Выпуститься из семьи

Корреспонденты Сиб.фм 12 часов колесили по сёлам Новосибирской области, чтобы увидеть, как воспитывают приёмных детей.

Октябрьская грязь покрылась ровным слоем первого снега. Только накатанные тёмные полосы льда и пожухлая трава выдают наспех прикрытую грязную осень. Но в деревне всё равно стало свежее.

Хозяева первого дома, куда мы нагрянули с визитом, быстро накидывают куртки и выходят во двор. С ними Костик. Мы хотим записать их на камеру для фильма о приёмных семьях.

— Давайте так, — предлагает красивая молоденькая девушка из нашей делегации, — вы как будто складываете поленницу, — и берётся за дрова.

— Тихо-тихо, — останавливает её хозяин, — сейчас развалите всё. Давайте лучше будем их возить.

С грохотом на пол сваливаются салазки. Костику командуют грузить в них дрова из кучи за забором и вместе с отцом тащить во двор. Снимается сцена совместного труда. Приёмная мама наблюдает за происходящим и нежно теребит за плечи родного внука. Когда работа окончена, вся семья, за исключением старшего брата Кости — тоже приёмного сына, ещё не вернувшегося из школы, стоит перед нами.

— У вас вообще принято обниматься, — намекает оператор.

— Конечно, — смеётся женщина, — сильнее прижимая внука и подтягивая Костю, и Костя смеётся. В первый раз за всё время нашего нашествия.

Мы грузимся в «Газель». Мальчик стоит перед сенками, женщина метлой счищает снег с его ног.

— Ну, как-то так, — резюмирует Женя. Это он в роли оператора. Его идея снять фильм не для прессы и не для начальников, а для коллег к юбилею организации.

Женя — Евгений Цурпал — начальник центра развития семейных форм устройства детей, оставшихся без попечения родителей. Название скучное. А смысл простой: это организация, которая помогает родителям из области с воспитанием приёмных детей. Регулярное сопровождение на местах, плановые тренинги, консультации психологов, оценка климата в семье и дополнительный досуг — всё, чтобы дети приживались в новых семьях, а взрослые справлялись с обязанностями. Наше интервью с Евгением начинается в девять утра в городском офисе, продолжается на выезде в область и заканчивается около десяти вечера на обратном пути. Не считая того, что нужно безостановочно комментировать всё происходящее, что, кажется, более всего утомляет героя, для него это в целом обычный день с обычным графиком.

Почему их берут

Мы приходим в Центр семейных форм, где нас встречает симпатичный мужчина. Лёгкая вальяжность в его голосе выдаёт начальника, а некоторая напряжённость — начальника ещё всё-таки молодого.

Евгений, а вы что, прямо так поедете? — я оделась как в поход и чувствую себя неловко рядом с мужчиной в строгом костюме.

Нет, это я для вас нарядился. А ещё у нас же семинар начался для кандидатов в приёмные родители, в зале несколько десятков человек.

Там люди, которые хотят усыновить ребёнка?

Не только. Существует несколько форм семейного устройства. Если усыновители берут ребёнка в дом как родного, то он теряет статус сироты и все льготы. Ещё есть опекуны и попечители — обычно ими становятся родственники ребёнка. Чаще всего это непростая категория семей. Например, бабушка и дедушка — со своими детьми у них контакта не получилось, и теперь они взяли на воспитание внуков. Третья форма — приёмная семья. Исторически так вышло, что наш центр больше всего с ней работает.

Десять лет назад, когда мы только начинали, в Новосибирске было немного приёмных семей, и почти все — по типу семейного детского дома. Нам нужно было популяризовать это направление.

Это была очень перспективная форма для села. Потому что классические, крепкие сельские семьи могут научить ребёнка жить на земле и себя обеспечивать. Да, материальный интерес — это частая составляющая в таких случаях. Главное — смотреть, чтобы она была не на первом месте. Если на селе нет денег, а у семьи есть желание и возможность воспитывать приёмных детей, почему бы им за это не получать зарплату? Ну, и с экономической точки зрения такая поддержка целесообразна. Дети ушли из учреждения — деньги на их содержание просто перераспределились. Но мы всё равно хотим, чтобы было больше усыновителей. Потому что приёмные семьи в любой момент могут договор расторгнуть и вернуть ребёнка в детский дом. Допустим, изначально у них не хватало воспитательного ресурса. И это, безусловно, ошибка устройства.

И почему им тогда дали детей?

По закону, если у тебя жилплощадь проходит по нормам, нет серьёзных заболеваний и судимостей, ты можешь взять ребёнка. Теоретически даже пожилой человек может стать приёмным родителем. Тут, конечно, надо докапываться до мотивации. В первую очередь, отсечь материальную выгоду. Потом понять, насколько осознано это решение. Бывает, человек посмотрел социальную рекламу, прослезился и на волне эмоций взял ребёнка. Но на одном энтузиазме его не воспитать.

Милые, бедные дети из рекламы в действительности не белые и пушистые. У них есть масса проблем, которые надо решать, к ним надо притираться.

Сопереживание — хороший мотив, но не конструктивный. Этого мало. На обучении мы рассказываем про риски, типичные проблемы, травмы и те последствия, которые неминуемо проявятся. Взрослые должны осознавать, какого ребёнка они «потянут», а какого — нет. К сожалению, люди часто говорят неправду или обманывают сами себя. Поэтому мы смотрим и на личные параметры, и на мотивацию, и как они отвечают на проективные вопросы. Но даже если есть какие-то особенности у кандидатов в родители, например, авторитарные взгляды на воспитание, недостаточная педагогическая готовность, эмоциональность — это не означает, что им нельзя брать приёмных детей. Идеальный вариант — если ребёнка подбирают не родители сами, а специалисты. Но очень мало пар, которых можно назвать профессиональными родителями.

Профессиональные родители? Да не бывает вообще такого. Не понимаю.

Когда я пришёл сюда, я тоже не понимал, что движет приёмными родителями, даже осуждал кого-то. Я долго в этой теме разбирался. И к чему я пришёл? Нельзя по себе мерить людей! Мы абсолютно разные. Я бы не решился на этот шаг сейчас, потому что не могу дать приёмному ребёнку того, что ему нужно. А есть те, кто может, и совершенно искреннее это делает. Но, по моим ощущениям, две трети из тех, кто проходит у нас обучение, до конца не понимают, зачем им ребёнок. Это страшно.

А зачем приёмный ребёнок, если говорить про конструктивную мотивацию?

Нужно, в первую очередь, думать не о том, зачем он мне, а о том, зачем я ему. Кем я могу стать для него, что смогу дать, как я ему помогу адаптироваться к самостоятельной жизни, чему научу, как мы вместе преодолеем его проблемы.

Почему их отдают

И мы буднично переходим к причинам возврата.

Систему общественного воспитания чаще всего обвиняют в том, что дети выпускаются неадаптированными к жизни: не умеют принимать взвешенные решения, распоряжаться деньгами, собственностью. И даже если в детдоме создаются условия, похожие на семью, всё равно они не чувствуют роли отца и матери. Это означает, что в будущем у них есть риск оставить собственных детей. Именно это я называю вторичным сиротством (хотя этот термин относится к детям, которых взрослые оставляли не раз). Вообще, каждый случай индивидуальный. В некоторых ситуациях, как бы это ни звучало, надо разбираться, стоит ли ребёнку отправляться в семью или лучше остаться в учреждении. Это касается подростков, во многом сформировавшихся как личности, со своим мировоззрением и опытом. Чтобы реально помочь ему социально адаптироваться, нужны особые навыки, чтобы за короткий срок выстроить доверительные отношения. Не каждая семья подойдёт. Мы, конечно, заинтересованы, чтобы отношения сохранялись и после выпуска из семьи. Потому что молодым людям тоже нужна поддержка родителей.

Что значит выпуск из семьи?

Договор с приёмными родителями заключается на период, пока ребёнку не исполнится 18 лет. Потом он «выпускается» из семьи — это такое понятие.

Вы общались с родителями, которые возвращают детей? Почему они это делают?

Конечно. Мы давно анализируем причины возврата. Сейчас детей стали отдавать чаще, чем, скажем, пять лет назад. И у этого есть статистическая причина. Количество детей, устроенных в семьи, выросло, количество возвратов — тоже. Невозможно угадать на 100%, что именно эта семья будет иметь достаточно ресурсов для воспитания именно этого ребёнка. Можно предположить с высокой долей вероятности, но риск остаётся. Семья — проект долгосрочный. За годы отношения между людьми меняются. И не все доходят до финиша. Самый тяжёлый этап — подростковый возраст ребёнка.

Мы проводим тренинги, на которых разбираем типичные проблемы, собираем родителей, чьим детям от 10 до 12 лет, объясняем, как будут перестраиваться отношения, когда ребёнок вырастет. Мы говорим им: не воспитывайте подростка, дружите с ним! Учим понимать, что он чувствует.

Какие типичные проблемы у подростков со сложной судьбой?

Лгать, воровать, проявлять агрессию. Когда мы разбираем эти проблемы, родители понимают, что дети таким образом пытаются обратить на себя внимание. Даже воровство чаще всего происходит не с целью наживы. Негативное внимание — тоже результат. Но это не крах для приёмной семьи. Это можно и нужно пережить. Есть фильм с Дорониной «Мачеха». Там героиня говорит: «Чтобы растение прижилось, нужно тепло и время». Дети все разные. Многие физиологически выросли, а эмоционально ещё нет. Им нужно много ласки, чтобы восполнить пробел. Иногда родители пугаются сексуализированного поведения подростков. Но это проблема не раннего полового созревания, а прошлого травматичного опыта. Дети видели интимную жизнь кровных родственников, сцены насилия, возможно, сами ему подвергались в той или иной степени. Поэтому у нас есть профильный семинар, где мы учим родителей правильной реакции, чтобы не развивать чувства страха, стыда и брезгливости. Есть и индивидуальные особенности детей в зависимости от того, какой опыт они прошли.

Кто-то прячет еду. Раньше это была типичная проблема, сейчас, скорее, частный случай. Потому что неблагополучные семьи вовремя выявляются, и ребёнка изымают быстрее, чем он успеет повзрослеть в такой ситуации.

Кто-то грызёт ногти, имеет невроз, отстаёт в развитии. Хронические заболевания есть почти у всех детей. Часто приёмные семьи не выдерживают конфликтов в школе. Педагогов в России не учат работать с детьми из детских домов, которым нужен особый подход. А учителя — заложники образовательной системы, если ребёнок приёмный, то на нём клеймо. И с родителями у них взаимные упрёки. Поэтому нам тоже приходится вмешиваться в эти конфликты, а ещё проводить профильные семинары для учителей.

Ещё одна проблема — если жена просто уговорила мужа взять ребёнка, а он не готов быть приёмным отцом, тогда скандалов не избежать. Ужиться ещё нужно и с кровными детьми в семьях. Они тоже ждут братика или сестрёнку, но реальность их может разочаровать. Родители должны помнить, что сперва им нужно благополучно вырастить собственных детей, а потом, если по силам, взять приёмных.

Иногда дети отказываются от родителей. Если в детском доме они привыкли к развлечениям, поездкам в город, то в деревне, за 80 км от райцентра, они начинают скучать. Летом — хозяйство, зимой — школа. Из развлечений в холода разве что подлёдная рыбалка. А если ещё и родители немногословные? Жизнь в семье оказывается для них рутинной. Могут выкинуть что-то от тоски. Поэтому взрослых мы учим разговаривать с детьми. На частных консультациях родители просят: сделайте что-нибудь с моим ребёнком. Наша задача — помочь им что-то сделать с собой, чтобы найти общий язык с ребёнком.

Дорога

Мы перемещаемся в машину.

— Полна коробочка, — говорит Женя, осматривая весь экипаж. Два психолога, которым предстоит попасть в закрытые семьи, и три сотрудника центра, включая начальника, — для съёмок фильма. Пока что это похоже на прогулку в детский лагерь с бригадой активной молодёжи.

И часто у вас такие выезды?

Три раза в год практически в каждом районе области мы проводим большие трёхдневные семинары. Психологи выезжают по сигналу опеки, если что-то не так, или на плановые консультации, периодически мы проводим целевые короткие семинары по той или иной теме. У нас две машины, в редкие дни они стоят на месте.

Вы работаете в центре уже восемь лет, всё время в таком режиме. Успели жениться и обзавестись собственными детьми. Представляю, как вашей супруге нравится эта работа!

Да, я чувствую, что не хватает времени на жену и детей. Но у меня правило: в выходные обязательно проводить время с семьёй. Каждый вечер я стараюсь успевать пообщаться с дочерьми. Просто перед сном ложусь рядом, и мы разговариваем. Младшая ещё маленькая, ей 2,5 года. Старшей — 8 лет. С ней мы говорим, как прошёл день. Если я чувствую, что её что-то напрягает, скажем, задали стих, а ей Пушкин не нравится, стараюсь вникнуть, что-то интересное рассказать. В общем, делаю то, что обычно мы рекомендуем родителям во время их учёбы — уделать внимание детям! При желании это можно успевать. Задача мужчины не слишком сложная — приходить домой и хоть что-то делать с детьми, по возможности. Если я учу людей, то и сам должен работать над собой. Поэтому я стараюсь быть не только менеджером в своей организации, но всегда погружаться в контекст. Сам веду семинары, пишу буклеты.

То есть эмоционально вы тоже включаетесь? Бывает, что некоторые ситуации для вас становятся навязчивыми?

У меня такой склад личности, что ситуации не становятся для меня навязчивыми. Я умею переключаться. Но главное — доводить всё до конца. Какие-то истории могут несколько месяцев буквально сидеть в голове, и тогда я думаю: всё ли мы сделали сегодня, что могли? Я говорю своим специалистам: позвоните, узнайте что там, контролируйте. Сам я скептически отношусь к эмоциональному выгоранию и не сравниваю свою работу с работой тех же психологов. Они регулярно проводят друг с другом супервизии. Я их «подкалываю» на этот счёт, но на самом деле знаю, как много они пропускают через себя и что от этого стресса нужно избавляться.

И какие ситуации сидят у вас в голове по нескольку месяцев?

Евгений не хочет вдаваться в подробности, он быстро переходит с конкретики на педагогические заключения, объясняя всё конфиденциальностью и рутинным характером этих историй, со множеством деталей и отступлений от сюжета. Но я уговариваю его.

Было недавно два похожих случая. В приёмную семью попала девочка, успела адаптироваться в ней, пошла в садик. Наши специалисты утверждали, что между ребёнком и новыми родителями сформировалась крепкая привязанность. Но внезапно на горизонте появились родственники с желанием забрать ребёнка. Конечно, по закону у них приоритетное право. Да и вообще, хорошо, когда дети растут и знают, что у них есть настоящая родня. Потому что в определённом возрасте они интересуются своими корнями, кто-то даже ищет родителей — это часть их идентичности. В случае воспитания, как я уже говорил, нужно индивидуально разбираться, что сейчас хорошо для ребёнка. Мы посчитали, что девочке будет лучше остаться в приёмной семье, но поддерживать контакт с родными. Встречи семей проходили агрессивно. Мы пытались организовать общение двух сторон. Но, к сожалению, родственников девочки мучили угрызения совести, что в своё время они не смогли её забрать по довольно объективным причинам, и эта ситуация их додавила. Ребёнка изъяли из приёмной семьи и передали родне. Это не лучший вариант. Всегда тяжело, когда вдруг появляются родственники или даже мать с отцом, которые решили восстанавливаться в правах. Закон часто на их стороне. Но вот вопрос: насколько глубокими будут новые привязанности? Люди всегда думают о себе.

Вот такие истории вызывают подавленность. Кажется, что наши усилия не стоят результата. И я думаю: боже, что мы делаем? Вал проблем. Ещё куча бумажной работы, нужно за всё отчитаться. Но за годы у меня было, пожалуй, только три серьёзных депрессняка. Потому что в целом я знаю, что нужно делать в таких ситуациях. Нужно встать с кресла и ехать на тренинг! Общаться с родителями, вести семинары. Сначала будет негатив, но к третьему дню видишь, как меняется что-то в аудитории. Люди осознают, что они в силах преодолеть трудности, что они не одиноки в своих проблемах и есть помощь. И тогда они благодарят, что их выслушали и ни в чём не обвинили. Это для меня и моих сотрудников — лучшая мотивация.

Визитёры

С дороги мы пьём чай в кабинете опеки местной администрации. «С опекой мы дружим, иначе работа сильно осложняется», — намекают мне ребята. Нас встретила Татьяна Семёновна, жительница села и такой сотрудник службы сопровождения, о которой мне только что рассказывал Цурпал. Она сама имеет приёмную дочь, которая уже выпустилась из семьи (я привыкаю к этому термину) и уехала учиться.

— Берите пироги. — Татьяна Семёновна накрыла целый стол. — Только что из духовки! — И действительно, варенье внутри ещё тёплое, а зажаренная корочка хрустит. «Эх, лук-лучок, золотая луковка», — поёт айфон одного из специалистов. Хорошо сидим.

Татьяна Семёновна за чаем деликатно, видимо, с поправкой на незнакомых людей, вводит психологов в курс дела, рассказывает, что их может ждать в тех самых закрытых семьях. Коллеги весело прощаются с ними, желая удачи.

Мы в составе тех, кто снимает кино, посещаем четыре семьи, почти все на одной улице. Все друг друга знают. И к нашему визиту готовы. На столе чай, домашняя выпечка, конфеты. Дети опрятно одеты. Спутниковое ТВ показывает передачи про насекомых.

Хозяева немного волнуются, переживают из-за того, что мы отказываемся от угощения. Но принимают нас тепло, живо рассказывают о своих буднях, об оценках в школе, о работе по дому, о том, как ругаются и мирятся.

Мама Костика говорит, что сперва сильно переживала и плакала по ночам. Думала, не справится. Я смотрю на её мужа, внука, благополучное хозяйство и хочу спросить: а вы любите Костю? Но не решаюсь. И спрашиваю:

— Скажите, тяжело любить приёмного ребёнка?

— Поначалу тяжело. А потом всё ничего-ничего.

По пути домой

На обратном пути в полной темноте просёлочных дорог кто-то из ребят уже спит. Психологи всё-таки вернулись из сложных семей.

А ты что думала? Что в соцслужбах работают такие ужасные люди, которые забирают детей? — вдруг неожиданно Евгений обращается ко мне.

Ничего не думала. Но знаю, что по телевизору тема жареная. Теперь увидела, как всё неоднозначно.

Мы в каком-то смысле строим свой Город Солнца, верим, что можем что-то изменить к лучшему.

Сонливое спокойствие заканчивается, когда наш экипаж почти перед финишем тормозит инспектор ГИБДД, водитель цикает, все недовольно выдыхают. Шанс добраться скорее домой растворяется в отражении фонарей на мокрой грязной улице.