Главные пранкеры страны Вован и Лексус лично презентовали свою первую книгу в крупнейших городах России. Основатели отечественной пранк-журналистики заставили Путина извиняться перед Элтоном Джоном, помогли всем услышать мат Михаила Боярского и доказали исторический страх чиновников перед «звонком из Кремля». Корреспондент Сиб.фм поговорил с Лексусом о хулиганстве в политике.
Вы звонили президенту Турции Эрдогану и Элтону Джону от имени Путина. А политики поменьше пытались за счёт вас раскрутиться?
Нет, никто не пытался. Но, хотя это неплохая раскрутка, я скажу, если там какой-нибудь политик попадёт в наше поле зрения, он может себя поставить в ряд с другими значимыми персонами. Особенно региональный какой-нибудь. Например, были перед Новосибирском в Иркутске и выложили запись с губернатором Иркутской области. Но он попал случайно в поле зрения.
Там депутат провалился под пол в больнице – это сообщение попало в федеральные новости.
Мы позвонили сначала этому депутату, который жаловался на губернатора, потом позвонили губернатору, который жаловался на депутата.
Пранкер Лексус, он же Алексей Столяров, — экономист и юрист по образованию
И всё от лица вышестоящей инстанции. Было довольно забавно, потому что после нашего звонка губернатор сразу заложил в бюджет эту больницу.
Что вы сказали иркутскому губернатору, чтобы он решил выделить деньги из бюджета на больницу?
Мы позвонили, он начал сначала выяснять всё, потом оправдывался: говорил, что сам предлагал эту больницу заложить в бюджет, а депутаты не проголосовали за её ремонт. И добавил, что сейчас всё сделает: как вам сделать, есть два варианта — могу вам официально, законно, могу незаконно, чтобы быстрее всё произошло. Мы сказали:
«Смотрите, аккуратно, потому что один губернатор недавно тоже был — провалился в СИЗО и никак не может выбраться, вы понимаете, о чём я говорю...»
Понимает, больница будет сделана. И её внесли в бюджет, в этом году должны отремонтировать.
«Они ребята безвредные, но это их не оправдывает». Так высказался о Воване и Лексусе Владимир Путин после розыгрыша Элтона Джона
Всё, что показано в фильме «День выборов», соответствует действительности. Он же снят на основе реальных событий. Поэтому чиновник боится вышестоящего чиновника. Это особенность нашего менталитета, нашей политической культуры.
Кому вы ещё звонили, может, криминальным авторитетам?
Мы не делали пранки с криминальными авторитетами, они и так уже были известны. У нас были записи и с простыми людьми. Звонили наркоманам — это были весёлые записи, не политические совершенно. «Зэк Артёмыч» — если погуглите, найдёте много чего интересного. Кто-то через нас даже пытался раскрутиться. Гоген Солнцев раскрутился благодаря пранку и попал на Дом-2. Простой пример того, как из ничего сделали какую-то фигуру.
Как меняется сейчас политология, политическая наука?
Политика в принципе меняется. Вообще ничего не стоит на месте: и поколения меняются, и методы донесения информации. В пиаре уже не работают старые методы.
Люди уходят из федеральных печатных и телевизионных СМИ в интернет.
Новосибирск — не исключение. Митинги, которые у вас проходят, — это реакция организма на какие-то проблемы, которые есть в регионе.
Вы следите за назначенцами в губернаторы и что будете делать к выборам президента?
За этим парадом назначенцев мы следим. Президентские выборы нам тоже интересны. Мы что-нибудь сделаем, я думаю. Выбираем в основном каких-то публичных людей, которые попадают в федеральную повестку. Надо, конечно, дожить до этих выборов. Вообще мы хотим свою интернет-площадку сделать для дебатов.
Есть ли у вас враги, ненавистники после сотен серьёзных розыгрышей?
На нас никто не подавал в суд, хотя раньше пранки были резкими для многих, например для Михаила Боярского или Леонида Якубовича. Многие люди, которым мы звонили, потом с нами встречались, и ни в какой конфликт это не переходило.
Есть публичные люди, которые негативно относятся, например Дмитрий Быков. Мы особо не заморачиваемся по этому поводу.
Мы же звонили нобелевскому лауреату — Светлане Алексиевич. Вся общественность против нас ополчилась, но кто-то и поддержал.
Обычно мы получаем весь негатив посредством интернета, и там же это всё остаётся. Там же остаются и те, кто нам угрожает. Никогда не видел живого человека, который эти гадости пишет. Так что в жизни сталкиваемся только с хорошими, позитивными эмоциями всегда.
После публикации разговора Лексуса с Петром Порошенко пресс-секретарь украинского президента обвинил пранкеров в работе на спецслужбы РФ
Какие есть методы прикрытия звонков и как вы вводили известных людей в заблуждение?
Точно так же, как и делают все остальные люди, — с помощью нейролингвистического программирования. Социальная инженерия работает везде, особенно в нашем жанре. Просто-напросто мы убеждали собеседников, что мы те самые люди, за кого себя выдаём. К каждому нужен свой подход. Для этого достаточно каких-то азов: понять, где человек учился, что ему интересно, где он жил. И многие детали уже становятся о нём ясны сразу.
Все биографии сейчас выложены в интернете, вся информация общедоступна. Мы ей пользуемся, готовимся. К каждому персонажу по-разному: к кому-то мы готовимся один день, а к кому-то — две недели готовимся или ещё больше. Всё зависит от человека. Провалы были, но они остаются на стадии подготовки, как правило. И мы их не запоминаем.
По всей стране прокатилась волна эвакуаций, говорят, что террористы использовали IP-телефонию для звонков из-за рубежа. Как от этого можно защититься?
Да, все крупные города «минируют». Реагировать технически только можно — поставив какую-нибудь машину, робота, который бы эти звонки блокировал ещё на стадии прозвона, распознавал, что это спам. Потому что все звонки, которые совершаются, — из-за рубежа. Как-то сделать так, чтобы все зарубежные звонки проверялись на наличие спама. Полиция действует правильно: она не может не реагировать. И никак ты на это не повлияешь. А вот технически надо от этого обезопасить страну.
IP-телефонию запрещать нельзя, потому что ей пользуются не только террористы, но и нормальные люди во всём цивилизованном мире.
Но нужно всё равно приводить технику безопасности в соответствие.
А как защитить себя от пранка?
Никакого алгоритма ответов нет. Нужно просто проверять, кто тебе звонит — верифицировать человека. Внимательнее относиться к собеседнику — самое главное правило.
У вас были эмоциональные всплески или это всегда игра в poker face?
Мы безэмоциональные люди. Эмоции у нас заложены где-то далеко внутри, их сложно как-то вытащить наружу. Тем более в пранке. Я не знаю, что должен сделать наш собеседник, чтобы какие-то эмоции нами возобладали. Я думаю, что это тяжело. Такого не было. Профессиональная деформация – это то, что мы уже ничему не удивляемся и давно ни над чем не смеёмся.
Многие вещи для нас стали обыденными. И политики, и люди, и всё остальное.
Насколько вы влиятельны как СМИ?
Любое наше заявление так или иначе сейчас находится под пристальным вниманием. Если мы что-то резкое заявим, то это цитируют. Это в том числе и какая-то ответственность. Мы общаемся с журналистами и с главредами поддерживаем контакт. С политиками тоже.
У Урганта были в гостях, с Дудём не общаемся.
Нашими методами пользуются уже давно многие издания, особенно жёлтая пресса. Мы никого учить не хотим и не собираемся, потому что не знаем, во что это может превратиться. Иногда к нам обращаются за помощью, просят контакты. Если они публичные, то даём, если нужно спросить человека, то сначала уточняем у него. То есть советов мы не даём никаких, но своим примером показываем, что можно достать любой номер телефона, если только захотеть. Надо просто быть настойчивым.
С чем, на ваш взгляд, связано появление пранк-журналистики?
Обычная журналистика стала скучной, и появилась пранк-журналистика. Сначала горячие факты, добытые пранком, стали интересны таблоидам, пишущим о шоу-бизнесе. А потом сам шоу-бизнес стал нам скучен.
Рыться в чьём-то грязном белье – это то, что имеет высокий спрос. Даже сейчас политика на федеральных каналах не в топе.
А в топе как раз вот что: с кем спит Киркоров и тому подобное.
Life News использует разные методы, в том числе пранка. Но мы занимаемся этим не для конъюнктуры, а интереса ради. Если общаешься с каким-то политиком, который вершит судьбы, то это гораздо увлекательнее, чем говорить с Борисом Моисеевым. У нас не было специального журналистского образования, мы применили опыт пранка и всё совпало.
Есть ли кодекс у пранк-журналистики или вы – это коллекторы будущего, которые собирают информацию?
Во-первых, у пранка несколько функций: чтобы это было социально значимым; интересным нам; публике; в развлекательном формате и чтобы воспринималось легко и непринуждённо.
Мы на этом зарабатываем, но не сверхдоходы. Такая схема позволяет нам дальше творить. Это первично для любого режиссёра.
У нас есть моральные рамки, которые, наверное, совпадают с общепринятыми. Мы не лезем к людям в постель, не интересуемся здоровьем, не пытаемся беспокоить людей, которых это может серьёзно потревожить и принести моральный вред. Мы трогаем публичных людей, которые общественно значимы и важны публике.
3 года подряд Вован признавался лучшим пранкером России
Солидарность между пранкерами была, пока существовало интернет-сообщество. Мы жили в общепринятых рамках, и если кто-то перешёл грань – его могли осудить среди сообщества. Сейчас такого нет.
А может ли пранк сотрудничать с искусством, быть каким-то перформансом, как у Павленского, например?
Перформанс? Вся наша деятельность – это, можно сказать, определённый перформанс. Потому что наши записи тоже побуждают людей что-то делать. Последний пример – Кирилл Серебренников. Мы написали фейковое письмо от актёра из «Матильды» Ларса Айдингера и письмо от имени Серебренникова. Это письмо было очень грамотно воспринято, многие люди поверили, что его написал сам Серебренников. Хотя он находился тогда под домашним арестом.
С Ларсом Айдингером от лица Серебренникова мы общались несколько недель, и он верил, что это общение происходит по телефону под домашним арестом. Потом мы сказали ему, что нужно опубликовать письмо в поддержку меня, Серебренникова. Затем составили письмо на английском, он его опубликовал. О том, что не нужно делать политических дивидендов на этом уголовном деле. Ларс его опубликовал, и многие СМИ – и российские, и зарубежные – процитировали, а публика прокомментировала. Затем Серебренникову смягчили условия ареста.
Нас обвиняли в том, что мы сделали, но это же был перформанс: Ларс Айдингер какую-то точку зрения таким образом донёс до людей.
Почему вы не используете пранк на международной арене вроде «Фабрики троллей»?
Там другая культура, менталитет и особенности разговоров. Люди менее откровенны по телефону, как правило. Но в какой-то степени откровенны всё равно. Там, наверное, такого нет, что звонок сверху от кого-то идёт, и прямо по щелчку всё решается. Другая манера таких установок.
И до российских чиновников, конечно, порой дозвониться легче, чем до каких-нибудь там американских. А бывает наоборот даже. До Джона Маккейна вообще за одни сутки.
Когда пранк стал уже чем-то большим, чем просто развлечение подростков, которые достают пенсионеров?
Пранк как явление начинался ещё в 90-х, затем попал в интернет в качестве частных случаев, например известный пранк «Бабка АТС». Сперва это казалось слушателям и самим пранкерам развлечением, но уже на заре нулевых началась зарождаться субкультура. В 2003 году я создал сайт «Пранк.ру», который объединил частные случаи розыгрышей и их слушателей. Тогда была сильная новосибирская команда, «Третья мировая война» — они практически одни из первых. Затем появились свои мемы, пошли звонки звёздам, а затем и политикам. Классический хулиганский пранк остался в интернете, но мы двое давно решили сконцентрироваться на общественно-политических вещах.
На чём стоит русский сегмент YouTube и какая у него связь с пранк-культурой?
YouTube был каналом распространения пранков с момента его существования. Но слушать – это не значит смотреть. Поэтому народ выбирает то, что ему хочется смотреть. Нас там можно услышать, хотя чаще мы цитируемся через федеральные СМИ. Как видеоблогеры мы сейчас делаем своё шоу на YouTube, чтобы нас ещё можно было смотреть. Но это уже не пранк. Это общественно-политическое шоу для молодёжи, и мы только начали новую карьеру. Мы сами его делаем, вложили свои деньги и будем выходить на самоокупаемость, продавая рекламу.
Видеоблогеры появились как субкультуры — как панки, байкеры, те же пранкеры.
У них свои точки зрения, но сейчас есть внутренняя солидарность, что есть «зашквар», а что не «зашквар».
Всё равно это переросло в какую-то тусовку, и появилась предвзятость.
У вас ещё шоу на НТВ выходит. В чём для вас отличия в работе с блогами и с классическим шоу на телевидении?
Совершенно две разные вещи. В плане редакторской политики, самоцензуры, языка и всего остального. На каждом федеральном канале есть свои рамки, которые нельзя переступать. Есть графики – чёткие, конкретные, которые нужно соблюдать, когда ты выпускаешь шоу. Подготовка и бюджеты невидеоблогерские совершенно – большие. А на YouTube ты сейчас можешь без особых затрат сделать то же самое — качественный продукт, который будет интересен. Аудитории у них разные.
А вообще где сейчас место пранка в публичном пространстве?
Мы были в сегменте пранка единственные. Одна наша запись охватывает порядка двух-трёх миллионов. На YouTube, может, и меньший охват, но подключаются федеральные СМИ, газеты, интернет-издания, как ваше. Это делают два человека. Не сто.
Эффективно или нет — судите сами: два человека – два миллиона людей охват. А заказы мы не делаем, как эти «Фабрики троллей». Всё делается от души.
К примеру, культура видеоблогеров пришла к нам с Запада, с пранком то же самое?
Пранк-журналистика – термин, который, к сожалению, был изобретён не нами изначально. Первыми были пранк-журналисты в США. Профессиональные журналисты, например радиодиджеи, которые звонили и президентам, и всем остальным.
Во-вторых, в Америке был свой дуэт «Лексуса и Вована». Но они занимались именно хулиганскими звонками частным лицам, разговоры записывали и распространяли на CD-дисках.
Pranknet основан в 2000 году в Онтарио
И было сообщество Pranknet уже после 90-х, они причиняли ущерб – звонили в отели и другие организации под видом спецслужб, призывали к каким-то действиям, манипулировали. Это закончилось уголовными преследованиями. Но между американским и российским сообществом почти не было контактов.
Сейчас популярны баттлы — научные, рэп и другие. Были ли пранк-баттлы?
Пранк-баттлы были. У нас раньше точно так же выставлялось на обозрение: кто лучше, кто хуже, номинации делали. Конкуренция была. Это не ново: конкуренция в любой культуре есть. Вот и в рэпе баттлы появились.
На нашем шоу на YouTube тоже устраиваем баттлы. В формате дискуссий.
Первый выпуск у нас был с Виталием Милоновым и рэпером Птахой, где они дискутировали на тему «Рэп — это музыка помоек или нет?»
И в этом баттле, кстати, никто не победил. Оба были хороши.
Был ли интерес научного сообщества к пранку?
Был. Один учёный, специалист по фольклору в московском институте культурологии защитил кандидаткую на эту тему. Кто-то писал диплом. В Петербурге мы были на презентации, подошла девушка и сказала, что пишет диплом по нам. Мы ей книгу подарили. Это действительно интересно. Субкультура, у которой свои признаки есть.
Вы не хотели сделать фильм на основе пранка?
Документальный – какой смысл? Про нас сделали много документальных фильмов уже на телеканалах. Мы хотим на основе нашей книги сделать художественный фильм. Вот сейчас есть хороший фильм – «Спящие». Я смотрел несколько серий, мне он очень понравился. Вот можно сделать точно такой же по мотивам нашей книги, не хуже даже. Предложить Фёдору Бондарчуку.
О чём ваша книга — о телефонном хулиганстве?
Книга «По ком звонит телефон» – это наша история и биография.
Там есть ответы на вопросы, которые нам задают регулярно: зачем мы это делаем, откуда взялись и кому звонили.
Там мы разбираем самые громкие моменты, упоминаем какие-то подробности, которые никогда не публиковали. В книге есть детали этих разговоров, характеристики каждого персонажа. Название и сам текст завязаны на персоналиях – от Михаила Горбачёва до американского сенатора Маккейна.
Тираж книги сейчас — семь тысяч, плюсом ещё три тысячи придёт. Десять тысяч экземпляров – это очень хороший по российским меркам тираж. Просто для примера скажу, что какой-нибудь Коржаков, который пишет про Ельцина и входит в лидеры продаж, читаемый, тоже 10 тысяч. Вот те, кто читает Зыгаря, даже кто Старикова читает – им будет интересна и наша книга.
Подпишитесь на нас в Telegram
