Владимир Степанов – известный художник-график, работающий на протяжении почти 50-ти лет. Окончив электроэнергетический факультет НЭТИ и поработав несколько лет на заводе, он резко переменил профессию и нашел себя в художественном творчестве. Осваивал профессию художника-карикатуриста самостоятельно, работая сначала ретушером, а потом художником в редакциях новосибирских журналов и газет. Владимир Григорьевич является участником и призером множества международных выставок в России и за рубежом. Его работы находятся в музеях Ирана, Польши и Болгарии, а также в многочисленных частных собраниях и галереях.
Владимир Григорьевич, вероятно, интерес к рисунку проявился у вас еще в детстве?
Нет, гораздо позже. Детство я провел в Киргизии, на озере Иссык-Куль. Это исключительно красивое место! Озеро громадное, окруженное голубыми горами. Зимой выпадал белоснежный снег, но озеро не замерзало. Мама моя была бухгалтером. Отца-танкиста ранило на войне, он держал пасеку, работал в ДООСАФе. Школа была очень хорошая. Учителя, за немногим исключением, были русские. В классе учились сын секретаря райкома партии, дети директора школы и также дети учителей. Учеба давалась легко — память была хорошая, и все запоминалось с первого раза. Много читал. У меня родители простые были, нами не очень занимались. Хотя оценки были хорошие, но что касается речи, то ударение, правильное произношение некоторых слов – на это не обращали внимания. Что жаль. Недавно читал стихи и удивился, что у Беллы Ахмадулиной ударение неправильное. Потом в себе засомневался и проверил. Думал рАструб, а оказывается растрУб, ударение на последний слог.
Родители работали все время. Они со временем купили небольшой двухкомнатный домик, потом всей семьей его достраивали. Еще три комнаты достроили и крышу. Делали саманные кирпичи, которые сушили на солнце. Из этих кирпичей строили, потом обивали дранкой и штукатурили смесью песка с цементом. Матушка у меня невысокого роста была. Вот она эти кирпичи таскала носилками на пару с отцом. У нее руки не выдерживали тяжести. Чтобы мама не роняла носилки при носке, отец привязал к ручкам ремень, который принимал тяжесть груза матушке на плечи, вроде хомута. Мы с сестрой еще были маленькие, наемную силу тогда не использовали, да и денег не было.
Почему при поступлении выбрали НЭТИ?
Когда мы с друзьями приехали в Новосибирск, то сначала пошли подавать документы в Институт водного транспорта, но там не понравилось общежитие, в НЭТИ оно было лучше, что и было решающим. На первом курсе учеба давалась легко, но особого энтузиазма к учебе у меня не было. Интенсивно овладевать знаниями практиковал преимущественно перед экзаменами. Считаю, что так «посадил» себе память. Вспоминается институтская столовая. Когда я приехал в Новосибирск, то был маленького роста – всего 156 см. В столовой женщины принимали меня за ребенка и подкармливали. В результате за год я вырос на 18 см.
Когда пришло желание сменить профессию?
Когда после окончания НЭТИ я стал работать в диспетчерской службе на заводе им. Кузьмина. Работа казалась скучной. Я уже как-то рассказывал, что однажды ранним утром, собираясь на работу и стоя на остановке в ожидании трамвая, я представил себе, что вся моя последующая жизнь уже предопределена. Что буду из года в год ездить по этой дороге на службу, что ничего интересного уже не случится. Очень испугался, и это способствовало тому, что я решился на перемены.
И стали работать для новосибирских изданий?
Да, я работал много для газет и журналов. Начинал с ретуширования, потом художником. Подчас приходилось работать очень интенсивно. Например, когда я работал в газете «Континент Сибирь», то мне звонили из редакции, например, в 4 часа дня, а в 6 нужно было уже придумать сюжет рисунка и нарисовать. Если бы мне сказали о таких сроках в ту пору, когда я начинал работать, то это было бы немыслимо, а к тому времени, как стал работать в этой газете, то это было привычное дело!
Запомнился генеральный директор журнала «Эксперт Сибирь», поскольку он предоставлял самостоятельность сотрудникам. Считал, что, если ты художник, то лучше других знаешь, как надо, и никто не может тебя корректировать. Тогда у тебя самоцензура, и ты рисуешь так, чтобы не ударить лицом в грязь, чтобы никто не сказал, что ты сделал плохо. А мозги уже были отточены так, что ты уже улавливаешь связи, что-то конструируешь. Должно быть то-то и то-то. Иногда как инженер конструируешь. У меня есть записная книжка с идеями и рисунками – иногда помогала.
Что помогало творческому росту?
Работа над собой и общение. Например, я с большой теплотой вспоминаю творческие дачи. Это был показатель отношения государства ко всем творческим союзам. Творческие дачи были расположены в красивых местах: в «Доме художников» в Дзинтари в Юрмале, в ДТ «Челюскинская» недалеко от Москвы, в Доме творчества и отдыха художников «Сенеж» на берегу чудесного Сенежского озера. Заезжали на творческую дачу на два месяца, в конце срока нужно было сделать выставку работ – отчитаться о проведенном времени. Выставку принимала комиссия, и если ты не мог отчитаться, то в следующий раз тебя не приглашали в Дом творчества. Все было за счет государства: проживание, питание, инструментарий, нередко также проезд и медицинское обслуживание. Человек приезжал и в тишине и спокойствии творчески работал.
Сатириков (художников-графиков) было мало. Вот нас набралось в первый заезд 30 человек. Я из Новосибирска, из Свердловска два человека, а остальные – Москва, Ленинград, Ростов, Пермь, Псков, Волгоград, Сочи, один человек был из Челябинска. Мне на ту пору было лет 35. Большинство было примерно такого же возраста. А более старшие графики, такие, например, как Евгений Гуров, заслуженный художник России, или Евгений Шукаев, бывший главный художник журнала «Крокодил», рассказывали. Они столько рассказывали и показывали! Например, Шукаев. Он вешал на стену лист агата 60 на 50 см. и показывал, как рисовать. Причем, показывал в остроумной форме. Так, он нарисовал линию, закорюку какую-то, и предложил: «Давайте рисовать женщину, обнаженную женщину». Уникальный художник был, по этой линии никто из нас и не думал, как получится женщина. У меня где-то этот рисунок есть. Мы ему вопросы задавали, советовались. Он с удовольствием объяснял. Мы запомнили его уроки на всю жизнь. Например, объяснял, как паспарту делать из тонированной бумаги. Ведь тогда не было таких материалов как сейчас, той же тонированной бумаги не было. Шукаев же говорил, что 50% успеха работы зависит от ее оформления.
В Дзинтари жили в большом пятиэтажном Доме художников. Приезжали туда не только работать, но и лечиться. Первый и цокольный этаж – были медицинские кабинеты. Поскольку это была графическая дача, то тебе выдавали номер метров 12 квадратных, стол. Ты покупал графические принадлежности. Мы делали плакаты и карикатуры. Нас возили на экскурсии по городу, по музеям, по окрестностям. Это все, как и питание и проживание и лечение, бесплатное. А для членов союза художников и проезд был бесплатный. В Дзинтари питание было как в ресторане – ты садишься за столик, что-то заказал, и тебе официанты приносят еду. Это такая малость, но в то время это нас просто поражало.
«Челюскинская» – это вторая остановка после Мытищ по ярославскому направлению. Там было 30 мастерских – комнатки тоже по 12 кв метров. Я там был трижды. Однажды был заезд в мае. Там уже все цвело, а в Новосибирске еще листики не распустились. Особенно хороши были липы, такой одуряющий запах был. Ко мне где-то через полмесяца приехал в гости Миша Паршиков. У меня комната на втором этаже была. С одной стороны балкона сосна, с другой липа, солнце печет, птички поют. Мы вышли на балкончик. Он говорит: «Не завидую я тебе». Я глаза округлил, а он: «Как можно в такой атмосфере работать? Ведь на улицу тянет». Челюскинская дача имела все необходимое оборудование для производства литографий и офортов. Для офорта – лак, кислоту и керосин – все давало государство. Станок для печати – тоже. Офорт непростая техника. Из нашего заезда только двое, включая меня, его освоили.
«Сенеж» –это двухэтажное длинное здание, лес и озеро. Я там был раза два. Там ели такие высоченные, громадные, лапы до самой земли. Такие вот рисовал Билибин. Мощные ели. Когда я там жил на первом этаже, то стал обливаться холодной водой. Утром выйду, принесу два ведра воды, разденусь, перелезу через балкон, обольюсь. А потом озеро замерзло. Я помню вышел утром набрать воды. Лед, сплошной лед! Мне воды нужно набрать, я пяткой стал долбить, два тазика начерпал. А когда я долбил лед, то кусочки льда образовались. Кусочек выпрыгивает на лед и летит. Я тогда взял эту ледышку и как блинчик пустил. Эта ледышка летит и поет, трется о лед и поет. Я стоял заворожённый, смотрел и слушал. Подошел мужик, тоже стал смотреть, а я все бросал. Потом я собрался уходить, а он и говорит: «Молодой человек, спасибо! Я получил большое удовольствие».
В Новосибирске в 1970-1980х годах был большой интерес к плакату и карикатуре. Были ли какие-то объединения художников-графиков?
В 1980-м году у нас возник клуб карикатуристов «Ядро Мюнхгаузена». Туда входили Сергей Мосиенко, Михаил Паршиков и несколько других художников. Меня выбрали председателем. Мы работали на издания «Эко» Сибирского отделения Академии Наук, «Вечерний Новосибирск», «Молодость Сибири». Мы дружили, друг друга понимали с полуслова. Людей очень связывает общее дело. Эта дружба сохранилась до сих пор. Клуб продержался около 10 лет. Мы участвовали в разного рода конкурсах, в том числе и международных, и получали награды. В 1990 мы сделали выставку «Чушь». Там Мосиенко выставил три плаката на тему наших первых секретарей. Нарисовал Брежнева – он в цирке на велосипеде, а велосипед как циркулярная пила. Брежнев едет и сам себя этим колесом пилит. Хрущев как укротитель мозгов, Сталин как хирург ... Плакаты были смешные, но пришли из обкома партии «кураторы» и заставили снять эти работы, несмотря на то, что уже была гласность.
Я знаю, что много работаете как художник шаржа. Кто ваши заказчики?
Да, последние годы я много работаю как шаржист – рисую шутливые портреты, которые заказывают в качестве оригинального подарка. Нарисовал уже около пятисот, и у каждого шаржа своя история. Например, когда Пьер Ришар приезжал в Новосибирск и выступал в кинотеатре «Победа», то мне заказали шарж. Ришару потом вместе с шаржем подарили атрибут — валенки, и он тут же их надел. Надеюсь, что шарж у него дома. Недавно был заказ сделать портрет владельца ресторана, который сам прекрасно готовит, а также любит путешествовать. У него, в частности, очень вкусно получается ростбиф. Я его так и изобразил, что у него в руке ростбиф, а под мышкой земной шар как мячик. Иначе говоря, «весь мир в кармане». Есть и большие проекты. Вот книга, выпущенная к юбилею компании «Сибтехэнерго». Заказчики хотели получить альбомы с комплиментарными шаржами шестидесяти сотрудников компании. Понадобилось полгода, чтобы выполнить все шестьдесят экземпляров книги, состоящей из шутливых портретов с надписями.
Как вы работаете над шаржем?
Человеку, например, хочется иметь шарж, который бы грел его душу. Можно быстро нарисовать, человек будет узнаваем, но шарж все равно будет недоработан. Я же не машина, не сразу могу. Ты нарисовал, и видишь, что есть какие-то огрехи. Ты рисунок уже потом дорабатываешь. Можешь цвет внести — цвет придает солидность, законченность. Как сказал один мой приятель: «На что мне этот рисунок? Похожесть? Так я могу в зеркало себя увидеть. Вот если бы он был нарисован определенным стилем, чтобы там была графика, которой бы я наслаждался. То есть я не собой любуюсь, а рисунком...». Я с ним полностью согласен. Нужно, чтобы мастерство было видно, а это за пять минут не сделаешь.
Вы упомянули конкурс «Сатирикон» в Польше. Сейчас возникает много новых конкурсов карикатуры. Насколько они интересны?
Если раньше карикатурой занимались более-менее профессиональные люди, то сейчас такой конкурс может организовать любой, лишь бы деньги были. А квалификации часто у этих организаторов нет. Жюри тоже неквалифицированное и присуждает призы работам незаслуженно, потому что не видит, что работы неоригинальны. Художник может даже об этом сам не знать, что это было уже сделано много раз. Например, художник Игорь Воробьев году в 1965м нарисовал: стоят два человека друг около друга. Один показывает куда-то и смотрит, и другой так же. Внизу нарисована шестерка. Один видит ее как 6, другой как 9, и оба правы. Такие картинки – это классика! А таким сюжетам, но нарисованным другими художниками, сейчас призы дают.
С вашей помощью в Сургуте несколько лет проводились конкурсы карикатуры. Расскажите, пожалуйста, как это произошло?
Директор Сургутского художественного музея Светлана Круглова и ее заместитель Лилия Кашенцева приехали в Новосибирск с целью познакомиться с художниками и сделать выставку сибирских художников в их музее. Они зашли ко мне. Когда я им стал рассказывать и показывать, то они заинтересовались. Я им в шутку предложил: «Вот бы у вас организовать конкурс». Они спрашивают: «Это возможно?» Я говорю: «А почему нет?» Для этого нужны деньги, и люди, которые будут этим заниматься. Директор говорит, что деньги она найдет, и люди есть, только им нужна помощь в организации. Я согласился помочь. Мы потом каждый день созванивались и списывались. Колоссальная работа была проведена. Я объяснил, что пошагово нужно сделать, нашел им адреса художников со всего света. У меня было каталогов штук 300. Они напечатали приглашения, отправили. Теперь, говорю, ждите. Они переживали: пришлют, не пришлют картинки? Я говорю, не бойтесь. Как правило шлют работы в последние дни. Даже конкурс закончится, а будут слать. Потом стали приходить прекрасные картинки, и они успокоились.
Открытие первого Международного форума визуального юмора «КАРИКАТУРУМ» в Сургуте в 2002 году было самым лучшим открытием выставки, которое я наблюдал. У них прекрасный холл, туда понаставили стульев, народу было человек 150. Театральное представление было полтора часа, потом все вышли в фойе, в котором было открытие выставки. Вышел мэр, сказал речь. Потом Светлана тоже сказала речь, а от художников вышел Сергей Тюнин – один из наших самых известных и талантливых карикатуристов. Директор закончила речь и сделала знак, о котором знал только Тюнин. По знаку Светланы с потолка падает бутылка шампанского. Сережа знал, что она упадет, но он прозевал этот момент. Падает бутылка, народ ахает. Сергей понял, попытался схватить бутылку, но промахнулся. Я думаю, сейчас шарахнет, пол был мраморный. А бутылка оказалась на резинке, она до пола долетела и вверх. Сережа ее тут поймал, пробку открутили, разлили. Это вот один момент, а сколько еще всего было. Это был действительно праздник. Потом немного короче были открытия, но все равно всегда было очень тепло. Придумывали всегда что-то новое.
По условиям конкурса приглашали только победителей – первые призы. На первом конкурсе были первые три приза и еще 18 специальных призов. Директор договорилась с организациями, они учредили свои призы в 300 и 500 долларов. И всех призеров пригласили. Не все, конечно, приехали, но большинство приехали. Светлана сумела найти 200 тысяч долларов на проведение первого конкурса. Участники, которые приезжали, писали, что более красочного открытия они не видели.
В условиях конкурса было условие, что картинки могут быть использованы для популяризации конкурса карикатуры. Конечно, не в коммерческих целях. Они остаются в собственности музея, в хранении. Первый раз им прислали 1600 картинок. Сотрудники по музейным законам все описали, архивировали. Сделали каталоги. Потом подобрать картинки для какого-то события или выставки было несложно. Директор потом подсчитала примерную стоимость этих конкурсных работ. На Западе они стоят в среднем 1000 долларов каждая. Светлана посчитала по 300 долларов за работу. Получилось примерно 2,100,000 долларов. То есть пополнили коллекцию музея на такую сумму.
Я им предложил такую идею. У вас тысячи картинок. Вы наметили, например, тему лицедейство, вам прислали полторы тысячи картинок. Вам прислали не только лицедейство, там можно набрать картинки и на такую тему, и на другую. В общей сложности у них собралось 7000 картинок. Из этого количества можно на любую тему сделать небольшую выставку из 100 картинок в больнице, в аэропорту, да где угодно. Вот они в больнице несколько выставок сделали на разные темы в качестве спонсорской помощи. Больные не могут в музей прийти, так музей сам пришел к ним в больницу. Мэрия тоже была заинтересована в этом. Музей каталоги выпускал. Это был бренд Сургута.
Подпишитесь на нас в Telegram
