Памяти Кехмана

Итоги завершившегося театрального сезона на новосибирской сцене специально для Сиб.фм подводит театральный критик Виктор Вилисов.

Новосибирский театральный сезон кончился положительными новостями для всей российской театральной общественности, как минимум, в либерально-демократическом её изводе: окончательно решён вопрос с декретным отпуском Владимира Абрамовича Кехмана. Традиционные ценности в виде новорождённого вкупе с делом о банкротстве перевесили сомнительное искусство (знаем мы про ваших балетных танцоров), и генеральный директор Новосибирского театра оперы и балета теперь может называться бывшим.

Министр Мединский связывает с именем Кехмана увеличение доходов театра в полтора раза, равно как и увеличение посещаемости и ремонт, но никак не связывает значительное ухудшение репутации, блёклость репертуара последних лет и спектакль Иркина Габитова.

Текст, представленный ниже, не претендует на полноценные итоги театрального сезона в Новосибирске, а только обозначает самые интересные и выразительные спектакли, представленные за прошедший сезон в новосибирских театрах. Удобства ради мы поделим этот текст на четыре подглавки, каждая из которых посвящена конкретному театру Новосибирска. В память о наследии Владимира Кехмана с НОВАТа и начнём.

НОВАТ
«Пиковая дама. Игра», Вячеслав Стародубцев

В антракте на премьерном показе этого спектакля теперь уже не только главрежа новосибирской оперы, но и исполняющего обязанности гендиректора, пожилая женщина в цветочном юбочном костюме вышла в фойе, села, попросила пододвинуть ей стол, принялась что-то писать, а потом возмущённо заговорила: «Всю „Пиковую даму“ поломали: ничего нет, ни декораций, ничего.

Зачем „Пиковую даму“ ломать? Никто на этот спектакль больше не придёт».

«Пиковая дама» — опера П. И. Чайковского в трёх действиях, семи картинах, либретто П. И. Чайковского по мотивам одноимённой повести А. С. Пушкина

Это не помешало ей пройти в зал на второй акт и вроде бы даже хлопать.

Формально женщина права, и «поломали» — очень точное слово, потому что Вячеслав Стародубцев фактически осуществил деконструкцию визуального языка, которым обычно принято рассказывать эту оперу. Режиссёр не занимался актуализацией, а интерпретационные механизмы минимальны: Чайковский, мол, писал оперу во Флоренции, отсюда такая концентрация дель арте в костюмах и общей интонации.

Чистая бессмысленная красота интересует Стародубцева, и тем самым он ускользает от двух магистральных тенденций в оперной режиссуре — интерпретационного драматизма, свойственного современным европейским режиссёрам, и топорной музейной реконструкции, которой обычно занимаются оперные театры в российских регионах, — таких спектаклей полно, кажется, и в НОВАТе. Спектакль использует радикальный визуальный язык: полнейший минимализм, на сцене почти ничего нет, а появляющиеся объекты как бы врезаются в пространство своей абстрактной неуместностью.

Очевидно, что к такому не были готовы возрастные почитатели прекрасного.

Работа со светом и тенью, а также с оформлением сценического пространства в этом спектакле вообще отсылает к творчеству Боба Уилсона, что вкупе с формалистичностью игры перформеров выводит этот спектакль на среднеевропейский уровень.

«Пер Гюнт», Эдвард Клюг

Это не оригинальная постановка новосибирского оперного театра — балет по Ибсену и Григу словенский хореограф с мировым именем уже ставил у себя в Мариборе, а также в Латвии. Несмотря на это, сам факт того, что современный балет в исполнении новосибирских танцовщиков встал в стены НОВАТа, уже поразителен.

Открытие Новосибирского театра оперы и балета состоялось 12 мая 1945 года

Приличные современные российские режиссёры и хореографы при Кехмане объявили театру негласный бойкот, ну а Клюг далёк от всех этих дрязг — вот и приехал. Чтобы адаптировать балет к большой сцене новосибирского оперного, был несколько расширен комплект исполнителей. Это придало спектаклю эпический размах. Автор этого текста не знает, как восприняли «Пер Гюнта» зрители, но в условиях стремительно провинциализирующегося репертуара постановка этого балета в этом театре — событие действительно грандиозное.

«Глобус»
«ПослеЗавтра», Дмитрий Егоров

Режиссёр взял двенадцать названий из наследия Рэя Брэдбери и склеил из них добротную антиутопию. Ставить антиутопию в 2016 году, тем более вот так откровенно, по Брэдбери, — сомнительного вкуса затея, однако спектакль получился крепкий, очень американский по интонации и вообще такой, каким и должен быть классический спектакль по классическим текстам. Драматическая канва постановки сдобрена эффектами — чисто техническими, не постдрамой, — художник по свету хорошо постарался ударить зрителя по голове и оставить впечатление.

Спектакль вообще отчаянно хочет оставить впечатление, чему мешает возникающий стыд от форсированности игры некоторых актёров.

Но это всё ничего: комическая сцена в конце и ощущение плотно проведённого времени. Хочется только спросить режиссёра Егорова, живущего в России 2010-х: почему в спектакле развевается американский флаг и вообще действие происходит «где-то там»? Потому что так в тексте написано? Ну, верность источнику — это хорошо, а режиссёрское право неприкосновенно. Судя по смеху зрителей в зале, всем и так понятно, что это — про нас.

«Красный факел»
«Процесс», Тимофей Кулябин

Работы Кафки были под запретом при нацистском и советском режимах, а также в независимой Чехословакии

Новый спектакль Кулябина по Кафке называют автобиографическим — из-за отчётливой авторской позы внутри ситуации Йозефа К., столкнувшегося с абсурдным государством. Спектакль, долженствующий оставлять зрителя в ужасе или поражении, оставляет его, кажется, только в скуке: режиссёр потонул в тексте, и ничего, кроме текста и зычных переходов между ним, в этом спектакле нет. Предельно странный выбор актёра на главную роль: Антон Войналович как бы заново проигрывает всю историю русского психологического театра, кидаясь из угла в угол, хватая себя за волосы и переходя от яростной интонации к шёпоту, лёжа на полу.

Выглядит всё это крайне нелепо.

Однако же спектакль уже успели повозить по фестивалям, и в комментариях на страницах анонсов показов благодарные зрители с ошибками пишут, что всё-таки окунулись в кафкианский кошмар.

«Иллюзия», Филипп Григорьян

Судя по всему, Новосибирск и его какая-никакая театральная общественность всё ещё не поняли, как страшно им повезло с этим спектаклем. Визуальный театр в России существует в зачаточном состоянии, по-настоящему этим занимались всё это время разве что Андрей Могучий и Дмитрий Крымов, да и то — в вариации арте повера; в последнее время в эту волну влились ещё и спектакли Бориса Юхананова, однако там всё сложно. Григорьян же в театре — чистый художник, его интересует только эстетика и, как он сам в личной беседе сформулировал, «жир», который выражается в китчевой игре актёров и изводе мизансцен. И вот теперь спектакль Григорьяна — в репертуаре новосибирского театра. Он ярчайшим образом выделяется на фоне остальных премьер — ну просто по первому своему визуальному слою.

Это такой театр о театре, спектакль о спектакулярности и об иллюзии,
красоте и метаморфозах.

Если мы хотим культурной децентрализации в России, то это — один из тех шагов, которые её приближают; если и приезжать в Новосибирск из центральной части России — то вот хотя бы на спектакль Григорьяна.

«Старый дом»
«Я здесь», Максим Диденко

Спектакль по карточкам Рубинштейна целиком вырос из прошлогоднего единожды показанного перформанса, поставленного этим же режиссёром в этом же театре. Интересно, что Диденко сделал не вполне характерный для себя спектакль: он, как и предыдущие его работы, имеет отношение к физическому театру, однако здесь тела перформеров существуют в каком-то медитативном темпе и замкнутом пространстве. Есть подозрение, что разница выходит из того, что раньше Диденко делал физический театр про свободу (например, его недавний «Цирк» в Театре Наций или «Земля» в Александринке), а здесь попытался сделать физический же театр про несвободу.

На премьерном показе, где присутствовал Лев Рубинштейн, зрители выходили, кажется, штабелями — это очень понятно, в спектакле много моментов, которые погружают в дискомфорт непонятной природы.

Но ничего — с Марталера тоже уходили, да ещё как.

Важно другое: это, кажется, первый политический спектакль если не на российской, то на новосибирской сцене точно, в котором ничего не говорится, не посылается никакой месседж, потому что и так всё понятно. Диденко как бы вышел к Кремлю с чистым листом.

«Перед заходом солнца», Антон Маликов

Герхарт Иоганн Роберт Гауптман — немецкий драматург, лауреат Нобелевской премии по литературе за 1912 год

Надо сказать, что спектакль этот целиком слеплен из скуки. Взят вымороченный текст Гауптмана, который читать-то нелегко, не то что воспринимать в театральном эквиваленте — и вот он просто произносится группой актёров в постдраматической нейтральной манере почти три часа с антрактом. Не говоря уже о сомнительных с точки зрения вкуса приёмах вроде начала спектакля с увертюры «Парсифаля» Вагнера при закрытом занавесе, на который проецируется странная метаморфоза. Тем не менее спектакль этот заслуживает быть отмеченным здесь хотя бы своей неподъёмной сложностью. Есть сомнения, что сложность эта содержательная или продуктивная, но всегда полезно помучить такого рода спектаклями публику в регионах.

Марафон «Актуальный театр» — три эскизных спектакля по современной прозе:
«58-я. Неизъятое», Дмитрий Акриш;
«Зулейха открывает глаза», Талгат Баталов;
«Паразит» / «Злачные пажити», Юлия Ауг

Под руководством Павла Руднева и Оксаны Ефременко три российских режиссёра, ни разу в Новосибирске не ставивших, подготовили три эскиза с труппой «Старого дома» на тексты современных авторов. Самым выразительным, кажется, стал первый эскиз по книге воспоминаний людей, переживших ГУЛАГ.

Как минимум, это самый эффектный спектакль, который, конечно, можно обвинить в поверхностности и топорности приёмов.

«Зулейха открывает глаза» Баталова работает с ориенталистскими мотивами и прямо пересказывает одну из глав романа. Последний же эскиз, поставленный актрисой и режиссёром Юлией Ауг по двум фантастическим рассказам Анны Старобинец, отчётливо техничен: на сцене нет ничего, кроме стула, перформеров и камеры, которая в разных режимах производит онлайн-видео, проецирующееся на задник. К слову, именно этот эскиз в итоге доделали до полноценного спектакля и совсем скоро представят в Петербурге, после чего он войдёт в репертуар «Старого дома» — уже с нового сезона.