400 рублей.

В год окончания войны в здания, похожие на итальянские палаццо, стали въезжать первые жители. Интересно, что в соцгороде было некоторое классовое разделение: для руководителей и инженеров строились дома по чётной стороне улицы Мира, а для рабочих — на улице Бурденко.

— Люди из деревянных бараков и полуземлянок переехали в эти роскошные дома — хотя и двухэтажные, хотя и без индивидуальных санузлов и ванн, — рисует картину прошлого Константин Голодяев.

Тогда это было элитным жильём, счастье — получить квартиру или комнату в таком доме, потому что в других районах люди продолжали жить в бараках.

Представить себе быт молодой Расточки можно по такой картинке: по вечерам после работы на заводе жители собирались у воды: в районе было два больших фонтана и несколько маленьких, спрятанных в красивых нишах.

— Интересно, что в доме по адресу Бурденко, 17 в 60-е годы находился единственный в городе магазин автозапчастей — он переехал туда с улицы Серебренниковской, а потом с Расточки перебрался на Горскую, где находится и сейчас, — отмечает интересные факты работник музея города.

А к дому № 9 на улице Бурденко когда-то стекались школьники — они шли в магазин «Приборы», в котором продавались химическое стекло и реактивы, а также набор «Юный химик»: колбочки, пробирки, препараты, порошки... По инструкции, которая прилагалась к набору, ребята делали дома химический опыты.

— Это было очень популярное занятие, и на Расточке находился единственный в городе магазин, где можно было купить такой набор, — уверяет Константин.

Была в районе и своя парковая зона с советскими статуями и эстрадой, где проходили танцы. Располагалась она за ДК Ефремова — сейчас там построили спортзал.

— На Расточке есть улица под названием Горбаня — она пересекает улицу Бурденко. — говорит Константин Голодяев. — Многие недоумевают, что это за баня такая? На самом деле это название происходит не от городской бани, как думают многие, а от фамилии руководителя новониколаевского ЧК Фёдора Горбаня.

Однако своя баня в районе всё же была, более того, она сохранилась. Баня, построенная в 1953 году, стоит в другой стороне от площади Сибиряков-Гвардейцев, на улице Беловежской, 11. Таким образом, если бы про новый район в то время готовили рекламную листовку, в ней могли бы совершенно честно (а не как некоторые современные застройщики) написать: «Район с развитой инфраструктурой».

Впрочем, по словам Константина Голодяева, в выходные жители Расточки всё-таки ездили в центр города — до открытия моста через Обь в 1955 году туда добирались на паромах.

Мы старый мир разрушим

Скоро Расточка может лишиться своей индивидуальности или вовсе исчезнуть: в этом году в бывшем соцгородке, который до этого времени упорно сохранял свою архитектурную аутентичность, начали расселять и сносить дома.

По данным управления по жилищным вопросам мэрии Новосибирска, работы ведутся в рамках Федерального закона «О фонде содействия реформированию жилищно-коммунального хозяйства». В мэрии сообщили, что на Расточке расселению и последующему сносу подлежат шесть домов в границах улиц Мира и Бурденко, а также два дома на площади Сибиряков-Гвардейцев — № 46 и 48. По сообщению управления по жилищным вопросам, новые квартиры люди получили в домах на улицах Петухова, Оловозаводской и Титова.

На запрос Сиб.фм о будущей застройке Расточки департамент строительства и архитектуры мэрии сообщил, что 11 мая на заседании комиссии было принято решение о возможности развития застроенной территории в границах улиц Бурденко, Горбаня, Бебеля, 2-ой Бурденко, Бетонной и 1-го переулка Мира общей площадью 19,598 га. Здесь планируют снести ещё 108 домов. Карту мэрия не предоставила, но приблизительный подсчёт объектов на этом участке в 2ГИС показал, что на Расточке снесут если не все дома, то почти все.

Развитие застроенной территории осуществляется на основе договора, который мэрия заключает с победителем открытого аукциона — пока его не было. Проектом планировки промышленной зоны Кировского района, утверждённым в 2013 году, на территории предусмотрено размещение средне- и многоэтажных жилых домов, деловых и торговых центров, общественных зданий, объектов среднего и высшего профессионального образования, научно-исследовательских учреждений.

«В настоящее время проводятся мероприятия по подготовке документов, необходимых для организации и проведения аукциона на право заключения договора о развитии указанной территории, — значится в ответе мэрии. — Кроме того, сообщаем, что жилые кварталы, расположенные в границах улиц Бурденко, Горбаня, Бебеля, 2-ой Бурденко, Бетонной, переулка 1-го Мира в Кировском районе, не являются зоной исторического и культурного наследия и создание туристической зоны не планируется».

Сохранять не собирались

По словам экспертов, туристический потенциал района действительно невелик, поэтому спасти его очень сложно.

— Во-первых, это не та точка, на которой можно было бы развивать туристическую зону, плюс ко всему место неудобное — до него ещё нужно добраться, — комментирует заведующий лабораторией стратегических и форсайтных исследований и разработок НГУЭУ, доктор философских наук и урбанист Сергей Смирнов. — Во-вторых, вокруг района среда весьма ущербная — это всё бывшая промзона. А реновацию городской территории, как в Москве, в Новосибирске не сделать — нет денег.

Константин Голодяев признается, что об организации экскурсий на Расточку в музее думали, но опасаются, что спроса на них не будет.

— В принципе, можно набрать материала на час, но востребованности таких экскурсий пока не видно, — говорит краевед. — Кто туда пойдёт? Далеко добираться от центра, нужен специальный транспорт.

Константин Голодяев поясняет, что историческую ценность Расточка имеет как образец жилой застройки конца 40-х — начала 50-х годов. Возможность хоть как-то спасти её он видит только в создании мемориальной зоны, которая будет находиться под охраной города.

— Весь район мы сохранить не сможем — город должен развиваться, — считает он. — Думаю, это должны быть две мемориальные зоны: квартал Мира—Горбаня, где можно сохранить атмосферу 50-х годов, и начало улицы Бурденко, где дома более ранней постройки. Однако там уже начали снос. Сейчас самое время позаботиться о том, что осталось. Если такие мемориальные зоны будут выделены, ремонт зданий на этих территориях будет оплачивать государство, но жителям запретят делать перепланировки, возводить какие-то пристройки.

Чтобы начали рассматривать вопрос о создании особой зоны, нужно подать заявление в управление по государственной охране объектов культурного наследия Новосибирской области от какой-либо организации или от группы лиц. При этом Константин Голодяев сообщил, что музей Новосибирска подавать заявление не планировал. По его словам, обычно это делают жители, которые также могут обратиться к местному депутату.

Игорь Поповский отметил, что присвоение району статуса достопримечательного места не исключает возможности нового строительства и уплотнения, однако предполагается сохранение стилевого единства и высотного регламента. Архитектор говорит, что вопрос о создании достопримечательного места сейчас рассматривается управлением по государственной охране объектов культурного наследия относительно района улицы Богдана Хмельницкого.

— Я понимаю, что такое было бы неплохо сделать и с Расточкой, и с улицей Станиславского, и с улицей Авиастроителей, — говорит он. — Но процесс этот очень долгий, критический с экспертной точки зрения, с точки зрения муниципалитета — это делает невыгодным развитие территории. Критически это рассматривается и рядом бизнесменов, которые являются сторонниками активного развития города. Это ситуация борьбы за выживание определённого культурного артефакта, и отстоять каждый из них пока представляется достаточно сложным. Но мы в этом направлении работаем.

Игорь Поповский назвал три варианта охраны историко-культурного наследия: консервация, реставрация и приспособление.

— Консервация в данном случае нелогична, потому что дома в очень плохом состоянии, — высказал мнение архитектор. — Реставрация — это возможный путь. И третий путь — приспособление. В частности, в Санкт-Петербурге (тогда ещё Ленинграде) сносили все внутри домов, оставляя только наружные стены. Но, конечно, эффективность такой работы крайне низкая. И, скорее всего, на это инвестора просто не найдут.

По словам Игоря Поповского, утверждать, что в развитых странах объекты культурного наследия всегда сохраняют, нельзя. Более того, в некоторых государствах приветствуется, когда новое строительство ведётся в современном стиле, чтобы чётко разделить новое и старое.

— Например, в Голландии разобрали целый блок исторической застройки и сделали дом из стекла, — знает доцент НГУАДИ. — Там принимают решения через общественные советы. Вообще надо понимать, что сохранность объектов — это не только задача органов власти. У нас обычно этим занимается государство, а в других странах здания начинают охранять сами люди, потому что такой дом имеет очень высокую капитализацию в качестве культурного артефакта. И жители воспринимают свой дом как антиквариат.

Однако в России, как с сожалением констатирует Игорь Поповский, далеко не все население разделяет эту точку зрения. Например, большинство новосибирцев отрицательно относится к конструктивизму и считает сохранение подобных объектов как минимум странным. Также архитектор привёл в качестве примера реакцию городского сообщества на ремонт оперного театра.

— Внутренние интерьеры абсолютно точно были нарушены и искажены, и многие этому обрадовались, — удивлен Игорь Поповский. — Для меня как для сопредседателя экспертного совета при управлении охраны историко-культурного наследия было шоком, когда представители серьёзной интеллигенции говорили мне: «Это здорово, не надо никаких музейных состояний!» Это свидетельствует о том, что наше общество к такого рода сохранению ещё не готово. И даже если представить, что Расточку восстановят и сделают там элитное поселение, люди, скорее всего, не будут покупать такое жильё. Есть ценители Венеции, Берлина, Парижа, Петербурга, в конце концов, даже Томска. А сохранность такой рабочей слободы 50-х годов волнует весьма небольшую часть населения.

Более того, по его словам,

Большая часть жителей Расточки не только не способствует сохранению своих домов, а даже, наоборот, способствует их разрушению и ждёт, когда дома снесут и улучшат их жилищные условия.

— В Самаре уже были предприняты попытки активизировать жителей таких рабочих районов, чтобы они создали опредёленные механизмы саморегулирования и осмысления улучшения их территорий. Но, к сожалению, люди отнеслись к этому скептически, потому что они больше ожидают, что за них всё решат, — приводит пример архитектор. — Но выжидательная позиция, к сожалению, ничего не даёт, кроме ухудшения среды. И Расточка яркий тому пример.

«Это похоже на 43-й год»

Мы приехали в Расточку, чтобы узнать, действительно ли жители равнодушны к судьбе района и только ждут, когда их переселят в новые квартиры.

Первыми мы подходим к женщинам, которые, видимо, по старой привычке отдыхают у фонтана во дворе на пересечении улиц Бурденко и Горбаня — фонтан не работает и сильно замусорен. «Один дворник на 22 дома», — поясняют они. Соседки представляются как Надежда Александровна, Тамара Афанасьевна, Галина Владимировна и Наталья Николаевна.

— Отец был прорабом, работал с военнопленными, строил дома на бетонной, — отвечает одна из них на вопрос о том, долго ли они живут на Расточке. Кстати, местные жители подтверждают, что пленные строили район только до 1948 года.

— Эти дома состоят из шлакоблоков и промазаны глиной. Им больше 70 лет. Конечно, вся глина высыпается. И я считаю, что так и должно быть, — комментирует снос нескольких объектов Галина Владимировна.

Женщины называют наиболее ветхие, по их мнению, дома: № 10 на улице Бурденко, № 13 — 1 переулок Мира.

— А хороший дом на Бурденко, 20 снесли! — восклицают они. — В некоторых домах нет горячей воды, туалет один на несколько комнат, а там нормальный дом был. Говорят, одна из собственников в администрации работала. Мира, 9 тоже был нормальный дом: с квартирами, не общежитие.

Женщины не верят нашим словам о том, что почти весь район снесут.

— Думаете, не надо? — спрашиваю я.

— Конечно, не надо! Только бы облагородить дома немного.

И старожилы начинают вспоминать, какой была Расточка во времена их молодости.

— Когда родители меня сюда привезли, мне было шесть лет. И эти дома уже стояли, — оглядывается вокруг Галина Владимировна. — Здесь был хороший двор, всё было обнесено заборчиками, благоустроено. Фонтан работал, были фонари. Кино показывали прямо во дворе! Привозили экран, была сцена-ракушка с сидениями, концерты давали.

Надежда Александровна с улыбкой добавляет, что в ДК Ефремова были танцы — билет стоил 10 копеек.

— Даже в 80-х годах ещё была какая прелесть! — восклицает её соседка. — Архитектура здесь красивая.

Фонтан у Бурденко перестал работать лет восемь назад. Чтобы его включить, сначала жителям предложили сбрасываться на воду, а потом оказалось, что надо менять коммуникации.

Женщины отмечают, что в последнее время здесь стало много граждан ближнего зарубежья.

— Никто из старых работников не уезжал — просто естественный отбор, — улыбается Галина Владимировна. — Я сама работала на заводе лет шесть инженером. Папа 40 лет отработал, мама долго трудилась в горячем цехе.

Идём к дому по № 10 на улице Бурденко, который нам настоятельно советовали посетить. Нам везёт: женщина, которая гуляет с внучкой у подъезда, внезапно оказывается старшей по дому. Лидия Каретникова живёт здесь 57 лет и тоже работала на заводе. По её словам, дом много лет находится в ужасном состоянии, однако его почему-то не сносят.

— Я ездила в ЛДПР, через месяц обещали сообщить результат. Должны вызвать комиссию, чтобы посчитать износ, — сообщает она. — Мэрия сказала, что застройщик есть, землю откупили. Но не говорят, кто этот застройщик, куда обращаться. Вроде как, расселять пока некуда.

Дом действительно производит пугающее впечатление: полы прогнили и проваливаются, с провисших потолков кое-где сочится вода, пахнет сыростью — протекают и трубы, и канализация. По факту здание представляет собой общежитие коридорного типа: санузел — туалет и умывальник — один на крыло. Но официально дом считается многоквартирным.

— Изначально это было общежитие «Тяжстанкогидропресса» — его строили немцы ещё в 43-м году, но ввели в эксплуатацию в 45-м, — рассказывает историю объекта Лидия Каретникова. — А когда появилось много семейных пар, видимо, по их просьбе, его сделали жилым строением коридорного типа. И сейчас, когда люди заселяются сюда, их прописывают в многоквартирный дом, а за него плата больше. Недавно управляющая компания «СПАС-Дом» поставила нам общедомовой электрический счётчик — ни у кого не спросили, собрания не делали. Раньше счётчики были у каждого в комнате. Сейчас всем прислали, из которых следует, что нужно уплатить за установку: кому 700 рублей, кому — 1 500.

Новый счётчик установлен в сырой комнатушке, где с потолка иногда капает вода, и жильцы дома боятся замыкания.

— Воды горячей нет — греем кипятильником. Берёшь ванночку или тазик, идёшь в туалет и там моешься, — рассказывает о жизни дома № 10 Лидия Каретникова. Рядом бегает её белокурая внучка с красивым именем Элина — чтобы её купать, приходится каждый день греть воду.

— Район, конечно, жалко. Столько лет на одном и том же месте! Дети выросли, внуки вот растут, — рассуждает бывшая работница завода. — Место-то хорошее. Но устали уже люди без горячей воды, без удобств! Трубы у нас в доме никогда не меняли, в 90-х годах был косметический ремонт — капитального не было никогда. И надежды на него нет.

Прошу собеседницу вспомнить о том, как жили раньше, как проводили досуг.

— Какие развлечения? Напьются, передерутся, да и всё, — сразу отвечает женщина. Потом на несколько секунд задумывается и продолжает:

— Хотя нет, всё-таки в 70-е у нас дружный дом был. Не было квартирантов, все заводские жили: ни драк, ни ссор. В праздники собирались во дворе все вместе: кто что вынесет, песни пели. Дружно было, хорошо! На Новый год ставили ёлку, горку делали.

На вопрос о состоянии тех домов, которые попали под снос, Лидия Каретникова также отвечает, что дома по адресу Мира, 9 и Бурденко, 20 были вполне приличными.

— Если по-честному, там у них пили, передрались, один из мужчин пробил потолок, — рассказывает она о ситуации на Мира, 9. — Они сказали, что потолок упал, чуть не убил ребёнка, и дом срочно расселили. А Бурденко, 20 — тот вообще отличный дом был! Там евроремонт почти у всех был — и туалеты, и ванны... Дом № 8 на улице Бурденко тоже был многоквартирным, но без ванн. Его снесли, потому что там 18 квартир, а у нас — 70. Слишком много людей переселять.

После общения со старшей по дому счастливые случайности не заканчиваются, и мы встречаем бывшую жительницу многократно упомянутого дома № 9 на улице Мира — она работает продавцом в одном из магазинов. Наталья из тех, кто ждал, когда дом расселят, но новой квартирой она недовольна.

— Расселили, но дали ненамного лучше — на «Матрёшках» (в микрорайоне Матрёшкин двор — прим. ред.), — жалуется она. — Последний этаж, и тоже всё сыпется, ломается и крошится. Ещё и крыша течёт при каждом дожде. Побежали в ЖЭУ — говорят, это вина застройщика, пусть он и устраняет. Но я рада, что старый дом расселили. Какая капиталка — 1947 года дом! Я эту квартиру потому и брала, чтобы новое жильё дали.

По ту сторону Мира, рядом с ДК Ефремова, всё выглядит куда лучше, не считая одного дома, — № 6, который, судя по всему, тоже представляет собой общежитие и сморится сильно обветшалым. А вот на Мира, 12, наоборот, даже делают крышу.

— На этой стороне, сказали, никогда не будут сносить, — с уверенностью сообщает нам жительница дома № 28 Фаина Васильевна, которую мы застали за работой на клумбе. — Ну, может лет через 30–50, когда они совсем развалятся. У нашего дома износ примерно 20 %. Я сделала ремонт и живу нормально, в чистоте, окно выходит на свой сад. А в некоторых квартирах у нас очень страшно: как было 60 лет назад, так и сейчас. Особенно в тех, где живут на подселении — делят квартиру.

По словам Фаины Васильевны, в доме по соседству (улица Горбаня, 26) собственники создали ТСЖ, сделали крышу, покрасили фасад, сделали подвалы и заменили окна на пластиковые.

— Года два назад это было, сейчас та госпрограмма по капремонту закрылась, — поясняет женщина. — В нашем доме только трубы успели поменять.

Фаина Васильевна говорит, что живёт здесь уже 43 года, и это единственный дом завода «Сиблитмаш», а не «Тяжстанкогидропресса». На вопрос о необходимости сноса района она отвечает отрицательно.

— Это может и не индивидуальный проект, но таких участков в городе я знаю всего штук пять: в Заельцовском районе за стадионом «Сибирь», на Римского-Корсакова, за Дзержинским райисполкомом, — перечисляет она. — Они были бы красивыми, эти дома, если бы их покрасили, облагородили. Во дворах у нас сейчас нормально, мы ухаживаем. Главное, что жители почти не меняются, все друг друга знаем, живём одной командой, хорошо и весело.

А вот Дарья, которая гуляет во дворе с подругой, не согласна с представителями старшего поколения.

— Быстрее бы снесли и что-нибудь новое поставили! Всем легче будет, — убеждена девушка. — Это похоже на год 43-й, когда шла бомбёжка. Хотя раньше было ещё хуже: за последние лет семь всё очень изменилось, криминала стало гораздо меньше. Конечно, в любом районе есть алкаши и наркоманы, но в целом здесь люди нормальные.

В завершение решаем заглянуть в ту самую баню, о которой говорил сотрудник Музея города Новосибирска Константин Голодяев. Снаружи она уступает многим домам Расточки, а внутри нас неожиданно встречает широкая лестница, над которой парит помпезная люстра. Интерьер, с одной стороны, воплощает стремление советской власти строить дворцы для народа, а с другой — создаёт какой-то деревенский уют: на стёклах буфета нарисованы пузатые самовары. А над лестницей висит огромная картина, иллюстрирующая отдых советских граждан на местном пляже.

Начальник бани Людмила Владимировна Хмелюк с радостью разрешает нам фотографировать и предлагает рассказать про подведомственное учреждение.

— Наша баня 1953 года, картина того же периода, — поясняет она. — Может, там где-то даже есть подпись художника, но картина насмерть приделана и со стены не снимается. Там на заднем плане строится Новосибирская ГЭС. Дедули, которые ходят в баню, говорили, что художнику позировала его жена. Посмотрите на фигуры женщин — они же все одинаковые! Если бы меня муж нарисовал такую, я бы ему!.. Но раньше такие фигуры были. А сейчас попробуй так девушку сфотографировать!

Людмила Хмелюк работает в бане уже 20 лет. Она утверждает, что иногда туда заходят бывшие жители немецкого посёлка, которые давно переехали в Германию.

— У нас же тут бараки стояли, в которых жили немцы, — вспоминает она. — И сейчас некоторые из них приезжают сюда — ностальгия. Говорят, можно посмотрим, сфотографируемся.

На прощание Людмила Владимировна настойчиво приглашает нас в следующий раз помыться в бане, и это советское радушие ещё раз напоминает о тех годах, когда посёлок для заводчан был молодым и желанным. Сегодня он пришёл в упадок, современные жители Расточки вряд ли организуют митинг в защиту своих домов.

Многие из них уже и не замечают уходящую красоту района за облупленными стенами, проваливающимся полом и протекающими трубами.

Если инвестор найдётся, люди переедут в новые дома, а на месте соцгородка вырастут высотки. И только памятник в виде камня с табличкой, установленный в прошлом году в сквере перед проходной завода «Тяжстанкогидропресс», будет скромно напоминать о тружениках тыла, которые жили в этом районе и строили новый мир, который так быстро состарился.