Томский путешественник Константин Журавлёв, три года находившийся в плену в Сирии, в октябре был освобождён и вернулся на родину. С журналистами он старается не общаться, планируя дать большую пресс-конференцию в начале 2017 года. Однако для Сиб.фм сделал исключение и поговорил с корреспондентом о том, что делать в плену с двумя тысячами страниц Корана, как избавиться от тщеславия и нарисовать на серых тюремных стенах сказку.
Встретиться Константин предложил в кофейне Traveler’s Coffee — уместно для разговора о путешествиях. Он сразу предложил перейти на ты — через минуту возникло впечатление, что мы знакомы сто лет. Вид у него, показалось, цветущий, особенно если сравнивать с фотографиями сразу после освобождения из трёхлетнего сирийского плена. Это его первый большой разговор с журналистом о произошедшем, поэтому поначалу слова Константин подбирает осторожно.
250 тысяч экземпляров книги «Автостопом по Галактике» английского писателя Дугласа Адамса было продано в первые три месяца
О путешественнике, превращающемся в ветер
Костя, что двигало тобой, когда ты начал путешествовать?
Окончив университет, я работал в космической отрасли в Томске и после пяти лет решил уволиться. Началось это 16 июня 2008 года: ушёл с работы, а на следующий день взял рюкзак и отправился в первое путешествие. За 90 суток проехал автостопом 18 тысяч километров по западной России, Украине, Белоруссии — и влюбился в путешествия.
Хотел наполнить свою жизнь чем-то новым — впечатлениями, красками, сделать её более насыщенной и красивой.
Я знал, что люди путешествуют автостопом, но сам этого не делал. Вышел на трассу — и закрутилось, завертелось: нескончаемый поток новых людей в разных городах и постоянная смена мест. Где-то на день останавливаешься или на несколько и двигаешься дальше в путь. Ночёвки в полях, в стогу сена — ароматы странствий привлекают.
«Странствия» для меня — от слова «страны», но созвучно с прилагательным «странный». Видимо, тот, кто постоянно путешествует, становится странным — меняется сознание.
Когда я вернулся домой после первого путешествия, уже не представлял свою жизнь без этого, тем более в офисе. Хотелось работать свободно — без начальников. На протяжении года я никуда не устраивался, фотографировал свадьбы, быстро почувствовал, что съёмка под заказ — не моё. Мне нужно ощущать влюблённость к объекту, тогда фотографии получаются отличными. Зимой 2010 года я решил, что отправлюсь в кругосветное путешествие.
Ты уже столько лет путешествуешь — хочу понять причинно-следственную связь: тебя ничего не держит, поэтому ты уезжаешь, или, наоборот, не хочешь создавать семью, чтобы тебя ничего не сдерживало?
Я не слишком привязан к родственникам, хотя у меня очень хорошие отношения с родителями, братом, его женой и племянниками. Люблю посиделки с друзьями, гитарой, чаем и плюшками. Первое путешествие в этом плане было лёгким, а второе труднее: тянуло домой. Я осознавал, что еду на два года — у меня был план вернуться в свой день рождения в 2012 году.
После четырёх месяцев этого путешествия — а я очень всё это время хотел вернуться домой, в привычный образ жизни — я оказался на юге Иордании, где впервые почувствовал, что значит превращаться в ветер. Я нашёл себя, решил не привязываться вообще ни к чему, получил большой объём внутренней свободы. Уже отвык от старого образа жизни и ещё не был уставшим от постоянного движения, как после завершения кругосветки.
Плен как путешествие
А после было путешествие длиною в три года?
Замечательно! Вот эта позиция мне уже нравится: именно путешествие, а не какой-то там плен.
Сирия дала мне ещё больший объём внутренней свободы, поэтому я не употребляю слово «плен», предпочитаю словосочетание «духовная школа».
Теперь мне легко двигаться по жизни: здесь хорошо, я куда-то ушёл, уехал, повернул за угол, оказался в другой атмосфере — и уже наслаждаюсь ею. У меня нет тяги к тёплым отношениям, приятным местам, каким-то событиям. Я могу влюбиться ненадолго. Например, вчера мы со знакомыми возвращались с Алтая, заехали в кафе — примерно 150 километров от Новосибирска. Я увидел там девушку и был очарован ею. Чувства поиграли немного, сел в машину, поехал дальше — уже свободно.
Получается такая философия свободы: можно быть в замкнутом пространстве и при этом чувствовать себя свободным, потому что у человека всё в голове, — за три года в Сирии ты это почувствовал?
Да. Турки на границе с Сирией не говорили по-английски, но жестами предупреждали меня о возможности ареста. Я попросил поставить штамп в паспорт и пошёл дальше. Практически сразу был арестован. У меня было желание продолжить путешествие в Египет, но тогда уже в принципе научился жить во внутренней свободе. У меня забрали ноутбук, телефон — всё, что меня тянуло, потому что там были фотографии, личные документы.
Но я сразу успокоил себя тем, что по сути это всего лишь нолики и единички на винчестере, и не испытывал дискомфорта из-за таких лишений.
С первого дня я для себя определил такую позицию: это некий вид командировки, меня сюда привели высшие силы, и мне здесь нужно сделать какую-то работу. Это возможность духовного развития и моё новое путешествие. Я строил свою сказку, и это психологически спасало. Когда освобождаешься даже от внешней свободы в угоду внутренней, ощущаешь себя совершенно иначе. Поэтому я вернулся домой с улыбкой на лице, с позитивным настроем, а не с опущенными руками и желанием пить водку.
В медиапространстве шло бурное обсуждение в том числе твоего въезда на территорию Сирии, где идут боевые действия: все пытались понять, делал ты это осознанно или нет?
Мой внутренний голос говорил мне, что я должен проехать через Сирию. На комментарии я уже давно не обращаю внимания, когда пишут: «Какой ты идиот, зачем поехал через Сирию». Видимо, я и поехал, чтобы узнать, что такое война и принести этот опыт нам в мирное время. Сам я не служил: на работе была бронь от армии. Не был подготовлен. Думаю, большой плюс, что я не был офицером, иначе мне было бы ещё тяжелее, да за офицера и просят больше.
Кто из современных парней, живущих на данный момент времени в России, знает, что такое пуля около виска, что такое взрывы в 30–50 метрах от тебя? А когда соприкасаешься с опасностью, становишься сильнее.
Я даже в одном своём стихотворении написал об этом, не дословно, но смысл такой: ехал за огненным сердцем льва, а в итоге живу здесь как овечка. Мы все там жили как овцы, как бараны.
18,5 миллиона человек составляет население Сирии
Две тысячи страниц Корана
В одном из интервью я читала, что ты просился в одиночные камеры, потому что уставал от арабского языка в общих камерах — с кем ты там находился?
Сначала я был в общих камерах вместе с солдатами сирийской армии, шпионами, с теми, кого подозревали в сотрудничестве с президентом, с местными жителями, арестованными по тем или иным причинам, например, за воровство или убийство.
Если целый день слушать нескончаемую болтовню в общих камерах, да ещё и непонятную, то, конечно, стремишься уйти от этого: болит голова. Если же сидели в одиночных камерах, то иногда через дверь могли переговариваться. Насколько это было возможно.
Сначала говорили на английском, потом начал запоминать некоторые арабские слова. Я очень плохо говорю по-арабски: у меня не было ни словаря, ни учителей, ни желания его изучать, даже используя такую возможность. Несколько человек разговаривали на русском — заместитель начальника тюрьмы и ещё один парень.
Наверное, больше говорили о том, что кому приснилось, потому что там живёшь во снах.
Кроме стихов, какие занятия ты себе находил?
Когда меня переводили в очередную камеру, я находил какую-нибудь металлическую пластиночку и чистил туалеты от мочевой соли, потом, конечно, на десять раз мыл руки с мылом, но это возможность своё эго, самолюбие, тщеславие спустить в туалет, почистив его за другими.
Отжимался, пытался сесть в лотос, но так и не получилось, бегал, насколько позволяли камеры — по кругу или по овалу. Каждый вечер устраивал рейд по стенам, как я его называл, потому что там была целая армия комаров.
114 глав включает в себя Коран, священная книга мусульман
Были периоды, когда меня часто выводили на свежий воздух, или периоды, когда я сидел в камере безвылазно, не видя солнца — только отверстие в десять сантиметров диаметром, на которое наложена труба так, чтобы вообще ничего не разглядеть.
Пленникам обычно дают читать Коран?
Да, через несколько месяцев мне привезли из Стамбула Коран на арабском и на русском языке с комментариями. Три тома — примерно 2 000 страниц, поэтому много читал, изучал, галочки ставил: что-то принимал, что-то отбрасывал. Конечно, если бы в домашних условиях я взял Коран, то прочитал бы несколько страниц, а там делать было нечего.
Меня многие спрашивают: «Тебя там не завербовали, мозги не промыли?» А кто-то говорит: «Увидел, как ты из аэропорта вышел босиком, с племянником за руку, понял, что ты остался прежним».
Не завербовали. Даже мог себе позволять споры на религиозную тему, за которые сирийцев избили бы.
Я доказывал свою позицию, а они комментировали так: «Это тупой русский, вернётся в Россию, поговорит с учителем ислама на своём языке и всё поймёт».
С самого начала постоянно говорили: «Почему ты не мусульманин? Ты молишься? Если ты не молишься, то попадёшь в ад, где тебе в глотку будут заливать расплавленный металл». В конечном итоге я спросил, что нужно сделать для того, чтобы принять ислам.
Всё-таки ты принял ислам?
Меня, как других, не заставляли этого делать и не заставляли молиться, но чтобы не было постоянных вопросов от разных людей, я его принял. Потому что психологически это очень давило.
Я от разных религий беру какие-то зёрна и ни в какую не погружаюсь полностью.
Сейчас я себя называю православным родновером-буддистом-мусульманином.
Три звонка домой
Почему, на твой взгляд, тебе многое позволяли?
Я был исключением по сравнению с другими заключёнными. Они понимали, что я не шпион, не солдат, не пришёл к ним с войной. Я обычный путешественник, светлый человек. Я общался с ними без страха, иногда шутил, как мы сейчас.
Но история началась с того, что боевики выложили фотографию твоего паспорта в социальной сети Facebook, считая тебя шпионом?
Да, они произносили на английский манер КГБ, подозревали, что я шпион, но достаточно быстро убедились, что я путешественник. Для России они обозначали свою позицию по отношению ко мне жёстче, чтобы получить выгоду — обменять меня на кого-нибудь. Нагоняли страх, чтобы их требования выполнили. Когда вернулся, я читал многие посты.
Что ты испытал, когда в первый раз поговорил с мамой по скайпу?
Во время первой же минуты я закрыл лицо руками от эмоций. Я опасался, что мамы может уже не быть: у неё в 90-е годы был инсульт, который мог повториться на фоне волнений. Это был бы серый отпечаток на всей сказке в Сирии.
Первый звонок был в начале января 2014 года. Я в очередной раз ужинал с начальником тюрьмы в его комнате и сказал: «Мне нужно позвонить родителям, чтобы они знали, что со мной всё хорошо. Я не буду обращаться ни к полиции, ни к спецслужбам». Мне разрешили позвонить на десять минут. Через неделю начальник тюрьмы ещё раз позволил мне позвонить, а потом меня и других заключённых перевезли в Алеппо, поэтому условия изменились.
Там был сделан третий звонок (4 февраля 2014), который все видели в записи. Перед ним меня немножко припугнули — сказали, что взорвут. Адреналин заиграл, на видео это заметно. Я говорил, что если умру, значит, так угодно Богу. Больше звонков не было, я особо и не напрашивался с точки зрения своей безопасности.
Толком не знаю, как вылез оттуда, но благодарен всем людям, которые пытались помочь. Когда я вернулся в Москву, в один из вечеров мне сказали готовить платок и показали ролик с обращением мамы к президенту, который ребята делали.
Я думал, что это шутка по поводу слёз, но заплакал.
О Бабе Яге и Сером Волке
Ты говоришь о том, что строил свою сказку: как ты это делал?
В одной камере я нарисовал красной землёй огромную карту Земли: только доделал, через 20 минут меня перевезли в другое место. Но уже опыт был, поэтому начал так делать во всех камерах, чтобы уйти от серых красок. Всегда у меня была максимальная чистота, солдаты удивлялись, потому что обычно заключённые живут как животные. «За стенами седыми рыжий мир» — строка из стихотворения, я старался этот мир перенести на серые стены.
Вообще первые несколько месяцев сначала уходишь в воспоминания, потом постепенно начинаешь уходить в мечты, воображение, сны, а потом создаёшь сказку.
Ты живёшь не в плену, а в своей сказке. Да, тебя ограничивают эти стены. Да, у тебя, как правило, нет выхода наружу, но в этих мазках можно разглядеть лица, какие-то предметы.
Баба-Яга — персонаж славянского фольклора и мифологии, уродливая старуха, владеющая волшебными предметами и наделённая магической силой
Когда на 12-й день плена меня перевели из общей камеры в одиночную, я понял, что нахожусь в гостях у Бабы Яги — чётко увидел такую светотень на стене при дневном освещении и при свете лампы. Одного из офицеров звали Абу Диаб, если перевести дословно, то отец стаи волков — это Серый Волк, который выводит из леса, помогает герою. В общем, для людей это был ужас, для меня — сказка.
С собой у меня были тетрадки, в которых я записывал стихотворения, свои мысли, делал зарисовки. Сейчас покажу (показывает). Например, что ты здесь видишь?
Силуэт идущего человека.
Да, идущего или бегущего по холмам. Это я один в один срисовал с потолка — в плесени тоже видишь объекты разные. Вот ещё: лицо в этническом стиле, человек, дающий столп света. А эта фотография висела у меня на стене там, мне её подарила девушка из Новосибирска. На снимке улыбки. Это единственные улыбки, которые были со мной.
Когда ты видел Сирию впервые во время кругосветного путешествия, остались ли у тебя сказочные впечатления?
Да, уже тогда — в конце октября 2010 года — Сирия стала для меня сказочной страной. Благодаря шторму в Латакии, после которого были виды звёзды и луна. Облака, в которых можно увидеть силуэт Аладдина на ковре самолёте. А когда я приехал в старый Дамаск, то меня поразил базар Сук аль-Хамидия.
Перед кругосветным путешествием я взял себе имя Дурак, потому что только он может пойти туда, не зная куда, и принеси то, не зная что. Здесь так же получилось. Ехал вроде бы в Египет, но не знал, что попаду в Сирию. Ещё я называю плен путешествием на Сириус, потому что это звезда путешественников, вокруг которой много символизма.
Пустыня лицемерного холода
Наверное, символично, что ты ехал в Сахару для того, чтобы прожить три недели в пустыне наедине с собой без еды, чтобы дать раскрыться внутренним способностям в рамках твоего проекта «Наедине с пустыне», а в итоге остался наедине с собой на три года?
Да, я ехал в Египет, чтобы получить порцию просветления.
Вместо 21 дня у меня была 21 камера.
Только не было того уединения и единения с самим собой, которых я хотел достичь в пустыне — с закрытыми глазами, молча, без звуков, людей и без всего живого. Но у меня были три года духовной школы. Сирия — это тоже пустыня. Пустыня среди людей. Я встретил только четырёх человек, которые ко мне хорошо относились. А так я был наедине с собой среди этого лицемерного холода.
Какие сны ты видел в этой пустыне и какие видишь сейчас?
Сейчас, в этих условиях свободы, я практически не вижу снов, не могу их запомнить. Там видел часто, причём отчётливо. Видел квартиру, в которой жил до 24 лет, двор, школу и дачу. Я старался тренировать себя, чтобы осознавать сон и делать в нём что-то. Я всегда летал.
В первый же месяц мне приснился образный сон из трёх частей, после которого я понял, что буду в плену три года и что должен что-то сделать. Моей работой в духовной школе стал проект. Я скажу только общие вещи, детали озвучу на большой пресс-конференции. Думаю, что она будет в начале года в Томске, Новосибирске или Москве, но в любом случае с онлайн-трансляцией. Проект состоит из двух направлений: бизнес и социальное.
Началось всё с одной простой вещи — я захотел в томском Академгородке построить огромный резной сказочный терем из оцилиндрованного бревна и переместить туда всех детдомовских детей города. У них нет той сказки, которая, как правило, есть у детей, живущих в семьях. А потом шаг за шагом пошла какая-то генерация идей.
Имея мысли по поводу социальных изменений у нас в России, я начал задаваться вопросом, откуда взять деньги. После этого начали рождаться бизнес-идеи, чтобы не искать спонсоров, а самим зарабатывать деньги. Сам проект, если больше говорить о социальной составляющей, направлен на возрождение человечества. После трёх лет изоляции я заметил, что оно уже начинается.
14 октября 2016 года ФСБ объявило о возвращении Константина Журавлева на родину
Ты работаешь над проектом один?
Пока да. Я думал, что вернусь домой, в первый день встречусь с родственниками и друзьями, а во второй — начну пахать. Этого не получилось: я был приплюснут к земле масштабом и ответственностью. Если в Сирии я чувствовал себя подобно птице, летящей в облаках — колоссальнейший объём внутренней свободы без внешней, то здесь всё иначе. Я получил внешнюю свободу, но при этом был распластан по земле внутренним психологическим давлением. Сейчас я понемногу начинаю обретать эту внутреннюю свободу.
Ты уже понял для себя, что будет после этой трилогии путешествий?
Есть притча о трёх мужчинах, которые стоят на развилке. Ангел говорит им, что одна дорога ведёт в рай, а другая — в ад, но после выбора нельзя возвращаться назад. Мораль такова: в раю может быть скучно, потому что человек для этого ничего сам не сделал, в аду можно создать рай, а настоящий ад — на развилке, когда человек не может определиться. Многие, я думаю, стоят на этой развилке. У меня были восемь лет, когда я выбирал между семьёй и путешествиями. Я определился, что теперь хочу создать семью, очень люблю детей. Одиночные, сольные путешествия для меня подошли к завершению — это действительно была трилогия. А сейчас — семья, в том числе путешествия с ней, и проект, которым я занимаюсь.
Отношение к сложившимся ситуациям — это один из важнейших спасительных кругов в нашей, условно говоря, непростой жизни. А вообще жизнь простая и интересная. Тяжело, конечно, сравнивать, но что хуже: мой плен в Сирии или, например, ситуации, которые я наблюдаю в жизни — когда люди разводятся и один из родителей запрещает видеться с ребёнком? Дети при этом страдают. Для меня всё понятно: у меня была сказка, а у них — нет.