Ленин как явление

Корреспондент Сиб.фм встретился на книжном фестивале «Новая книга. Том II» с литературным критиком и писателем Львом Данилкиным и поговорил о том, почему он реже пишет о книгах, зачем люди по пятисотому разу играют «Гамлета» и какие истории не вошли в книгу Данилкина Ленин: Пантократор солнечных пылинок.

Для моего поколения вы в первую очередь литературный критик, а в последние десять лет вы пишете о книгах всё реже, переключившись на другие жанры. Как так вышло?

Дело в том, что литературная критика — это такая работа, про которую один английский критик заметил, что оплачивается она по полставочному тарифу, зато требует двадцатичетырёхчасовых усилий семь дней в неделю. И в ней нет ничего определённого, кроме того, что через несколько лет ты исхалтуриваешься. Это ещё связано с тем, что литературный критик должен постоянно читать, всё время: в лифте, за рулём, на эскалаторе, на ходу — иначе не успеешь.

Невозможно говорить про книги, не читая их: сразу видно, что это халтура.

Я читал, на самом деле, не очень много по количеству — четыре-пять книг в две недели, но, правда, это уже отобранные. Пролистывал, естественно, гораздо больше — десятки, но не писал о них, отбраковывал.

Меня до сих пор торкает от литературы, когда ты много лет наступаешь на этот оголённый провод и рассказываешь про свои впечатления —
как тебя прошибло.

Или — ещё один способ объяснить это — ты как бы инфицируешься тем вирусом, который в каждой хорошей книжке содержится. В конце концов я, мне кажется, продержался довольно долго — полтора десятилетия, более чем достаточно. В этом и есть основная причина. Критиком, да, надо родиться, в этом смысле это как, например, оперный певец: надо иметь некий странный талант. Но оперным певцом можно быть всю жизнь, с рождения до смерти, а вот литературным критиком — нет. Я не знаю такого человека, который с рождения до смерти всегда был бы литературным критиком. Поэтому это абсолютно естественный путь.

А собственно как из литературного критика вы стали автором биографий? Этот интерес к людям как-то рифмуется с интересом к книгам?

Лев Данилкин работал шеф-редактором «Playboy — Russia»

Просто весь нон-фикшн по большому счёту — это история каких-то идей, странных или не очень странных, рассказанных через историю людей. В жанре биографии, на самом деле, можно делать всё что угодно. Это может быть книга «Человек с яйцом», которая написана по живому общению с человеком, это может быть история про Гагарина, которая соткана как радиоспектакль, это может быть Ленин. В общем, жанр биографии достаточно широкий, чтобы не скучать в нём. Есть, конечно, биографический канон серии ЖЗЛ, но автор вообще не обязан его соблюдать и может экспериментировать, кастомизировать этот канон под себя и под конкретного персонажа. Поэтому мне не кажется, что это какое-то гетто. Скорее — некие правила игры, которые разрешено и соблюдать, и нарушать.

Про Ленина вообще написано в СССР столько, сколько ни про кого. Каждый день, каждая минута измерена буквально с рулеткой. Каково это — писать про человека, про которого писали все?

А зачем люди по пятисотому разу играют «Гамлета»? Вроде там известна история. Или зачем смотрят на Луну — ведь один раз видели, всё понятно. Это абсолютно верно, что жизнь Ленина изучена больше, я думаю, чем любого другого человека, когда-либо жившего на Земле. Каждый аспект, каждая сфера его деятельности — детально. Ей занимались далеко не только халтурщики и конъюнктурщики, но и выдающиеся историки и писатели. У того же Гегеля, который через Ленина попал ко мне, есть такое остроумное замечание, что есть большая разница между известным и познанным.

Вот про Ленина всем всё известно,
но мало кто в состоянии сказать,
что они поняли или познали
Ленина как явление.

Всероссийскую историко-литературную премию «Александр Невский» Лев Данилкин получил за биографию Юрия Гагарина, изданную в 2011 году

Все знают какую-то кромку явлений: октябрь семнадцатого, гриб, немецкий шпион, вот это вот — набор идиотических мемов. Так что у меня достаточно было работы, чтобы продвинуться чуть дальше того, что — в кавычках — «известно» о Ленине.

Ваше отношение к Ленину: у вас был какой-то образ до того, как вы взялись читать все тома собрания сочинений?

В этой книге есть рассказчик, который, конечно, отчасти совпадает со мной, но это не совсем я. Это специально придуманный для книги человек, который начал с того, что провёл над собой такой эксперимент: что будет, если прочитать эти пятьдесят пять томов сочинений Ленина. Есть люди, которые год питаются только в «Макдоналдсе» или в течение года читают Британскую энциклопедию — вот такой немножко нелепый и странный эксперимент. Во-первых, это затянулось, во-вторых, выяснилось, что этот забавный эксперимент перерастает в нечто большее.

Я много читал: люблю читать книги по истории, и было понятно, что та сталинская повестка для XX века, которую задают телевидение и пропаганда, не очень вписывается в картину мира, которая у меня сложилась к началу 2010 года. И Ленин оказался лучшим ключом к тому, что произошло на самом деле. Мне кажется, я сейчас гораздо больше понимаю, почему мы оказались именно здесь, именно в таких условиях. И это не объясняется ни паранойей Сталина, ни бредом про то, что Ленин был немецким шпионом, какими-то абсурдными, заведомо странными объяснениями. Собственно, поэтому книжка про Ленина получилась такой толстой: там описываются не просто его манера одеваться, любимая еда и маршруты путешествий, но раскрываются мотивы принятия тех или иных политических решений и объясняется, как ситуация вынуждала его принимать их.

Если говорить про мифы, которых вокруг Ленина наверчено и сторонниками, и противниками, какие из них самые нелепые, на ваш взгляд, и при этом живучие? Что сильнее всего требует развенчания?

Что Ленин развалил Российскую Империю, что Ленин сделал Февральскую революцию, что партия большевиков была немецкими шпионами — все эти перестроечные пропагандистские мифы либо глупости.

Есть мифы, а есть исторические версии,
которые можно использовать
в той или иной историографии.

Например, что октябрь семнадцатого был большевистским заговором, что это не стихийное восстание масс, а группа заговорщиков свергла легитимный режим. Такая версия, которая была распространена не только в западной историографии, но и удивительным образом в недрах андроповского КГБ.

Или история про так называемое политическое завещание Ленина и про его предсмертный конфликт со Сталиным — по-видимому, это версия Троцкого, которая была некритически ретранслирована Хрущёвым во время оттепели, чтобы продемонстрировать нелегитимность Сталина. Послушайте, Ленина трудно в двух словах описать и объяснить: он раздражает как раз тем, что ведёт себя непонятно, обывателю это кажется неадекватным. Сегодня он говорит, что нужно прекратить войну, а завтра выбрасывает слоган «Отечество в опасности» и призывает строить армию. Эта непоследовательность раздражает, и ответом на неё, понятной психической реакцией становится какое-то фольклорное упрощение — с негативным оттенком. Вы сами знаете эти мифы, они и в книжке собственно не транслируются, поскольку это биография, а не исследование того, как ленинский миф циркулировал в коллективном сознании XX века. Это отдельная история.

Вы говорили, что для вас самым интересным персонажем стала Крупская. Что такого в этой женщине, что заставляло многих исследователей мимо неё смотреть?

— Я могу ещё раз повторить: она не то, чем кажется.
Её растиражированный образ — какая-то полубезумная большевичка, фанатичка.

Её внешне обычно представляют после того, как она заболела базедовой болезнью и выглядит не лучшим образом. Её легко подать такой сумасшедшей бабой. О ней сложно судить, поскольку Крупская была дико скрытной, читала лекции по криптографии, была профессиональной шифровальщицей. От неё остались только те документы, которые она сама хотела сохранить. Не так много материалов, на основании которых можно составить представление, что у неё было в голове.

В 1894 году Надежда Крупская познакомилась с молодым марксистом Владимиром Ульяновым

Но знаете, как о чёрных дырах судят по поведению тел, которые находятся вблизи от них, по каким-то странным отклонениям траекторий, так и по траекториям других тел ленинской вселенной можно понять, что она была гораздо более значительной фигурой, чем представляется. По-видимому, Крупская была явным, а возможно, иногда и неявным соавтором ленинских текстов. То есть она была не только прикроватной тумбочкой, которая на протяжении нескольких десятилетий стояла рядом с Лениным и записывала его мудрые мысли. Это был отдельный интеллект, который взаимодействовал с ленинским, оказывал на него влияние и, возможно, проводил какую-то собственную, не вполне совпадающую с ленинской политику. Этим надо заниматься: я только вижу, что существует проблема Крупской, но не знаю книжки, где описана, если говорить языком жёлтой прессы, тайная история Надежды Крупской. Я прочёл бы, было бы интересно.

«Пантократор» стал интересной попыткой познакомить человека из 2017 года с Лениным за пределами его мифологического образа. Можно ли — и имеет ли смысл — проделать подобную операцию с другими персонажами той эпохи, в первую очередь со Сталиным? Ведь со Сталиным, кажется, тоже совсем ничего не понятно?

Я думал про Сталина, мне предлагали идею написать про него книгу.

Но мне кажется, что Сталин сейчас — это такая Луна, которая временно встала
между Землёй и Солнцем — Лениным.

И из-за этой аномальной ситуации кажется, что он важнее всего. На самом деле нет. Ещё раз скажу: в моей книге есть рассказчик, такое существо, которое живёт здесь и сейчас. Отсюда отсылки к поп-культуре — это человек, который ходит в кино на последние «Звёздные Войны» и марвеловские экранизации, которому на экране показывают контекстную рекламу, который слушает и смотрит спорт, но который не равен ни автору, ни читателю. Это такой сконструированный рассказчик, который пытается вписать в свою картину мира Ленина, вот какая вещь. Это не значит, что рассказчик пытается говорить на языке аудитории 2017 года, он говорит как раз на своём языке.

После смерти Ленина должность генерального секретаря ЦК КПСС фактически стала высшей руководящей в СССР, первым её занял Иосиф Сталин

Мне не кажется — возможно, я очень сильно ошибаюсь, — что в Сталине есть такая же загадка, как в Ленине, что он вообще интеллект такого масштаба, как Ленин. Ленина можно разгадывать бесконечно, я после этой книги могу написать ещё три, и не надоест. Множество ситуаций и историй, которые наверняка требуют дальнейшего расследования. Со Сталиным гораздо меньше коридор возможностей, кажется, он в большей степени обусловлен контекстом, чем Ленин, потому что Ленин ломал контекст совсем. Вот существуют советы, которые были ещё в 1905-м и которые в феврале 1917-го без всякого Ленина вновь возродились. Но приезжает Ленин и объясняет, что совет на самом деле — это новая форма государственности. Это никому в голову не приходило: просто произошла революция, мы с вами образовали какой-то местный комитет самоуправления. А тут приехал Ленин и объяснил, что самодержавие или та либеральная демократия, которая подаётся в качестве модели временного правительства, не сработает в этих условиях, а вот эти советы будут по сути формой новой государственности. Это было что-то невероятное, какой-то другой мир открылся.

Со Сталиным, мне кажется, не так. Хотя Сталин чуткий был, его замечание о том, что политическая борьба обостряется по мере продвижения к социализму — это очень остроумное замечание и очень неглупое. Но ещё раз говорю: Сталин, на мой взгляд, — интеллект гораздо меньшего масштаба, чем Ленин. Он и сам это прекрасно знал, он всегда воспринимал себя как ученика, апостола Ленина. Поэтому ну сколько можно. Мне кажется, в Сталине нет какой-то страшной загадки, которую можно исследовать до бесконечности. Не могу сказать, что я великий специалист, но я не готов потратить пять лет жизни на исследование Сталина, потому что мне более или менее и так понятно.

А можете рассказать о каком-то из сюжетов, которые не вошли в эту книгу и которые при этом вам кажутся замечательными?

В середине книги, например, есть такой пропуск — история приключений Ленина в декабре 1907 года. Он бежал из России через Швецию в Европу — это, на самом деле, один из самых выигрышных моментов всей биографии Ленина. Но я понял, что про это нужно было писать отдельную книжку, а вот так комкать для рассказа — нет: там просто терялся бы ритм. Невероятно выигрышный сюжет: кучу всего можно рассказать, но я подумал, что им надо пожертвовать, как ни жаль. Много таких, на самом деле. Жизнь Ленина не исчерпывается многотомной биохроникой, хотя она действительно расписана по минутам. Если вы её прочтёте, вы будете всё знать, но у вас вряд ли сложится какой-то образ, вы вряд ли будете понимать, почему он оказался в том или ином месте. Но есть много сюжетов. Тому, кто захочет написать ещё одну биографию Ленина, открываются самые широкие возможности.